NEWS 2SWEET

Не было никогда у Иры папы и этот «дядя Федя съел медведя» тоже не папа. Однако ради мамы она с первых дней знакомства старалась держать свое недовольство при себе.
Не маленькая, уже одиннадцатый год, понимает, что маме хочется семью, хочется, чтобы за ней ухаживали. Так-то дядя Федя неплохой, молчаливый просто. Но чужой. Иру словно и не замечает. Зато не пьет, как отец у лучшей подруги Зины, что была ей даже сестрой троюродной.
А Федор словно и не замечал, что у его любимой женщины подрастает дочь. Принял как данность ее наличие и стал строить планы на дальнейшую жизнь, в надежде, что родит ему Женька своего родного сына, а то и двух.
Расписались они быстро и тихо, обменяли две квартиры на одну просторную, в которой у Иры появилась своя комната, и между отчимом и Ирой появился просто «худой мир», вместо «доброй ссоры». Пообедав после школы, Ира ныряла в свою комнату и старалась поменьше сталкиваться с мужем матери. Он с дружбой тоже не навязывался.
Когда у Евгении появилась тошнота по утрам и стало мучить головокружение, они даже все дружно обрадовались – беременность! Ира мечтала о братике, а Федор о сыне. Но случилось страшное, не новая жизнь зародилась, а болезнь поселилась инородной агрессивной плотью в головном мозге молодой еще женщины. Стала Ира сиротой уже в 11 лет. И путь ее лежал прямиком в детский дом.
Она еще не задумывалась о своей дальнейшей судьбе, придавленная страшным горем, когда услышала, как на кухне рыдает после поминок пьяненькая мать Зины и словно оправдывается перед Федором:- да взяла бы я ее к себе, все же Женька сестра моя двоюродная, не чужие. Но мы сами с Зинкой раз в неделю из дома бегаем, как мой шары зальет. Не потяну. А больше никого у нас из родни и нет.
Ира не хотела подслушивать, но так получилось, и из разговора она поняла, что приходили из опеки, что «изымают ее в детский дом», что в этих стенах большой и просторной квартиры, она потому, что отчим отстоял, выпросил несколько дней, в надежде найти родню Жени. Вот и разговор этот отсюда вытекает.
– Ира, поговорить надо – начал утром отчим, но замолчал, подбирая слова.
– Да, не бойтесь, говорите, я уже знаю, что нужно в детдом собираться.
-Я о другом. Если ты не против, то я хочу оформить опекунство над тобой, ведь мы с матерью были расписаны, говорят, что можно попытаться, но если ты сама захочешь. Я знаю, отец из меня никудышный, но не могу я тебя в детдом отдать. НЕ МОГУ. Может, попробуем? Ради Жени, попробуем. Наверное, смотрит на нас и переживает.
Она и не представляла, что взрослый мужчина может плакать. Особенно Федор. Он и на похоронах не плакал. Окаменевший был, да, но ни одной слезинки. А тут…. Подошла, обняла его и стала, как маленького утешать.
Все у них получилось. Кто кого поддерживал первые полгода, это еще вопрос, но время потихоньку лечит. Наладили быт, научились оба варить борщ и не только. Научились разговаривать друг с другом.
Не то, чтобы Ира невзлюбила отчима, просто не приняла. – 964480973130
Правда Федор собеседник был немногословный, но Ира привыкла. Помимо благодарности, она стала испытывать и уважение к отчиму. Мужик он был справедливый. Не раз заступался за нее во дворе, пытался как-то ее радовать в мелочах. То мороженку после работы принесет, то два билета на премьеру кино им с Зиной купит.
Иногда забегала тетя – что помочь, подсказать, разобраться со счетами, квитками за квартиру. Частенько приходила с ночевкой Зина. Боль стихала. Стали жить. Федор ходил на собрания в школу, оставлял часть зарплаты на общее пользование и никогда не спрашивал отчетов. Ира старалась не подводить его. Но никогда не называла его папой, ни в глаза, ни за спиной, понимая, что для него она чужой ребенок.
Не сама пришла к такому выводу, а нашлись «добрые люди» – просветили «сиротку», жалея слащаво.
Когда ей исполнилось 14, Федор опять решился на тяжелый для обоих разговор. На этот раз, он спрашивал ее мнение по поводу своей женитьбы. На работе незаметно у него стали строиться отношения с одной женщиной, и еще – у них будет ребенок.
– Я бы ушел к ней жить, но ты еще не можешь оставаться одна. Да и опека набежит. А вдвоем к ней тоже не вариант – тесновато будет. У нее лишь комната в служебном доме. Но если я приведу ее сюда, как думаешь – уживемся?
Внешне ужились. Лида ходила по дому, как важная гусыня, лелея свою первую беременность, Федор повеселел, а Ира старалась сглаживать все возникающие конфликты. К ней почему-то так и не пришел сложный подростковый период. Наверное она сразу повзрослела с уходом мамы. А вот Лида…
Ира многое списывала на ее беременность и не рассказывала Федору, как сползает улыбка с лица его жены, когда за ним закрывается дверь. Как всем своим видом она показывает Ире, что теперь хозяйка она, а Ира никто. И это «никто» по недоразумению, по глупости Федора мешается у них с мужем под ногами.
Поняв, что Ира ничего Федору передавать не собирается, она уже не только видом, но и словами открыто это ей стала говорить. Раздражала ее чужая дочь, чужой ребенок.
И опять помогла старая тактика. Поменьше попадаться на глаза. Федор долго был в неведении, но когда родился их с Лидой сын – Стаська, то стал догадываться, что Ире непросто в их семье. Лида уже и Федору стала напевать, что чужой ребенок ей мешает. Ну и что, что несколько квадратных метров ей в этой квартире принадлежат? Выплатим ее долю к совершеннолетию, и пусть живет своей жизнью, – пела она ему. А сейчас о ней государство должно заботиться, а не мы – чужие ей люди.
Федору сложно давались возражения, он действительно с молодости был неразговорчивый. А Лиду переговорить вообще было трудно. Однако нашел аргумент попроще – стукнул кулаком по столу и сказал. Прекрати. Никогда больше не хочу слушать подобное.
А Иру позвал в ближайшую субботу навестить Женю. Убрались там, покрасили оградку, цветы пересадили. Посидели молча, и снова словно сблизились, как в первые полгода, что были заполнены горем и болью.
– Ничего, Ириш, все уладится. Ты потерпи. Скоро Стас в садик пойдет, Лида работать начнет, некогда ей будет дурью заниматься.
Но Лида стала с другого края действовать. Под предлогом слабого иммунитета Стасика запретила приглашать в дом Зину. А ее мать она давно уже отучила забегать к ним по-родственному. Взяла в руки все финансовые вопросы. Не было у Иры уже доступа к общим деньгам. Приходилось просить у Лиды даже на самое необходимое, о чем девочки стесняются вслух говорить.
Она не жаловалась Федору, не хотела быть причиной их ссор. Ей искренне нравилось то, что отчим повеселел, что снова заблестели его глаза. Она видела, как он любит сына.
Однажды Федор нечаянно узнал, что Ирина не питается в школе. Она уже училась в девятом, часто оставалась на дополнительные занятия, еще занималась в стрелковой секции. И частенько до вечера была голодной. Карманных денег, чтобы перекусить, у нее тоже не водилось. С тех пор, как деньги из доступной шкатулки перекочевали в Лилин кошелек. Вернее, это уже была банковская карта.
Федора отчитала класснуха Ирины.
-Вы бы, Федор Ильич, поговорили с Ириной. Мода модой, но она же уже прозрачная! Скоро в обмороки будет голодные падать. А отвечать кто? Снова школа – снова недоглядели? Замучились мы с их диетами!
Когда до Федора с трудом дошло, что он упустил момент с деньгами, понадеявшись на жену, то корил себя и ругал Иру, что молчала.
– Ну, прости, дочка, тугодум я. Ну, а ты-то что молчишь? Ты знай – у тебя и счет свой есть. Я туда все опекунские складываю, и выплаты туда же все идут. Но знаешь, мы все же их трогать не будем. У тебя и учеба впереди, и свадьба. Я тебе просто карту открою и буду с зарплаты скидывать. Хорошо?
Ира толком и не слушала его, про деньги, про карту. Набатом в голове звучало – ДОЧКА. Неужели она и правда для него не чужая девочка, что он расстроился из-за нее. Не из-за Лиды, не из-за Стаса, а из-за нее?
Ох, и бесилась Лида, когда поняла, почему денег к ней чуть меньше поступать стало. Стала, то опекунские «в общий котел» требовать, то демонстративно причитать, что деньги словно в трубу улетают. Как она не экономит, отложить на отпуск не получается. А как иначе, если «эту» одевать, обувать и кормить приходится. А тут еще и деньги ей стал выделять!
– Так отпускные получу, и поедем в отпуск, проблем-то…
– Опять в дом отдыха ваш? Я к морю хочу!
В таких баталиях пролетело еще пара лет. Лида пыталась задеть Иру, Федор стеной вставал на защиту. Ирина страдала, зная, что является причиной ссор в семье.
Одно грело – они с Зиной мечтали окончить школу, найти работу и снять комнату на двоих. Отец у Зины совсем уже «слетал с катушек», уходил в недельные запои, стал тащить все из дома. И неясно даже было – кому из девочек живется хуже.
Но мечтам не суждено было сбыться. Зина выскочила замуж сразу после выпускного. Почти за первого встречного, не могла уже жить с родителями. У Ирины сменились планы – поступить туда, где будет общежитие стало уже ее целью. Федор хотя и не поддерживал эту идею, но понимал, что Ирине сложно с ними. Просчитывал уже варианты, как взять ипотеку для Ирины, но Лида сопротивлялась, как могла, настаивая на денежной компенсации.
– Что ей там положено-то из этой квартиры? И так на всем готовом выросла!
Решение пришло неожиданно. Федору в наследство досталась неплохая квартира в соседнем областном городе. Там как раз был и институт сервиса, куда Ирина втайне мечтала поступить, но считала, что ей «не по карману» платное обучение, а по желаемому направлению не было предусмотрено бюджетных мест. Да и общежития там не предоставляли.
Федор переписал свою наследственную полнометражку на Ирину, вручил ей и управление счетом, где накопилось достаточно, чтобы разом оплатить все годы учебы. Сам поехал с ней – помочь с заселением, с подачей документов. Нет, он действительно хотел помочь, но и еще была причина. Лида бесновалась, когда узнала, что наследство «уплыло» из ее рук. А он уже устал от ругани и скандалов. Поэтому неделька отдыха от жены была кстати.
Обошел всех соседей в подъезде, благо квартир там было не так уж много. Небольшой трехэтажный дом в уютном ЖК. Попросил «не обижать дочь, приглядывать». И это Федор, который в магазины-то ходил, только с самообслуживанием, чтобы лишний раз не разговаривать с продавцами!
– Повезло тебе с отцом, девонька, – говорили соседки, встречая Иру во дворе.
– Да, папка у меня замечательный, – соглашалась Ира.
На каждой свадьбе, есть трогательные моменты, когда сложно сдержать слезы. На Ирининой свадьбе этим моментом стал танец отца с дочкой.
Федор вообще заставил всех гостей понервничать в тот день. Невеста не хотела идти на регистрацию, пока не приедет отец. А у него встала машина на трассе между городами. Новую гнал, в качестве свадебного подарка. Не обкатана для такой дороги. Но обошлось, успел.
Все в жизни успел этот немногословный мужик…
/Автор: Татьяна Бро/

Маленькое сердечко совсем недавно родилось, и теперь прислушивалось к новым ощущениям. Оно слышало, как рядом ползают братики и сестрички, такие же маленькие, теплые, родные. Слышало их сердечки, их ровное биение. А у него что-то не получалось… не получалось ритмично биться, спотыкалось оно…
Вот его тельце вылизывает Мама, сердечку приятно, оно бьется радостно и часто. А вот его взяли теплые, ласковые руки, гладят, сердечко слышит голос- этот голос оно уже запомнило и знает, что это Хозяйка. Сердечко бьется чуть быстрее от нежных прикосновений и ласковых поцелуев. Ему надежно в этих больших, теплых руках.
Вскоре сердечко научилось видеть… О, как это было интересно и необычно! Сердечко увидело свою красивую Маму – овчарку, Хозяйку, чей запах и руки узнавало сразу и начинало восторженно биться, словно хотело сказать:- Я тоже тебя люблю, очень люблю!
Однажды сердечко замерло в испуге от чужих, жестких рук и страшного, громкого , низкого голоса… Этот голос говорил что-то нехорошее, сердечко это чувствовало, и замирало, начинало биться с перебоями, ему стало больно от этого чужого голоса…
-Хозяйка, дело, конечно, ваше, но этот щенок – выродок, его надо было утопить сразу после рождения. Это не овчарка, это крыса какая-то. Посмотрите- он не проходит ни по экстерьеру, ни по размеру, да и со здоровьем, похоже , у него проблемы. Избавьтесь от него, пока не поздно! А остальных я беру. Всех. Они пойдут в школу милиции. У вас отличная сука, я ее знаю – на выставке видел. Поэтому и пришел за щенками.
Сердечко съежилось от страха, стало крошечным, замерло… Что будет?
Щенок неподвижно лежал в ладонях мужчины- эксперта. Мужчина как-то брезгливо опустил малыша на подстилку, и пробормотал:
– Не жилец… Усыпите.
Что было потом- сердечко не помнило, оно почти остановилось…
… Теплый язык Мамы вернул малыша к жизни. Щенок жадно припал к соску.
Он слышал голоса, они спорили, женский голос не соглашался, мужской -убеждал…
Сердечко снова забилось быстро и радостно: рядом была Мама, значит, ничего страшного не произойдет, ведь Мама спасет, поможет…
– Малыш, хороший мой малыш! Ты не умрешь, я увезу тебя в деревню, к маме. Ты будешь жить у нее в доме, пить парное молоко, и поправишься, вот увидишь, непременно поправишься!
Ласковый голос Хозяйки успокаивал, теплые руки нежно гладили тельце щенка, и он уснул, расслабленный, сытый, и сердечко билось ровно, тихо, спокойно…
Дорогу в деревню щенок не помнил. Он так волновался, что исчезла его Мама, его куда-то везут, запахи чужие вокруг….Щенок так скулил, плакал, что ему стало плохо.
Сердечко очень хотело жить, оно было совсем юное, оно не понимало, почему у него что-то не так, оно не знало, куда и зачем везут малыша, оно отчаянно билось в теплой груди щенка, и верило, что ему помогут, очень верило…
-Ну, здравствуй, малыш! Давай знакомиться. Теперь ты будешь жить со мной, – спокойный, тихий голос, теплые, ласковые, как у Хозяйки, руки успокоили малыша. Сердечко радостно подпрыгнуло в его груди и успокоилось: малышу все нравилось на новом месте. Нравилась теплая подстилка, новая Хозяйка, вкусное молоко и мясо, такое мягкое и нежное, которое женщина скармливала ему с рук.
Щенок быстро рос, сердечко стало меньше болеть, и Хозяйка радовалась, глядя на резво бегающего по дому молодого пса. Сердечко из всех сил старалось жить, очень старалось. Оно стало большим, больше, чем надо, но об этом никто не знал… А оно в своем стремлении жить расширялось и расширялось, чтобы успеть выполнять все положенные ему функции.
Однажды ночью загорелся деревянный дом Хозяйки.
Выгорел коридорчик, и огонь подобрался к комнате, где спали женщина и собака. Молодой пес, учуяв запах дыма, тревожно залаял, его сердечко заволновалось, забилось быстро- быстро: оно почувствовало опасность.
Пес кинулся к постели хозяйки, стал тащить одеяло со спящей женщины. Хозяйка проснулась и побежала к двери, но дверь уже горела, дым стал заполнять комнату.
И тогда молодой пес, чье сердечко очень любило добрую Хозяйку, которого когда-то назвали ни на что не способным «выродком», разбежался, выбил своим телом окно, изрезав всю морду и грудь осколками стекла, и, выпав во двор, залаял, призывая хозяйку вылезти из дома тем же путем. Растерявшаяся женщина металась в задымленной комнате, но, услышав лай собаки, сообразила, что пес указывает ей путь к спасению, и вылезла через разбитое окно из горящего дома…
Сердечко билось быстро и испуганно: ему было больно от изрезанной морды, от сломанной передней лапы, от удушливого дыма, назойливо лезшего в чуткий нос…
Но одновременно оно и радовалось, зная, что любимый человек вне опасности.
Сердечко захлебывалось кровью, не успевая прогнать ее, куда положено, оно вдруг ослабело, затрепетало, стало останавливаться… Истончившаяся сердечная мышца не выдержала стресса…
Молодой пес, пошатываясь и хромая, подошел к женщине, посмотрел на нее каким-то грустным, угасающим взглядом, упал на землю…
Из пасти хлынула темная кровь, пес забился в судороге и затих…
Сбежавшиеся на тушение горящего дома жители деревни, понимающе смотрели на стоящую на коленях перед телом собаки женщину, которая, закрыв лицо руками, громко, в голос, выла по- бабьи, раскачиваясь из стороны в сторону.
Выла так, как выли женщины, получавшие в годы войны похоронки, выла так, как воют над телом умершего любимого человека…
Ее не интересовал догорающий дом, не волновало пропавшее добро, которое еще можно было спасти.
Она оплакивала маленькое, верное, и такое больное сердечко, которое ценой своей жизни продлило ее жизнь….
Которое, может быть, только для этого и родилось, чтобы, пожив совсем немного, спасти жизнь хорошему человеку…
Выродок- несоответствующий стандартам породы…
© Татьяна Лаин

В коридоре женской поликлиники на скамье сидела пожилая женщина. Рядом с ней сидела щуплая девочка, лет 15 – ти, в короткой юбке, из под которой торчали острые коленки. Бабушка привела внучку на аборт.
Бабушка всё время тяжело вздыхала. Внучка с испуганным взглядом озиралась по сторонам. Рядом с ней стоял пакет. Подошла девушка, лет 30, и присела рядом.
– Вы в этот кабинет?
– Да.. А скажите, это не больно?
– Неприятно, конечно, но там обезболят. Главное, что это быстро, минут 5 от силы, если срок маленький. Так говорят, я первый раз тут. Я и сама боюсь, если честно. И умом понимаю, ведь ребёнок ни в чём не виноват..
– Господи, вот же угораздило.. Понимаете, это моя внучка, учится в 9 – ом классе, и парень её обманул, бросил.. А она беременная. Он знать ничего не хочет про ребёнка. А нам что делать? Ей же школу надо закончить.. Родителей нет у неё, я сама её вырастила..Ох, горе – то какое..
– Ба, да хватит тебе уже, не рви мне сердце, и так тяжело.. Вон девушка сказала же, что не больно будет, раз, и всё..
– Ох, внуч, там же ребёнок у тебя, живой, а ты раз и всё..Дитё не виновато ни в чём, правильно девушка сказала. Знаешь что, вставай, пошли, ничего, вырастим. В войну вон рожали, и ничего. Справимся. И Петька твой не нужен, отец называется.. Вставай, бери пакет, пошли домой, нечего нам тут делать.
Девочка будто этого и ждала. Схватила пакет и пошла к выходу, бабушка вышла следом. Девушка, сидящая на скамье, улыбнулась, глядя им вслед, думая о чём – то своём..
Двадцать лет спустя
– Мама, я люблю его, у нас всё серьёзно, уж поверь! Дима хороший парень, у него большое будущее!
– Ну какое там будущее, если вы поженитесь.. Закончите универ, а там видно будет!
– Мам, нам по 20 лет уже, не маленькие. Свадьба учёбе не помешает, тем более, мы не будем тратить деньги, распишемся и всё, зачем нам эти условности. Поужинаем в ресторане с родителями Димы и его бабушкой и всё, с друзьями мы сами потом отметим. Дима бабушку очень любит, она его вырастила.
– Ох, Машка, ну чего не сделаешь ради любимой дочери! Надо же нам познакомиться с родителями Димы, сватами будем, как – никак..
– Пригласи их в гости, мам..
– Здравствуйте, проходите! Я Машина мама, Юлия. Садитесь за стол..
Глядя на Димину бабушку, Юле показалось, что она её где-то уже видела. Мама Димы, Аня, была очень молодой, выглядела чуть старше сына. В разговоре выяснилось, что родила она его в 16 лет, от одноклассника, который сначала отказывался от ребёнка, а потом вынужден был жениться на Ане, чтобы не сесть в тюрьму. На бумаге только они муж и жена были, не жили вместе, а потом и развелись.
– Вы знаете, Юля, стыдно признаться, но мы же хотели избавиться сначала от Димочки.. Анька ведь соплячка ещё была, какая с неё мать.. Родителей у неё не было, мать померла молодая ещё, а отец в тюрьме сгинул. Я её одна растила. И тут в подоле принесла.. Ну куда рожать, кому?
Когда пришли уже в больницу, ждали очереди на процедуру эту, девушка одна подошла. Тоже на аборт. Говорит, дети не виноваты ни в чём, и меня будто по лбу стукнули, разве ж можно дитя убивать невинного.. Это знак свыше был, чтобы остановились, и Димку сберегли.
Девушку ту сам Бог послал, видимо. Мы с Анькой ушли из больницы домой. До последнего она ходила в школу, закончила 9 классов, а больше нам и не надо было. Родился Дима, я с ним сидела, а Аня ходила в училище, выучилась на кондитера. Петька, отец Димкин, никак не помогал, и его родители тоже.
Ничего, справились. Анька потом за хорошего человека замуж вышла, дочку ещё родила. Печёт теперь торты на заказ, и неплохо зарабатывает. Вы не переживайте, если Дима с Машей поженятся, им есть где жить, квартиру им свою отдам, а сама к Ане переберусь. Вот такая история у нас.
Юля не верила своим ушам. Это были те самые бабушка с внучкой, которые ушли из больницы. Ведь благодаря им, она решилась оставить ребёнка, её любимую Машку..
После разговора с бабушкой тогда, ей вдруг стало спокойно, она поняла, что надо рожать, всё будет хорошо. Ребёнок был от женатого мужчины, который был её первой любовью. Жизнь развела их в разные стороны, и когда они вновь встретились, то он был уже женат. Только один раз у них была встреча, после которой она поняла, что беременна.
Семью ему она разбивать не хотела, о ребёнке ничего не сказала, решив, что не имеет права рожать, портить жизнь и себе и ребёнку.
Решившись на аборт, Юля уговаривала себя, что так будет лучше. Но бабушка с внучкой за 5 минут поменяли её мышление на эту тему. Если уж они справятся, то она и подавно. Она решила, что это знак свыше.
Юля ушла из больницы, вслед за ними. Беременность и роды прошли хорошо, родилась её единственная дочурка, самый любимый человек на Земле.
И вот их снова свела судьба. Только теперь по радостному поводу. Дети, которых могло не быть, собираются пожениться. Это-ли не знак судьбы?
Часто люди получают знаки свыше. Кто-то прислушивается, кто-то нет. Иногда бывает достаточно 5 минут, чтобы изменить свою жизнь. Например, решение оставить ребёнка, которого не хотели, не ждали. А потом жизни не представляют без этого ребёнка, и с ужасом думают, что его могло и не быть..
Всякое в жизни бывает, но если вы чувствуете, что совершаете ошибку, не спешите, ведь иногда 5 минут многое решают..
✍Заметки оптимистки

-Да, это я нашла их утром! – сбивчиво объясняла она следователю, который вел допрос – Пошла детям кашу на завтрак приготовить, а они сидят за столом, оба синие и не дышат! Можно, я хотя бы быстрой овсянки малышам разведу, голодные же! – вдруг спросила Маргарита. Мужчина молча кивнул и затих, что-то записывая в блокнот.
Рита быстро вскипятила воду в стареньком электрическом чайнике, который даже сам не отключался. Нужно было над ним стоять. Насыпала из пакетиков в две тарелки овсянку, залила кипятком, и немного подождав, скрылась с двумя тарелками в комнате.
-Вот, ешьте, малышня! И сидите здесь тихо! – донесся из соседней комнаты её голос до Игоря Васильевича, того самого следователя.
-А мама опять пьяная, да? – звучал испуганный детский голосок.
Маргарита ничего не ответила и вернулась в кухню. Она с опаской покосилась на то место, где еще совсем недавно, упершись лицом в стол сидели отец и мать. Теперь о них напоминали лишь пустые бутылки, грязные, липкие разводы и крошки на столе. Рита схватилась за тряпку, хотела вытереть грязь, но Игорь Васильевич её остановил жестом.
-А часто они вот так? – спросил он у девушки.
Рита только равнодушно пожала плечами и переспросила: – Напивались? Да каждый день! А вот чтобы Ванюшку с Машенькой покормить – никогда! Да и я с ними впроголодь выросла.
-Вы не любили родителей? – спросил следователь то, что должен был спросить у девушки, которая утром обнаружила бездыханные трупы и сама же позвонила в полицию.
Маргарита задумалась всего на мгновение, а затем подняла на Игоря полные боли и грусти глаза и ответила:
-Нет, не любила! Но я их не убивала, если вы к этому ведёте. Они сами себя убили. Да и по сути дела они уже давно умерли, как люди. Я ещё удивляюсь, как Ванечка с Машенькой у них нормальные родились.
-А где они водку покупали знаете?
-Понятия не имею, но она у них была всегда, в отличие от молока, хлеба, масла. Я как девять классов закончила, так сразу работать пошла, чтобы малышей кормить.
-Значит, Вы для них вместо мамы?
Рита улыбнулась, её лицо потеплело: -Да! Вы не думайте! Я с ними справляюсь, в детский сад вожу, они меня слушаются даже не думайте, в детский дом я Ванюшку с Машенькой не отдам.
-А сколько тебе, то есть Вам лет? – спросил Игорь.
-Восемнадцать. Недавно исполнилось.
***
Игорь после работы шёл домой. К родителям, с которыми вместе жил. Маргарита никак не шла у него из головы: маленькая, хрупкая, как подросток. А взгляд серьёзный, будто знает что-то такое, что остальным не дано.
-Надо же! – думал он – Мне двадцать восемь лет, а я так и остался ребёнком для своих родителей. А ей восемнадцать, а она, похоже, ребёнком так и не была. Она как родилась, так сразу стала взрослой
Мать с отцом сразу заметили состояние сына. Заволновались, принялись расспрашивать его, не случилось ли чего.
-Мам, пап, всё нормально, просто настроения нет – успокоил он их.
Игорь и сам не понимал, чем его так взволновала эта девочка, что он не мог уснуть всю ночь и постоянно думал о ней.
На следующий день, после работы он заскочил в магазин, купил молоко, фрукты, сливочное масло, крупы: всё то, что по его мнению было нужно детям, и направился по адресу вчерашнего происшествия.
-Вы? -удивилась Маргарита, вытирая руки о фартук -Что-то забыли спросить?
Игорь помотал головой -Нет! Вот это Вам! – сказал он, протягивая девушке пакет.
Рита осторожно заглянула внутрь.
-Вы с ума сошли? Зачем? Я не могу это взять! Я работаю – отпиралась она, как могла.
На шум из кухни выбежали двое малышей. Девочке на вид было лет пять. Её светлые волосики были аккуратно заплетены в тугие косички. А мальчик был совсем маленьким, тоже светленький, по всем признакам подстриженный не в парикмахерской, а дома.
***
-Я принёс это для них! – спокойно ответил Игорь – И они, похоже, очень довольны!
Рита оглянулась на малышей, которые не обращая никакого внимания на споры взрослых, уже заглядывали в пакет.
-Рита, Рита! Смотри, здесь апельсины! – радостно закричала девочка, а мальчик от избытка чувств просто запрыгал рядом.
Девушке пришлось сдаться: – Ну, что вы делаете, мелюзга! – укоризненно покачала она головой.
А потом, всё так же улыбаясь, обернулась к Игорю: -Проходите, давайте, я Вас хоть чаем напою.
Игорь отметил про себя, что на этот раз на кухне был полный порядок, даже старенький, чайник сиял начищенными боками.
-Как они? – спросил Игорь, кивнув в сторону детей, которые с удовольствием поедали апельсин – Про родителей не спрашивают?
-Вы знаете, нет! Они ведь отца и мать боялись очень, и людей, которые к ним приходили. А теперь они спокойны. Только резких звуков пугаются. Нехорошо говорить, но нам хорошо втроём.
-Я помогу вам с похоронами.
Маргарита посмотрела на Игоря признательным взглядом:
-Спасибо большое! Для меня похороны – это, пожалуй, самое страшное сейчас.
Игорь пил чай и думал про себя: какой же она в сущности ещё ребёнок.
Постепенно Игорь стал частым гостем в этой семье. Он стал для Маргариты настоящим другом и опорой, а дети его воспринимали как своего родного и близкого человека.
***
-Смотри, Ритка, твой опять тебя встречает – смеялись девчонки с работы, глядя в окно на поджидающего девушку парня.
-Ну, что вы такое болтаете, глупые! Он же меня старше на целых десять лет! Игорь для меня как старший товарищ или брат, но никак не любимый человек! – отнекивалась Ритка.
-Ну и глупая! Подумаешь, десять лет!
Игорь Маргарите, конечно, нравился: он был добрый, надёжный, но вот любви к нему девушка не испытывала.
Я просто привыкла, что он всегда рядом но он слишком взрослый для меня – думала девушка. И наверное, поэтому для неё стало полной неожиданностью, когда Игорь признался ей в любви и сделал предложение.
-Я? Твоей женой? – удивилась девушка – Но я как-то не думала об этом. И потом, я не люблю тебя. Ты мой самый лучший друг но прости
Игорь встретил отказ спокойно.
-Рит, знаешь, как в народе говорят: стерпится-слюбится. Да и тебе детей надо как-то растить, а я не самый противный мужик в этом мире.
Маргарита посмотрела мужчине прямо в глаза: – Понимаешь, ты заслуживаешь гораздо большего, чем стерпеться.
Они тогда вроде хорошо расстались, Игорь как-будто всё понял, но он почему-то не позвонил ни на следующий день, ни через день. Маргарита забеспокоилась, она уже привыкла, что он всегда рядом. А тут ещё и малыши в два голоса заканючили: -Рита почему к нам дядя Игорь не приходит? Вы поссорились?
Девушке стало как-то нехорошо на душе, неужели обиделся и решил оставить меня в покое – думала она. Но только сейчас до неё стало доходить, что ей не хочется, чтобы Игорь ушёл, исчез из её жизни.
Она попробовала дозвониться мужчине, но никто не брал трубку. Три дня она не могла дозвониться до него. Металась в поисках решения: что делать!
-Ритка, на тебе последние дни лица нет! Что-то случилось? – встревожились подруги на работе.
-Игорь пропал! – выдохнула Маргарита и разрыдалась -Я ему звоню, а он трубку не берёт!
-А на работу ты к нему ходила? – спросили девчонки.
-Нет, я как-то не подумала об этом!
-Ну, так сходи! Мало ли с человеком что может произойти! Тем более, что Игорь у тебя не из тех, кто просто так исчезает.
Рита уже хотела всё бросить и бежать в тот полицейский участок, где работал мужчина, но тут ей позвонили с незнакомого номера.
-Рита? – звучал в трубке незнакомый голос – Меня Иван зовут! Я друг Игоря. Он просил позвонить Вам и сказать, чтобы Вы не беспокоились, не переживали, с ним всё в порядке.
Маргарита, глотая слезы, прокричала в трубку: – Где он, что с ним? Скажите!
-Игорь был ранен. Сейчас в реанимации в первой больнице.
Рита в изнеможении облокотилась на стену. Слезы текли по ее измученному, бледному лицу.
-Девчонки, я должна бежать! Подхватите тут мою работу.
Рита бежала в больницу, не обращая внимания ни на холодный ветер, который дул в лицо, ни на встречных прохожих, на которых она постоянно наталкивалась.
-Пожалуйста, пустите меня к нему, дайте мне пропуск – кричала она возле окна справочной так, что откуда-то из глубины коридора выглянул врач.
-Девушка, Вы к кому так хотите попасть? – поинтересовался он.
-К Игорю Матвееву!
-Ну, вообще-то мы в реанимацию никого не пускаем. Вы кем ему приходитесь?
Маргарита растерялась: – Я? Я его жена! – вдруг выпалила она, и покраснела.
-Ах, жена?! Ну тогда накиньте халат, и следуйте за мной!… Только не долго там – предупредил её доктор, пропуская в палату.
Маргарита вошла, в реанимации было тихо, только шум и писк каких-то приборов нарушал тишину. Игорь лежал у окна, бледный и перевязанный. Его рука покоилась поверх одеяла.
Рита осторожно подошла, взяла его руку, положила рядом голову и заплакала.
Игорь медленно открыл глаза.
-Ритка! Ты как здесь?
-Я им сказала, что я твоя жена! – сквозь слезы улыбнулась девушка. -И ещё, за эти дни, что тебя не было, я поняла, как мне плохо без тебя и как я люблю тебя!
-Не плачь, Рит! Я не могу видеть, как ты плачешь – сказал Игорь, вытирая ослабевшей рукой слезы с лица девушки.-Вот я выйду отсюда и мы обязательно поженимся!
-Да! – улыбаясь сквозь слезы ответила Рита.
И действительно, как только Игорь поправился и вышел из больницы, они подали заявление в ЗАГС.
Теперь у них большая, дружная семья. А в скором времени ожидается прибавление в семействе.
-Ну, вот видишь, я же говорил тебе, А то стерпится-слюбится! – как-то сказал Маргарите супруг.
-Нет, Игорь, никогда не стерпится и не слюбится Просто я тебя сразу полюбила, но не сразу поняла
Счастливые Перемены
Автор: Анелия Ятс

Доброта часто возвращается, даже когда этого меньше всего ожидаешь. Для одного пожилого учителя простое решение помочь мальчику, который замерзал в холодный зимний день, запустило цепочку событий, которые стали очевидны лишь спустя годы.

Снег медленно и ровно покрывал улицы белым одеялом, приглушая обычные звуки шумного города.

В небольшом, уютном кафе сидел у окна господин Сергеев, учитель на пенсии с добрыми глазами и редеющими седыми волосами. На столе рядом с ним стояла чашка горячего кофе и потрепанный экземпляр книги «Убить пересмешника».

Господин Сергеев перелистывал страницы, время от времени поглядывая в окно, где прохожие торопились по своим делам.

Он любил это место. Оно было тихим, теплым и знакомым. Дверь кафе резко зазвенела, и внутрь вошел мальчик. Он дрожал и топал ногами, пытаясь стряхнуть снег.

Мальчику было не больше 13 лет. На нем было тонкое, слишком большое пальто, явно доставшееся от кого-то из взрослых, и обувь, которая была на два размера больше. Его щеки покраснели от мороза, а черные волосы слиплись от тающего снега.

Господин Сергеев опустил книгу, внимательно посмотрев на мальчика.

Тот немного постоял у двери, затем заметил автомат с закусками в углу. Медленно подошел к нему, достал из кармана горсть монет и начал пересчитывать.

Этого не хватало. Плечи мальчика опустились, и он оглянулся по сторонам с явным беспокойством.

Господин Сергеев отложил книгу, сделал глоток кофе и тихо сказал:
— Молодой человек, подойдите сюда.

Мальчик замер, его лицо выражало смесь подозрительности и смущения.
— Да?

— Почему бы вам не присесть со мной? Мне было бы приятно ваше общество, — с доброй улыбкой предложил господин Сергеев.

Мальчик замялся, переминаясь с ноги на ногу.
— Я… я просто… — Он снова взглянул на автомат.

— Все в порядке, — мягко, но уверенно сказал господин Сергеев. — На улице слишком холодно, чтобы стоять. Давайте, садитесь. Я не кусаюсь.

Немного поколебавшись, мальчик кивнул. Голод и тепло перевесили его гордость. Он подошел к столику, спрятав руки в карманы пальто.

— Как тебя зовут? — спросил господин Сергеев, когда мальчик сел.

— Алексей, — пробормотал мальчик, не поднимая глаз.

— А я Сергей Иванович, — представился он, протянув руку.

Алексей неуверенно пожал ее. Рука была маленькой и холодной.

— Ну что ж, Алексей, — сказал Сергей Иванович, помахав официантке, — как насчет горячей еды? Суп, бутерброд или, может, и то, и другое?

— Мне не нужно… — начал Алексей, но Сергей Иванович поднял руку, прерывая его.

— Никаких возражений, молодой человек. Это за мой счет, — сказал он, подмигнув. — К тому же, мне действительно нужно хорошее общество.

Официантка подошла, и Сергей Иванович заказал куриный суп и бутерброд с индейкой. Алексей тихо сидел, сложив руки на коленях.

Когда еду принесли, Алексей сначала ел медленно и осторожно, но вскоре горячий суп и теплый бутерброд развеяли его скованность. Между укусами он начал рассказывать о своей жизни.

— Моя мама много работает, — тихо сказал Алексей. — У нее две работы, поэтому я часто один после школы.

Сергей Иванович нахмурился.
— Это должно быть нелегко и для нее, и для тебя.

Алексей кивнул.
— Она старается изо всех сил, но… иногда это трудно.

Сергей Иванович, задумавшись, сказал:
— Ты напоминаешь мне одного из моих учеников. Умный, трудолюбивый, с большим потенциалом. Прямо как ты.

Алексей покраснел и опустил глаза.
— Я не такой уж умный, — пробормотал он.

— Не недооценивай себя, молодой человек, — серьезно сказал Сергей Иванович. — Немного помощи может многое изменить. А однажды, когда ты сможешь, пообещай, что тоже кому-то поможешь.

Алексей взглянул на него с удивлением.
— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — ответил Сергей Иванович, — что доброта всегда возвращается. Если тебе кто-то помог, передай это дальше, помоги тому, кто в этом нуждается.

Алексей ничего не ответил, но его взгляд стал серьезным.

Прошло семь лет.

Однажды Сергей Иванович услышал стук в дверь своей маленькой квартиры. На пороге стоял молодой человек в элегантном пальто с корзиной, полной фруктов и деликатесов.

— Сергей Иванович, — сказал мужчина, улыбаясь. — Я Алексей.

Так началась новая глава их истории — полная благодарности, дружбы и теплых воспоминаний.

Родители считали, что правильно воспитали дочь. Мать девочки любила ходить на родительские собрания: там Уленьку неизменно хвалили. Пусть девочка и не была круглой отличницей, зато по поведению тихую и послушную Ульяну ставили всем в пример.

Однажды, возвращаясь домой из школы, Уля встретила старичка. Он держал подмышкой маленькую дрожащую собачку.

Что ждёт нас в 2025 году: предсказания от которых мороз по коже
Brainberries
Канадка с персидскими корнями Naaz Torbati покоряет TikTok
Brainberries
Эти знаки зодиака обречены на одиночество в старости
Herbeauty
— Девочка, не могла бы ты мне помочь? — обратился к ней старичок: — там подвал затопило, а собака выбраться не может, и вот… щеночки. Одного спас, да нагибаться тяжело. Ты маленькая, как раз пролезешь!

Уля была воспитанной девочкой: её учили, что старость нужно уважать. Да и дедушка не вызывал никаких подозрений: у него были светлые, добрые глаза.

— А далеко? Мне домой надо, меня мама ждёт, — Ульяна посмотрела на часы, которые недавно папа подарил ей за примерное поведение.

— Нет, совсем рядом, — заверил дед, — скорее бы, а то вода прибывает, боюсь потонут щеночки-то.

— Ладно, если недалеко, я помогу, — Уля поправила ранец и пошла за старичком в подворотню.

— Вон там, — дедушка показал на козырёк над подвалом. Там дверь, толкни её и окажешься в подвале. Справа коробка с щенками!

Девочка пошла к подвалу, чтобы спуститься, но тут рыгнув, ей навстречу вышел алкоголик. Он застегивал ширинку и никак не ожидал увидеть девочку, как и она его.

— Дяденька, вы сантехник? — услышал он звонкий голос, — там трубу прорвало, помогите спасти щенков!

— Какой сантехник? Где? — испугавшись, алкаш быстро ретировался. А девочка, посмотрев вниз, увидела следы его преступления: от лестницы несло мочой.

Она хотела повернуться, но не успела — на голову ей обрушилась трость.

***

Мама Ульяны, Ольга Леонидовна, не находила себе места: дочь давно должна была вернуться домой. Наконец, женщина позвонила в школу. Ее заверили, что четвертые классы закончили согласно расписанию, час назад. Идти от школы до дома было двадцать минут и Уля никогда не задерживалась. Ольга выбежала на улицу и пошла навстречу дочери. Не встретив её, побежала в школу. Там к ней вышла учительница и сотрудник милиции в форме.

— А вот и мама девочки, — сказала классный руководитель и тут Ольга Леонидовна потеряла равновесие.

— Очнитесь, гражданка Абакумова, ваша дочь жива! Товарищ из милиции как раз пришёл узнать ваши контакты, — донеслось до её сознания.

— Почему из милиции? — очнувшись, мать Ули открыла глаза и увидела склонившихся над ней учительницу и сержанта, — что случилось? — прошептала она.

— Ульяну оглушили ударом сзади по голове. Она сейчас в больнице, её жизнь вне опасности, — поспешил успокоить мать милиционер, — мы по тетрадям увидели имя и фамилию девочки.

— Но кто напал на мою дочь? — мама встала, оперевшись на его руку, — хулиганы?

— Мои коллеги сейчас пытаются это выяснить. Мы думаем, что нападавший был один. Он оглушил Улю, предположительно палкой. Но, к счастью, преступника спугнули и он бросил девочку недалеко от подвала.

— Господи, какой ужас… — закрыла лицо руками мать Ульяны.

— Врач, заверил, что с ней всё будет хорошо. Надо допросить вашу дочь. Пока что она не может описать преступника. Только плачет. Нужно, чтобы с ней поработал наш психолог.

— Нет, нет, вы что, с ума сошли?! Девочка и так пережила нападение, нет, это невозможно. Сначала она должна выздороветь!

— Поймите, Ольга Леонидовна, — позже уговаривал её капитан милиции Трофимов, — без вашей помощи нам не поймать преступника, и возможно, он уже наметил себе новую жертву! Время дорого, помогите нам!

— Ловить преступников ваша задача! — поджав губы, отрезала мама, — моя дочь и так пережила огромный стресс, оставьте нас в покое, хотя бы пока Ульяна не поправится!

— Позвольте, с ней поговорит наш психолог, — не отставал капитан, но Ольга Леонидовна была непреклонна. Пока душевное состояние дочери не придёт в норму, закон на её стороне.

Конечно, в глубине души женщина знала, что боится. Она привыкла быть первой и никогда не ошибаться. Теперь она боялась признаться себе, что совершила ошибку, которая могла стоить жизни её дочери.

Не прошло и нескольких дней, как недалеко от места, где оглушили Улю, в полузатопленном подвале нашли ученицу первого класса Танечку Р. Спасти ребёнка не удалось, на похороны пришло полгорода.

Когда Ульяна вернулась в школу, одноклассники объявили ей бойкот. Учителя тоже изменили отношение, перестали хвалить и ставить в пример.

Через несколько дней, на уроке физкультуры, когда класс вышел на улицу, к Ульяне подошла незнакомая молодая женщина, с зачёсанными назад волосами и красными, воспалёнными глазами. Пока физрук был занят разметкой для прыжков в длину, женщина схватила Улю за руку и отволокла в сторону.

— Пойдем, отойдём! Ты ведь Ульяна?

— Да, это я,— не понимая, что от неё хотят, ответила девочка.

— Из-за тебя погибла моя дочь! Если бы ты назвала тогда приметы преступника, Танечка была бы жива! Ты это понимаешь?!

— Да, — кивнула Ульяна, и из глаз её брызнули слёзы, — но я не могла говорить!

Тут физрук, заметив что на площадке посторонняя женщина, направился к ним.

— Ты должна пойти в милицию и описать убийцу! — сказала женщина, больно ущипнув Ульяну, и пошла прочь через стадион.

В тот же день Ульяна сбежала с последнего урока и отправилась прямо в отделение милиции. С ней никто не хотел говорить, тогда она попросила позвать капитана Трофимова. Дежурный удивился, но просьбу её выполнил.

— Ульяна? — удивился капитан, — а где твоя мама?

— Мама не знает, что я здесь, — ответила девочка, — я пришла описать того старичка, который пытался заманить меня в подвал. Я уверена, что это он убил Таню!

— Так, — лицо капитана стало серьёзным, — сейчас я попытаюсь освободить нам проектор, и мы попробуем составить фоторобот преступника.

— Но у меня мало времени, мама будет волноваться, — умоляюще сказала девочка.

— Хорошо. Тогда давай обойдёмся словесным портретом, а после наши специалисты попробуют создать несколько вариантов, из которых ты выберешь наиболее похожий. И Ульяна описала, то, что помнила.

После ей пришлось бежать, чтобы успеть зайти в школу до того, как её мать подошла её встретить.

— Что-то ты какая-то растрёпанная, — подозрительно прищурилась Ольга Леонидовна, смерив дочь взглядом.

— На физкультуре сегодня сдавали норматив по прыжкам, — сказала девочка. И мать больше ни о чём не спрашивала.

Прошло несколько дней, Ульяна немного успокоилась и почти привыкла к тому, что одноклассники её игнорируют. Не задирают и на том спасибо. В тот день мать не успевала её встретить, и девочка впервые после рокового нападения должна была идти домой без сопровождения. На светофоре вместе с Ульяной стояло несколько человек. Все ожидали зелёного сигнала светофора.

— Ульяна? — услышала она мужской голос и вздрогнула.

Она хотела побежать, но впереди неслись машины, а сзади стояли люди. Она повернула голову и увидела мужчину, который показался ей знакомым.

— Не бойся, меня. Я папа той девочки, которая… — голос мужчины задрожал, — я не должен был подходить к тебе, но…

Тут зажёгся зелёный, и Ульяна, и мужчина оказались на той стороне дороги.

— Мне очень, очень жалко Танечку, — сказала Ульяна, — простите, что не смогла описать преступника сразу!

— Но ты можешь сделать это сейчас, — сказал мужчина с надеждой глядя на Ульяну.

— Я уже сказала его приметы капитану Трофимову, — Ульяна увидела, что на них косятся случайные прохожие.

— Странно, что он ничего не говорил мне об этом, — задумчиво сказал мужчина, — ты не могла бы повторить мне, как выглядел тот подонок?

— Это был дедушка с добрыми, лучистыми глазами, я ни за что не подумала бы, что он… такой! У него была борода и тросточка в руке… Под мышкой он держал дрожащую собачку. У неё нижняя челюсть вперёд.

— А причёска? Он лысый был?

— Я не знаю, — Ульяна опустила глаза, — на голове у него была шляпа.

— Спасибо, Уля. Прости, что потревожил тебя! — сказал мужчина, погладил её по голове, и развернувшись, быстро пошёл в другую сторону.

В милицию семью Абакумовых больше не вызывали, а спустя полгода они, не выдержав молчаливого осуждения соседей, переехали в другой район.

***

К моменту взросления Ульяну разрывали противоречия. Закончив институт, она выскочила замуж за первого, кто позвал, лишь бы не оставаться дома с матерью, которая критиковала почти все её поступки. Муж пил, но зато умел так красиво говорить о любви, что Ульяна всё ему прощала. Вскоре она стала составлять ему компанию, потому что реальный мир, где хороших и правильных бьют по затылку тростью, пугал её своей лживостью.

Она научилась врать, но не научилась говорить «нет», сладострастным старичкам, некоторые из которых работали в её учреждении.

Однажды вернувшись домой, муж нашёл Ульяну без сознания. Рядом с ней валялась пустая банка от снотворного. Хорошо, что Григорий не успел ещё надраться и оперативно вызвал скорую.

Так Ульяна оказалась в психбольнице. Молодая врачиха, быть может, старше её всего на пару лет, заполняя карту, весело щебетала, сыпала вопросами, как будто находились они не в больнице с решётками на окнах, а в санатории. Уля отвечала неохотно, язык едва ворочался, а мысли, словно речные камни на отмели тёрлись друг о друга, вызывая шум в голове.

Ульяна провела в больнице две недели. Вернувшись домой, она увидела, что в её кровати вместе с мужем спит какая-то неопрятная дама. Тогда Ульяна повернулась и ушла.

Григорий, придя в себя, побежал за ней к её родителям. Бился головой о стену, просил прощения, грозился убить себя, и она… простила. Ольга Леонидовна предупредила дочь, что назад, если что, не пустит, но это не помогло: Ульяна вернулась к мужу.

Григорий бросил пить, получил повышение на работе. У семьи появилась надежда на светлое будущее. Ульяна даже стала мечтать о ребёнке… Но однажды Григорий всё-же сорвался: пришёл домой пьяным и избил её.

Ульяна выскочила из дома и пошла, сама не зная куда. Села на лавочку и заплакала навзрыд, растирая накрашенные глаза.

***

— Что случилось, девушка, кто тебя обидел? — услышала она спокойный, доброжелательный голос.

— Я сама-а-аааа… — она судорожно искала в сумочке платок, но не находила. Мужчина протянул ей свой, чистый и даже, как ей показалось, отглаженный.

Он присел рядом, однако не настолько близко, чтобы ей было некомфортно, и сказал:

— Расскажи, может я чем сумею помочь.

— А вы.. вы кто? — всхлипнула Ульяна, с благодарностью приняв протянутый платок.

— Меня зовут Сергей, — сказал он, и добавил: — Иванович.

— Чем же вы мне поможете, Сергей Иванович? — она посмотрела на него, а потом на платок, на котором отпечатались её ресницы — ой, я вам платочек испортила!

— Платочек это ерунда. Как тебя зовут?

— Уля, — сказала она, перестав плакать, — Ульяна.

Мужчина как-то странно посмотрел на неё.

— Ульяна? Ты… в какой школе училась?

— В четвёртой. На Берсеньевской.

— Фух, — с облегчением выдохнул он,— мне на мгновение показалось, что я тебя знаю, я думал, что сейчас скажешь в тридцать первой, что на Лизы Чайкиной.

— Да, я и там училась. До пятого класса, а потом мы переехали. А что?

Она посмотрела на мужчину пристальнее, и его лицо показалось ей знакомым. Она узнала его.

— Вы… вы папа Танечки, — сказала она, — не думала, что снова вас увижу.

— У тебя редкое имя, Ульяна, — ответил он, разглядывая её, как ей показалось с восхищением, — значит, моя Танюша была бы уже такой же красавицей.

На глаза его навернулись слёзы, но платок он отдал ей, и ему пришлось утираться рукавом.

— А что преступника, поймали? Ну, того старика? — спросила Ульяна.

— Его никто и не собирался ловить. После того, как ты в полиции оставила описание его внешности, оказалось, что этот человек вне зоны досягаемости. Вот так. Трофимова отстранили.

— Так что? Он остался безнаказанным? — крикнула Ульяна в отчаянии.

— Нет, конечно. Его нашли спустя полгода, у входа в подвал, куда всякие алкоголики спускаются отлить. Он поскользнулся, и полетев вниз сломал себе шею.

— Значит, его Бог наказал! — с облегчением выдохнула Ульяна. И он больше не навредит никому.

— Не совсем. Я долго выслеживал его. Конечно, никто не поверил в несчастный случай. Меня задержали в тот же день.

— Значит, это вы его…?

Он кивнул.

— Дали по полной: пятнадцать лет. Вышел через девять. А здесь, уже другая страна! Жена ушла, но я её не виню: молодая, что себя хоронить…

— Но как же вы? Вы?! — Ульяна непроизвольно взяла его за руку, и он легонько сжал её.

— Нормально, — сказал он, вздохнув, — работаю. Живу.

Тут взгляд его упал на её запястье, на котором выступили синяки, оставленные ей мужем.

— Кто посмел? — только и спросил он.

Она вырвала у него руку и поспешила натянуть рукав.

— Я сама виновата. Мой муж алкоголик, когда не пьёт, чудесный человек, но вот… опять сорвался.

— Домой тебе идти нельзя! — покачал головой Сергей Иванович, — со мной сидели мужики, женоубийцы, которые даже не помнили, как расправились со своими женами! Алкоголь это зло.

— Но мне некуда идти. Мать сказала, что не пустит. Подруг у меня нет.

— Пошли ко мне! У меня не хоромы, конечно, но отдельная квартира! —увидев, что девушка сомневается, Сергей добавил: — ты не подумай чего дурного, поживёшь, успокоишься, а там решишь, куда тебе.

— Нет, что вы, я не могу принять ваше предложение! Спасибо конечно!

— Ну смотри, как знаешь. Но если что, приходи в любое время. Первомайская дом семь, квартира шестьдесят два. Запомнишь? Если меня не будет, ключ под ковриком.

Она поблагодарила и отправилась домой. Муж спал, его храп было слышно даже на лестнице. Стараясь не шуметь, она сняла туфли, и осторожно прошла в комнату.

Дышать было невозможно, и она открыла форточку. Взгляд её упал на дорожку у подъезда, на которой она заметила Сергея Ивановича. Он тоже увидел её, и повернувшись, растворился в ночи.

Утром Григорий божился, что сорвался случайно. Он целовал синяки на руках Ульяны, плакал и обещал, что впредь такого больше не случится. Руки у него дрожали, а вид был жалкий. Слушая вполуха заверения мужа, Ульяна собиралась на работу. Надела блузку с длинными рукавами.

На работе немного отвлеклась. Когда вернулась домой, и вставила ключ, поняла, что дверь открыта. Муж спал за столом, за которым выпивали какие-то два его приятеля. Заметив её, они притихли.

— Сейчас же выметайтесь, не то я вызову полицию! — зашипела она них.

— Вызывай! — нагло ответил один из дружков, — ты Гришке не жена, и не прописана здесь! Так что прав у тебя, не больше, чем у Петровича — он кивнул на своего приятеля, окунувшего свой нос, похожий на сливу, в единственный уцелевший хрустальный бокал, из набора, который был подарен на свадьбу Ульяне и Григорию.

— А кто я тогда? — спросила Ульяна алкаша, одновременно набирая «02».

— Слышь, ё-моё, ты мозги пропил, Лёня! Это ж Гришкина жена! Ты его с Васькой перепутал. У того — не жена!

— Алло, полиция? Пишите адрес! — тем временем говорила Ульяна в трубку. Это был блеф, никуда она не звонила, но алкаши поверили.

— Мы уходим, Гриша, — прихватив бутылку со стола, алкаши пошли на выход.

Григорий пошевелился, и вылупившись на спины собутыльников, заорал:

— Назад!

— Слышь, кореш, твоя баба легавку вызвала, так что нам тут некомильфо! — прогнусавил сизый нос.

Григорий поднялся, и засучив рукава, попёр на Ульяну. Она хотела проскользнуть к двери, но он отбросил её на кровать,

— Сидеть, я сказал!

В ужасе она вспомнила слова Сергея Ивановича о сидельцах- женоубийцах.

— Гриш, ты же обещал мне… — она пыталась говорить мягко.

— Мужик слово дал, мужик слово взял назад, — заплетающимся языком сказал муж, но ярость его поуменьшилась, — ты зачем Коляна с Петровичем выгнала? Насчёт работы шёл базар! Вечно ты всё пор… портишь! — он взял со стола недопитый стакан и опрокинул в себя остатки водки.

Воспользовавшись моментом, Ульяна выскользнула из комнаты и открыв дверь, побежала вниз.

— Стоять! — зарычал ей вслед Григорий, — а ну, вернись! Я с тобой не закончил!

Выскочив на улицу, неосознанно она пришла на ту самую лавочку, где встретила Сергея Ивановича. Ждать ей пришлось недолго. Вскоре он сел рядом.

— Здравствуй, Ульяна. Я знал, что ты придёшь. Моё предложение в силе.

— Я… не стесню вас? — Ульяна улыбнулась, но улыбка вышла вымученной.

— Буду счастлив, — сказал он поднимаясь и подавая ей ладонь, — вдвоём веселее.

Они шли минут пятнадцать, и оказались у кирпичной девятиэтажки. Поднялись на третий этаж.

— Прости, у меня небольшой беспорядок, — сказал Сергей Иванович, приглашая её в небольшую прихожую.

— Что вы! Разве это беспорядок? — спросила она, оценив аскетичность обстановки.

— Ну что? Чайку? У меня есть мёд, — потирая руки, спросил хозяин.

И осталась Ульяна у Сергея Ивановича. Она боялась, что его работа связана с криминалом, всё-таки он сидел. Но узнав, что он работает механиком в автосервисе, успокоилась.

Григорий о жене в ближайшие дни не вспоминал, скорее всего ушёл в запой.

Сергей Иванович выходил из дома позже, поэтому Ульяну каждое утро ожидал горячий завтрак. Зато Ульяна приходила раньше, и как умела, готовила нехитрые ужины.

Она понимала, что долго оставаться в квартире холостого мужчины она не может, хотя хозяин, судя по всему, совсем не тяготился её присутствием. Напротив, купил ей красивые тапочки, полотенце, халат. В общем, как ей показалось, относился к ней, как к дочери.

Вечером они смотрели фильмы, или вели размеренные беседы, по выходным ездили на природу.

Незаметно пролетел месяц. Выходя с работы, за стеклянными дверьми проходной Ульяна увидела своего мужа, и внутри у неё всё похолодело. Григорий стоял бледный: в гроб, и то краше кладут.

Ульяна попятилась назад, и стала наблюдать, надеясь, что муж вскоре уйдёт. Стемнело. Но Григорий всё стоял на посту, видимо, кто-то из сотрудников сказал ему, что Ульяна всё ещё на работе.

Наконец возле проходной остановились старенькие жигули, и Ульяна увидела Сергея Ивановича. Он вышел из машины, и уверенным шагом направился к проходной. Поравнявшись с Григорием, он остановился, видно тот ему что-то сказал, после чего, схватившись за бок, Сергей Иванович медленно осел на землю. Григорий склонился над ним, вытащил нож и быстрым шагом пошёл в сторону промзоны.

— Сергей Иванович! — со всех ног она бросилась к нему, — боже мой, да что же это! — она приподняла его голову. Из раны в животе сочилась кровь.

— Ничего, царапина, — слабо улыбнулся он, — на мне, как на собаке… — и потерял сознание.

В дверях появился седой вахтёр.

— Вызовите скорую! — истошно завопила Ульяна.

— Уже сделано, — кашлянул вахтёр, и пошёл обратно, на свой пост.

Скорая приехала быстро и увезла раненого. Всю ночь Ульяна провела в вестибюле больницы, пока ей не объявили, что критический момент миновал, но состояние тяжёлое.

Каждый день Ульяна ездила к Сергею Ивановичу, ухаживала за ним, привозила домашний куриный бульон из тощей курицы, купленной на рынке.

— Милая, зачем? — говорил ей Сергей Иванович, — я выберусь, не трать своё время на старика!

— Какой же ты старик? — искренне говорила она, держа его руку, — сорок два вообще не возраст!

— Сорок три, — поправил он её, — у меня сегодня день рождения!

— Ой! А я не знала! Поздравляю! — склонившись над ним, она поцеловала его в обе щёки, а потом, расхрабрившись, в губы…

Медсестра, которая пришла, чтобы сделать перевязку, увидев целующихся, решила зайти попозже и деликатно закрыла дверь. Она по опыту знала, что у пациентов, которых целуют, всё гораздо быстрее заживает.

— Я… развелась с Григорием, — тяжело дыша, сказала Ульяна.

— Рад слышать. Ты достойна большего. Ты ещё встретишь свою любовь, — сказал он, пытаясь говорить непринуждённо.

— Уже встретила. Я люблю тебя Серёжа, и никто другой мне не нужен.

— Ты… ты выйдешь за меня? — голос его дрогнул.

Сергей и Ульяна поженились, как только его выписали из больницы. В положенный срок у них родилась дочка Катя, а спустя два года сын Слава.

— Девочка, ты к кому? — спросила я.
— Я маму ищу, вы её не видели? — на меня пристально посмотрела маленькая девочка лет шести..
Я задумалась, в этом доме я жила совсем недавно и насколько знала, квартира, перед которой она стояла, все это время пустовала…
— Но там никто не живет, — ответила я девочке.
В ответ она разрыдалась и села на ступеньки.
— Тетенька, нам очень мама нужна! Только она может все изменить, папа очень по ней скучает…
Я стояла в рассеянности, не понимая чем помочь этому чудесному созданию, детей у меня самой не было, поэтому и не знала с какой стороны подойти…Обнять, пригласить на чай, только ведь к незнакомой тете она вряд ли пойдёт…В это время у меня зазвонил телефон, попросив девочку никуда не уходить, я побежала отвечать. А вернулась — ее и след простыл.
Весь вечер она не выходила у меня из головы, решила я тогда позвонить своей хозяйке и спросить, кто же мои соседи по лестничной площадке.
— Там пять лет уже никто не живет, — сказала Любовь Ивановна — а тебе зачем?
— Сегодня приходила девочка, маму искала…
Соседка помолчала, будто что-то припоминая.
— Это наверно Катина дочка… да нет уже ее давно. Муж ее один да ещё с младенцем на руках в этой квартире видимо жить не смог, съехал. С тех пор она пустует…Знаешь, Ир, они ведь недалёко сейчас живут, если прибежит снова отведи домой, — и женщина продиктовала мне адрес.
Со временем эта история начала забываться, я работала, приезжала домой поздно, рано утром уезжала. Однажды, накануне новогодних праздников я снова услышала тихий стук и всхлипывания. Бросилась к двери — там стояла она, та самая сероглазая девочка и плакала.
— Что у тебя случилось? Где твой папа?
— Он дома, я маму ищу, — тихо сказала она.
Вспомнив, что у меня где-то записан ее адрес, я побежала его искать, на этот раз попросив девочку подождать у меня. Она зашла, осмотрелась, присела на пуф в коридоре. А когда я все-таки нашла заветную бумажку — уже сладко спала, свернувшись калачиком. Аккуратно перенеся малышку в гостиную на диван, я снова набрала номер хозяйки.
— Любовь Ивановна, простите за беспокойство, помните, я вам рассказывала про ребёнка, который приходит к пустующей квартире напротив? Так вот она у меня. Я хотела увести ее домой, но пока искала адрес — девочка уснула. Боюсь, отец будет искать…
— Знаешь, Ир, я живу недалеко от них, сейчас попробую сходить, будь на связи.
— Хорошо, — я положила трубку и невольно залюбовалась девочкой. Поправила непослушную прядь, погладила по плечу.
Я так мечтала о своих детях, но, увы, моей мечте не суждено было сбыться. С мужем мы когда-то жили душа в душу, пришло время и мы задумались о детях. Я забеременела сразу, но через некоторое время потеряла малыша. Сказался видимо стресс на работе, мы ждали проверку, нервничали, работали практически без отдыха…Узнав, что снова жду малыша, я уволилась с работы, но видимо у судьбы для меня были другие планы — этого малыша я опять потеряла на раннем сроке. А потом, как бы мы не старались — забеременеть я больше не смогла.
Вскоре от меня ушёл муж, знаю, что в его новой семье подрастает дочь, но я о нем больше ничего не слышала, намеренно вычеркнув из своей жизни вместе с общими друзьями и знакомыми.
Так и жила уже более семи лет, одна на съемных квартирах…
***
Мои размышления прервал тихий стук в дверь. Бросилась открывать и…не поверила своим глазам — на пороге стоял мой бывший муж…
— Юра? Ты как здесь оказался?
— Я пришёл за дочкой…подожди, Кирова 5, да?
— Да, верно. Так это твоя дочь? Проходи, она спит, — мы прошли на кухню, я поставила чайник. Вот уж кого не ожидала увидеть на пороге своей квартиры, но жизнь порой нам подкидывает и не такие сюрпризы..
— Мы не помешаем тебе? Я могу разбудить Аню и забрать домой.
— Пусть поспит, что у вас произошло? Она уже несколько раз приходит на нашу площадку и стучится в дверь напротив.
Юра устало прикрыл глаза, а потом начал рассказ:
— Несколько лет назад мы жили в этой квартире с Катей. Это жильё, досталось ей по наследству от деда. После свадьбы мы въехали в эту квартиру. А вскоре Катя забеременела, я был на седьмом небе от счастья! Помню, как отвез жену на роды, она плакала, переживала, видимо чувствовала… Взяла меня за руки и попросила позаботится о ребёнке, если с ней что-нибудь случится. Во время родов начались осложнения, жену не спасли…
— Прости, мне очень жаль, — я погладила Юру по плечу, видела, как он крепился, но предательские слезы текли по его щекам вновь и вновь, словно он держал всю эту боль внутри, а теперь закончились силы, и она вырвалась наружу.
Тут послышался топот детских ножек в зале.
— Папа?
Юра кинулся к дочери, обнял её и прижал к себе.
— Аня, я переживал…зачем ты ушла без спроса?
— Я просто хочу найти свою маму…
— Мы ее обязательно найдём, но немного позже, идём домой.
— Спасибо тебе Ира, вот мой номер, — Юра протянул мне свою визитку — звони, если вдруг Анютка опять прибежит сюда. Мы живём неподалёку, дорогу она теперь знает хорошо.
— А откуда она узнала адрес этой квартиры? — поинтересовалась я.
— Сам показал, — вздохнул он — надо было забрать кое-какие вещи, Аня увидела Катины фотографии на стенах и с тех пор она грезит встречей с матерью. Я ведь сказал, что Катя просто уехала, но обязательно когда-нибудь вернётся.
Они ушли, а через несколько дней Юра мне позвонил. Так мы стали вновь с ним общаться, по выходным ходить втроём в парк, кафе и кино. Аня привязалась ко мне и даже как-то назвала мамой…
— Ир, — однажды сказал Юра — переезжай к нам, хватит по съемным углам мотаться, Аня по тебе скучает, часто спрашивает.
— А ты?
— И я…- он опустил глаза и взял мои руки в свои — очень соскучился. Прости меня за все…
С тех пор мы вместе. Растим наше маленькое счастье — Анютку. Каждый день я благодарю судьбу за подарок, которому нет цены — быть любимой женой и матерью. И пусть Анюта — неродная дочь, это не мешает мне дарить ей всю свою нерастраченную материнскую любовь и нежность…
Сеть

Кaте paссказывали в детском доме, кaк ее нaшли. Завернутая в детское байковoe одeяльце, лежала на крыльце гоpoдской больницы. Ей было несколько дней от роду, вся такая чистенькая, досмотренная, хотя и в стареньких пеленках.
В записке, вложенной в одеяльце, прыгающими буквами было написано: «Прости меня, доченька!». У Кати всегда наворачивались на глаза слезы, когда это слышала. Однажды попросила показать ей эту записку, что хранилась в личном деле. Так растрогалась, что даже понюхала листок, думая, что он пахнет мамой…
После того, как новорожденную нашли, ее ждала судьба большинства подкидышей: дом малютки, дошкольный детский дом, школа-интернат для детей-сирот. Какой болью отзывалась в ней каждая счастливая история, когда кто-то из ровесников обретал семью! Особенно завидовала, если отыскивалась родная мама.
По ночам часто плакала в подушку. Плакала не она одна, но показывать свои переживания было не принято, поэтому держали их в себе. Когда Катя забывалась тревожным сном, видела одну и ту же женщину, которая ласково гладила ее по голове и шептала:
— Доченька, родная моя кровинка!
Видение былo таким явственным, что после сна летала словно на крыльях, и была уверена, что мaма ее помнит, и они обязательно встретятcя.
Одна из воспитательниц, немолодая Анна Петровна, очень сочувствовала Кате. Как-то вечером, беседуя с воспитанницей, предложила:
— Катюша, а давай напишем письмо в газету. Может, мама прочитает и найдет тебя.
У Кати загорелись глаза, вместо ответа бросилась Анне Петровне на шею. Вместе составили текст, а утром, идя с работы, женщина занесла письмо в редакцию. Его поместили на видном месте с фотографией девочки и броским заголовком «Найди меня, мама!».
После публикации в школу-интернат зачастили гости. Одни приходили просто с подарками, другие хотели стать для Кати приемными родителями. Отказывалась наотрез. Ждала маму!
Мама, ее звали Александрой Павловной, жила в глубинке. Семьи у нее не было. Близких подруг тоже, собственно, в деревне не до подруг, слишком много работы для одних женских рук. Жила скромно, но в домике было чисто и уютно. И никто не знал, сколько бессонных ночей провела, сколько слез выплакала в подушку, вспоминая, как мама уговорила оставить новорожденную дочку на крыльце городской больницы.
— Ты не справишься, – убеждала она, – а я помочь не могу, сама больна, отец пьет. Если привезешь ребенка домой, убьет нас обеих. А так, может, девочка попадет в xoрошую семью, и ее воспитают добрые люди.
Александра, Шурочка, как ее тогда звали, сопротивлялась. Но выхода не видела – училась в техникуме, жила на одну стипендию и сама еле сводила концы с концами. Кавалер испарился задолго до рождения ребенка, сказал, что не готов к такой ответственности, а к его родителям Шурочка побоялась идти – мама не жаловала подружку сына, и при первой встрече продемонстрировала свое «фи».
В общежитие с ребенком не пустили. Из роддома забирали две однокурсницы, которые жили на съемной квартире, и у них провела с дочкой несколько дней. А потом появилась хозяйка (кто-то из соседей сообщил, что слышат детский плач) и велела Шурочке убираться. Хотела и квартиранток выставить, но тем удалось уговорить ее сменить гнев на милость.
В отчаянии молодая мама написала записку прямо на скамейке в больничном сквере, вложила в сверток с дочерью и подошла к больнице. Оглядевшись, положила спокойно спящую дочку на крыльцо и, обливаясь слезами, убежала прочь. Остановилась за забором, поодаль, и когда увидела, что к крыльцу подходит женщина, медленно побрела прочь, не видя перед собой дороги…
Александра надеялась, что сможет забрать дочку. Окончит учебу, устроится в жизни и найдет ее. О том, что девочку могут удочерить, почему-то не думала вообще. А еще она ей снилась, во сне гладила ее по голове, шепча одну и ту же фразу: «Доченька, родная моя кровинка!».
Время шло, разыскать дочку словно что-то мешало. Сначала не повезло с работой. Отработав положенный срок, вынуждена была уехать подальше от городка, куда направили по распределению. Родителей к тому времени уже не было: мама ушла из-за болезни, отец сгорел из-за пьянки. Сгорел не в переносном смысле – устроил пожар и спасти его не успели. В конце концов за бесценок приобрела домик в дальней деревне, устроилась почтальоном.
В то утро, сортируя почту, уронила областную газету. Она раскрылась, и взгляд выхватил заголовок «Найди меня, мама!». С фотографии смотрело лицо ее дочки – Александра узнала бы его из тысячи лиц, девочка была похожа на нее. Перед глазами все поплыло, и она едва успела прислониться к стене. Подбежала коллега:
— Александра Павловна, что с вaми?..
Работать в тот день не смогла. Рукoводство почтового отделения пошло навстречу, подписав заявлениe на несколько дней по семейным обстоятельствам, и Александра стала coбираться в город, где находилась школа-интернат. Рейсовый автобус уже ушел, хорошо, что остановилась машина и водитель взял попутчицу.
Узнав, куда и зачем едет, подвез к школе-интернату. У женщины подгибались ноги, когда ступила за калитку. К окнам прильнули несколько лиц, разглядывая незнакомую тетеньку. Кати среди них не было. Ее немного позже пригласили в кабинет директора. Вошла и сразу узнала ее – женщину из своих снов. «Мама!!! Доченька!!!» – бросились друг другу навстречу…
Мама все просила у Кати прощения, а она, услышав драматичную историю, отвечала:
— Мамочка, я тебя не виню, у тебя просто не было выхода.
…Прошли годы. Катя выросла, вышла замуж. У нее хорошая семья, заботливый муж, сын. И все это время рядом была мама, для которой Катюша как свет в окошке.
Помогая дочке с малышом, Александра Павловна словно наверстывала то, что упустила. По своей ошибке, вине или глупости, это уже не имело значения. А еще не переставала удивляться дочери, которая была благодарна cyдьбе даже за испытания, объясняя, что за счастье надо платить. Обе заплатили сполна. Что им оставалось? Правильно, быть счастливыми!
ххх
Небольшое пояснение. Это очень давняя история. Произошла в небольшом белорусском городе. Но Катя, сейчас уже взрослая женщина, все помнит до мелочей. И спустя годы ни в чем не винит свою маму, которой уже нет. Она у нее былa и потом долго была рядом, и это считает глaвным.
Автор:
Нина Пиcaренкo

– Значит не возьмёшь девочку?

– Нет. И тебе не советую, Борь. Не знаешь ты, что это такое – грудной ребенок. А я знаю. Троих вырастила, только из пелёнок выползли…

Բոլորը կարող են բուժել varicose veins-ը: Ահա բաղադրատոմսը
Zmeetonik Veno Plus

Տղամարդկանց համար պարտադիր կարդալ! Պրոստատիտը կանցնի 5 օրից
Urofarm

Այս բնական միջոցը արագ կազատի մակաբույծներից
շանթերելներ biocleaning
– Не оставлю я ее! – он стукнул маленьким граненым стаканом по столу.

Боря выпил многовато. И теперь сидел, наклонившись к столу с вытертой клеенкой в доме сестры, крепко сжимая в руке стакан.

– Да тихо ты! Дети спят! Вот говорили тебе, говорили! А ты … «Сирота, значит тещи не будет, благодать!» Вот и дошутился,– шептала Зинаида.

– Это-то тут при чем?

– А при том. Была б хоть одна бабка. А так…

Причина напиться у Бори была. Да и делал он это не часто – второй раз после смерти жены. Первый раз – после похорон.

Его Лида умерла при родах. Вернее, после них.

Санитарка, получившая шоколадку, застучала стоптанными тапками по лестнице, а вскоре вернулась.

– Девочка у тебя, папаша. Большая – три восемьсот.

– Девочка? – Борис почему-то расплыться в улыбке. Вроде сына хотел. Все мужики же сыновей хотят. А тут – расплылся, – А Лида как? Когда приехать-то?

Санитарка почему-то рассердилась, развела руками:

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. Тазом плод шел. Говорят, кровотечение пока. Завтра приезжай уж.

И Боря совсем и не принял во внимание это кровотечение. Решил, что так и должно быть у всех рожениц. Не сильно-то мужики понимают в родах.

Приехал уж к вечеру дня следующего, после работы.

Шёл вдоль ограды под сухими уже акациями с коричневыми витыми стручками, под мокрыми рябинами с красными гроздьями, под тополями с горьким запахом осени. Шел и смотрел на окна, улыбался.

Может Лида уж встала, уж видит, что идёт он?

Сумка была не тяжёлой. Мужики подсказали, что взять. Там свежая булка, варёные яйца, пару яблок и виноград. Тогда кормящих не сильно ограничивали.

Он долго торчал в коридоре, ничего ему не поясняли, а он прятал черные от станка руки токаря в карманы.

Наконец, к нему вышла врач.

– Мы сделали все возможное. Но кровотечение сильное было. Такое бывает – осложнение после родов. Соболезную…

Борис слушал, не понимая – о чем она?

Бледный, как полотно он осел на кушетку. Ему дали стакан воды, какие-то капли. Он послушно все выпил, а потом поднял глаза.

– Она что, умерла?

– Да, ваша жена умерла. Примите наши соболезнования.

Он кивнул. Теперь понял. Как-то неловко стало, что собралось вокруг него столько народу. Он встал, направился к двери.

– Поеду… Вон передайте ей,– кивнул на сумку,– Ой! – взял сумку опять, – Я поеду…

– Постойте. Девочку мы подержим подольше, не волнуйтесь. А тело жены будет в морге. Когда вы приедете?

– Девочку? А да… , – он как-то мысленно ещё не отделил жену от ребенка, привез же сюда одного человека, – А она что, живая?

– Живая, живая. И здоровенькая. С девочкой нормально все. Только…только… В общем, занимайтесь пока похоронами, а девочка побудет у нас.

– Похоронами? – он совсем потерялся от всего этого, – Ах да. Хорошо. А чего надо-то?

Осознание случившегося навалилось уже дома. Боль пронзительно налетала, колола сердце, грызла голову. Потом затаивалась, набирала новый виток сил, и налетала опять.

Лида…Лидушка… Его Лида… Не хотела душа принимать. Не уберег… Не уберег…

Борис родился и жил в деревне Бараново. Работал в совхозе, долго не женился – не складывалось.

А потом умерла мать, остался он в доме с семьёй сестры. Вообще неуютно стало. Сестра всегда была резка, с сумеречным взглядом, вечно усталая от семейных хлопот и хозяйства.

И как только позвали в Заречное на завод – Борис уехал. Там, на заводе, и встретил он Лиду.

Молодая, скромная, приветливая. Выросла она в детдоме, но здесь, в городе, жила у нее бабка. К ней и приехала Лида после детдома и училища.

В дом к бабке пришел жить и Борис. Старуха была ворчлива, замучена жизнью, когда-то спивающейся дочерью и ее собутыльниками. Бориса встретила плохо.

Дом их, скорее флигель – пристройка к ещё одному хозяйскому дому, совсем обветшал. Две маленькие комнаты, кухня без окон, в которой стояла ещё и старая, оттертая Лидой, но давно порыжевшая ванна, да небольшая веранда.

Самое главное – дом был болен, заражен каким-то кошмарно прожорливым грибком или жучком.

Жучок этот ел полы, нижнюю часть стен. Стулья и столы в комнате проваливались ножками в пол. Сколько не топи – в доме было холодно. Борис перестилал пол, боролся, как мог с этим существом, но оно все равно возобновляло свою разрушительную силу.

Находился этот дом в старом районе города возле рынка, но в тихом тупиковом проулке, куда заворачивали лишь местные жильцы, да порой алкашня с рынка – недалеко была пивная.

Может поэтому и спилась когда-то мать Лиды? Может поэтому и не могла с детства Лида переносить даже запах спиртного?

Борис, как встретил Лиду, старался и не выпивать больше. Знал – и расплакаться может.

Старуха, бабка Лиды, смирилась с зятем, потому что увидела – работящий. В доме начались перемены, ожила такая несчастная, брошенная всеми когда-то внучка.

А уж в конце Борис носил высохшую сорокакилограммовую старуху в ванну на руках. Пролежала бабка полгода, а потом тихо померла.

И вот теперь заводской токарь Борис Захаров остался в этом доме один. Вернее, вскоре должен был забрать сюда грудного ребенка – дочку. Ей шел уж второй месяц, но больше в роддоме держать ее не могли.

Он ездил в деревню, просил сестру о помощи, но та отказалась. Понять можно – только на работу вышла, на свои законные сто рублей, с тремя пацанами полегче стало, и тут – он. А Борис, хоть деньгами помогать и собирался, но сто рублей и для него было много. Но он обещал присылать сто – все равно не взялась.

Лида когда-то только с ним и ожила. Оказалось, что не такая уж она и стеснительная, не такая зажатая. Она долго не рассказывала ему о себе, о детдоме, и лишь года через два раскрылась.

– Меня избили на третий же день в детдоме, Борь.

– Мальчишки?

– Не-ет. Воспитатель. Я боевая такая пришла, веселая, баловаться начала. Она таскала за волосы. Так вот за волосы и притащила в кладовку, заперла – учила быть тихой.

– Лида, Господи! Неуж там так с детьми?

– Да. Не со всеми. Некоторые уж приходят тихими, а остальных такими делают. С тех пор я боялась ее, вела себя, как мышка. Ненавижу детдом. Никогда мои дети не окажутся там! Никогда!

А Зинаида сестра настаивала – отдай в детдом, там уход получше твоего будет. А подрастет, может и заберёшь… А он вспоминал рассказ Лиды. Нет уж… Пусть лучше с ним девчонка растет.

Борису дали отпуск в самом начале года. За месяц нужно было решить – что же делать с девочкой.

Пожилая медсестра смотрела на него и жалостливо и сердито.

– Куда руки-то тянешь? Черные ведь… Это тебе не болванка, чай – ребенок!

– Да не грязь это. Не отмывается… Токарь я.

– Пока не отмоешь, не дам дитя. Поди вон… мыло.

Мыло не помогало, она принесла ему какой-то медицинский раствор, чернота запузырилась, и правда, руки стали чище.

– Разве пеленки это? Думал ли чего брал! … Пеленать-то умеешь? … А купать как знаешь? … С детской кухней договорился? Ох…горе, горе… , – причитала она, заворачивая ему девочку, объясняя по ходу основные азы кормления и купания, – Ищи бабенку, или бабку какую. Ведь не справишься сам-то. Как назовешь-то?

– Уж назвал. Свидетельство дали. Жена хотела мальчика – Сашу. Вот Александрой и записал. Александрой Борисовной.

– Шурочка, значит. Ну, – медсестра подняла запеленанный кулёк, – Сейчас бумаги вынесут, молочка, да и ступай. Чуть что – зови врача.

В авоське болталась бутылка холодного молока. Борис вышел на морозную улицу. Девочка сморщила личико, сжала глазки от яркого света зимней улицы, кругленький рот ее открылся, она чуток покряхтела.

Он почувствовал под руками ее живое тельце, и только сейчас вдруг испугался. Она же живая! Не кукла… Борис прикрыл девочке лицо и направился на автобусную остановку. Под ногами скрипел снежок.

Девочка уснула. А Борис ехал в каком-то оцепенении.

А что там будет дома? Что делать дальше? Растить, кормить, пеленать и думать, как жить …

Пока ещё особой любовью к этому «червячку» Борис не проникся, хоть и была она, вроде, хорошенькая. Теперь личико ее не было таким красным, как тогда, когда показывали ему ее месяц назад, чуток налились щёчки. Он называл ее мысленно – девочка. Не дочка, не Александра, не Шура, а именно – девочка. Как чужую.

Он вез домой нечто шевелящееся, канительное, создающее множество проблем. Он так задумался в автобусе, что расслабил и отпустил руки.

– Мужчина, Вы ребенка уроните! – услышал женский голос.

Борис спохватился, прижал девочку к груди, взглянул на нее – губки ее подергивались, девочка улыбалась во сне. Он прижал ее к себе покрепче.

А дома долго боялся распеленать, пугался ее крика. Выкормил все молоко, какое дали в роддоме, а позже с кричащей, плохо завернутой, побежал с ней на детскую кухню. Благо была она недалеко.

Детская кухня оказалась уже закрыта, но оставшаяся там работница сжалилась над ним, дала пару бутылочек молока, и велела приходить до одиннадцати каждый день.

Несколько дней Борис никак не мог втянуться в процесс. Девочка без конца плакала, он тряс ее, измерял температуру, то пеленал, то разворачивал. Она сучила ножками и ручками, вся напряжённая, красная от слез. А Борис думал, что наверное, в детдоме б ей было лучше. Таких малышей уж там точно не бьют.

Пустая стояла ее кроватка – девочка спала с ним.

– Чего ж она орет всё у Вас? – спрашивала соседка по дому, с которой ещё из-за несносной Лидиной бабки были они в ссоре.

– Я и сам не знаю… Как будто я специально! – вспылил он.

Соседка пришла, надавала советов, но эти советы выручили лишь чуток.

Он вымотался, не спал ночами. Один раз съездил с девочкой в поликлинику, там выписали какие-то капли от газов, велели класть на животик, но и это не помогло.

Неужто так и будет? – и ни сна, ни продыху…

Однажды днём ввалились ребята с работы. Шумные, веселые, дышащие свежестью. С ними Катерина – табельщица из их цеха.

– Пришли папашку навестить!

Они ввалились в тесный флигель.

– Эээ, зарос ты брат! Плохо нам без тебя. Возвращайся…

Дочка проснулась от шума, заплакала. Он схватил ее на руки. Но вскоре забрала ее Катерина, засюсюкала.

– Ничего себе! Берегись, папашка! Красоту вырастишь, проходу от женихов не будет.

– Лови…, – в дверь через головы вплыла красная высокая современная коляска, – Это тебе от коллектива. Начальство тоже подключилось.

– И это. От внучки младшей, – протянул узел Василий Петрович.

Они принесли с собой выпить и закусить. Чуток задержавшись, все прибрала Катерина.

Куль «это от внучки» Василия Петровича, их слесаря, было просто волшебным. Когда все ушли, Борис развязал узел, а там… ватное одеяло, пеленки, застиранные и совсем новые, пинетки вязаные, шапочки, ползунки, одежка и даже платьица… Борис и не знал, что на малышей есть столько одежды.

Следующим утром Борис проснулся неожиданно выспавшимся и настроенным оптимистично. Ушла тоска и хандра. Мирно спала где-то у него под мышкой дочка. Он долго смотрел на нее. Она опять улыбалась во сне – вот-вот проснется.

Борис начал понимать свою ошибку. Он делал все спонтанно: кормил, когда заплачет, укладывал спать ее практически постоянно, потому что хотел покоя, раздражался от ее хныканья, за пелёнками тоже следил абы как. Мыл – по необходимости.

Как там в деле токарном? Все по этапам: закрепление – точение – работа с резцами и … контроль. Так и тут надо действовать – утомить, опорожнить, накормить, уложить… Борис был токарем четвертого разряда. Иногда ему начальство доверяло самое сложные индивидуальные заказы.

Неужто тут не справится?

И когда девочка проснулась, заиграла ножками, он не стал совать ей бутылку сразу, как делал это раньше. Он развернул ее, натянул пинетки, и начал играть. Она весело ловила его палец, вытягивая рот трубочкой, тянула в рот.

Борис первый раз с похорон жены громко смеялся.

– Ох, Шурка! Ох, хитрющая… , – он первый раз назвал дочку по имени.

А она подтянула ножки и наложила ему кучку на пеленку.

– Ну, спасибо тебе, дорогая. Предупредить не могла? Я б газетку подложил.

И тут Шурочка радостно вскрикнула, упёрлась ножками в пинетках, приподняла спинку и размазала вокруг себя то, что размазывать было нежелательно.

– Эх ты! Кулемина… Специально, да? Только в новое одел! Жди теперь, сейчас купаться будем, – говорил он с дочкой впервые.

Он не давал ей спать до похода в магазин. В магазине его пускали без очереди, потому что пару раз Шурочка устроила там ор. Уже знали – один мужик девчонку рОстит, жена померла. Жалели…

А Борис вдруг понял, что дочка его любит, что с ней можно общаться. Она радостно встречает, узнает, успокаивается, когда напевает он песенки. Странно все это было – такая маленькая, а ты смотри…

Он первый раз с начала отпуска взглянул на себя в зеркало – почесал щетину. За что его любить-то такого? Он взял бритву и побрился.

А ведь она вырастет – отчего-то удивился он сам своей мысли. Вырастет, и будет у него взрослая дочь… Только сейчас он до глубины осознал, что это его ребенок, и только его. И будет дочка рядом во всей его предстоящей жизни.

И казалось ему, что все у нее сбудется, осуществится. Он как будто понял теперь две великие тайны земли – явление смерти и явление новой жизни. И теперь все, исключительно все было и будет в его жизни посвящено этой цели – вырастить дочь.

Борис влез в драку с пьяницами, зачастившими к ним в проулок. Они тащили сюда от мусора пивнушки какие-то коробки, доски, устраивали себе посиделки, орали песни, ругались матом…

А Боря вдруг подумал, что его дочка тут будет ходить в школу.

Он выгнал их с рукоприкладством, вынес все натасканное и решил, что будет впредь за этим следить. Но рыночные пьянчуги менялись, и этот угол он теперь разгонял регулярно. Выходил развешивать белье во двор, шел к забору, выглядывал. И если видел очередные посиделки, шел ругаться.

Он втягивался в такую жизнь…

Вот только, что делать в конце отпуска?

Чрез пару недель пошел он в ближайшие ясли. Впереди гордо катил коляску с дочкой, подтаяло, санки были лишними. Оказалось, детей туда берут с трёх месяцев. А ещё он узнал, что есть там пятидневка – в понедельник отдать, а в пятницу забрать дитя можно.

Все бы хорошо, да только мест в яслях нет, а очередь через горисполком.

– Чего ж вы раньше-то не пришли? Льготник ведь, раз один воспитываете. Идите в горисполком. Требуйте.

В горисполком он сходил. Заставили его в коридоре написать заявление, и на этом – всё. Сколько ждать, никто ему не объяснил.

Идти в отпуск по уходу? Но деньги катастрофически заканчивались, скоро жить будет не на что.

Катерина?

Ведь не зря она приезжала с мужиками. Не зря вздыхала, деловито убирала со стола, наводила после всех тут порядок.

Разведена, одна растит двоих детей.

– Хозяйка тебе нужна, – озиралась вокруг, – Да и сам ты мужик справный. Возле тебя ведь можно ещё и угреться, – она смеялась, а Борис опускал глаза.

Потом Катерина ещё прибегала, принесла ему оплату индивидуального заказа – мастер попросил. Опять посидела, поохала на горькую жизнь «без мужика», пожалилась.

Она широкая в бёдрах и неразмерно узкая в талии, с приподнятыми плечами и резкими чертами лица обладала какой-то неженственной силой. Борис и трёх секунд не выдерживал ее взгляда, смущался темных полукружий у век и какого-то лихорадочного огня в глазах.

Несмелым Борис был с бабами. Да и Лида была совсем другая. Понял он – Катерина не против будет с ним сойтись.

Но не хотелось.

А какой у него выход?

Оставалась неделя до конца отпуска. Он уж обдумывал, как доехать до завода, да поговорить с Катериной. Как в омут… Неужто с ней жить придется? Знать, судьба у него такая. А Катерина, хоть и хабалистая, но детей любит.

Приболела Шура, затемпературила. В этот день с утра он вызвал врача. Врач пришла ближе к обеду, выписала лекарства. Нужно было пойти в аптеку. Борис выскочил развесить белье, пока дочка уснула, привычно выглянул на угол проулка.

Там опять валялись картонные коробки, стоял притащенный кем-то ящик.

И вдруг он увидел, что за ящиком кто-то есть. Пьянь?

Борис занёс в дом таз, прислушался – спит ли дочка, накинул старую фуфайку и пошел на угол – разгонять этих пьяниц. Но за ящиками на корточках сидел парнишка лет пяти, а то и меньше, что-то нехотя жевал.

– Эй, пацан! Ты чего тут?

Мальчик вздрогнул, хотел улизнуть, но Борис схватил его за шиворот.

– Стой! Да не бойся ты! Куда? – он взял мальчика за руку. Ручонка грязная, красная и очень холодная.

Мальчик смотрел на него испуганно.

– Откуда ты?

– От мамы.

– А мама где?

– Там, – мальчик неопределенно махнул рукой в сторону рынка.

– Ты уж не потерялся ли? Знаешь, где мать-то?

– Знаю, – он посмотрел на раскинувшиеся ряды рынка, – Там, наверное. Или там.

– Ага, не знаешь, значит, – Борис догадался.

– Знаю, – твердил мальчишка.

– Ну, раз знаешь, покажешь.

Борис решил, что все равно нужно ему собирать Шуру и идти в аптеку. Заодно и мальчонку проводит, проверит, не заблудился ли.

– Ко мне пошли, погреешься и отведу тебя к матери.

Мальчик не спорил, мирно пошел с Борисом, шмыгнул у него прямо одетый на диван и притих. Когда собрал Борис Шуру, обнаружил мальчонку спящим. Пришлось будить.

– Эй, проснись. Мамка, поди, с ума сходит. Пошли, покажешь, где потерялся. Звать-то тебя как?

– Сашка, – тихо откликнулся мальчик, с трудом разлепив глаза.

– А фамилия как?

– Емельянов Александр Юрьевич…

– Ого. Молодец, все знаешь, – Борис знал, что на рынке есть радиорубка. Если мальчик мать не найдет, надо будет идти туда.

Александру Юрьевичу дали чаю, натянули большие рукавицы, и он с удовольствием помогал катить старые плетеные санки с Шурочкой. Как и ожидал Борис, мать они не нашли.

Площадь рынка здесь была немаленькая, да и близлежащие улицы пестрели лотками, киосками, кусками клеёнки с приложенными сверху камнями и разложенным товаром. Сначала мальчик шел уверенно, а потом засуетился.

– Стой! Хватит метаться. Вспомни, что вы покупали? Может мясо или овощи? Может одежду?

– Мы ничего не покупали.

– Хорошо. Может смотрели что? Разглядывали…

– Нет, ничего не смотрели.

Вот те на! Как с ним быть!

– Так чего ж вы тут делали?! – уже в сердцах прикрикнул Борис, он переживал за нездоровую Шурочку.

– Мы? Я ходил просто, а тетя мне пирожок дала, а мама ругается, – захныкал малыш… , – А я хотел пирожок.

– Так а мама что делала, когда тебе тетя пирожок дала? Что покупала?

–Ничего. У нас денег мало.

– Зачем вы тогда на рынок пришли? – Борис терял терпение, смотрел уж, как ближе пройти в радиорубку.

– Мы не пришли. Мы на автобусе приехали. Мама тут творог продает и сметану.

– Оооо!

Они направились в молочные ряды. Молоко в стеклянных банках, сметана в эмалированных бидончиках и вёдрах, творог, брынза, сливочное масло … эти ряды были нескончаемыми.

И вдруг:

– Санька! Санька! А мать с ума сходит! А он вота! Побежала уж в милицию ведь она, – полная продавщица в молочных лотках закричала в голос.

За матерью побежал какой-то подросток. Борис ждал, держал дочку на руках, ему задавали вопросы и уже приносили и ставили в санки баночки с молоком, сметаной, кулёк творога. Чувствуется, за Саньку переживали тут все.

Вскоре меж рядов показалась молодая светловолосая девушка в белом халате поверх толстого пальто. Глаза ее были заплаканы, но все равно была она очень миловидна. Из-под черной шапки – длинная толстая коса. Она прихрамывала.

– Мама! Мам, я больше не буду прятаться, – рванул к ней Санька.

Она обняла его, потом потрясла за плечи, что-то говорила, ругала.

– Нин, вон этот мужчина с дитем его привел. Мы уж его отблагодарили.

– Спасибо Вам! – она подошла к Борису, глаза глубокие, как озера,– Я … я уж не знала, что и думать. И по радио звали, и… к цыганам сбегла. Ох, думала – цыгане украли. А он…, – она с укоризной глянула на понурого сына.

Оказалось, Нина подрабатывает на рынке продавцом. Ездит сюда вместе с Санькой на электричке из деревни, потому что зимой в колхозе работы нет, соответственно и денег. По выходным возит сына с собой, потому что оставить не с кем – детсад не работает.

А Санька … А он вдруг понял, что если просто ходить по рядам и смотреть на вкусности, их иногда дают без денег. Мать об этом узнала, отругала, ну и начал Санька прятаться, чтоб съесть добытое… И на этот раз просто заблудился.

– А вашу девоньку как звать? – погладила она одеяло Шурочки.

– Да также – Санька.

– Ох ты! Надо ж! Я вам топлёного молочка сейчас дам, – она быстро пошла за свой лоток и достала литровую банку молока.

– Да я уж затарился, подруги ваши…

– А вы ещё приходьте, жену присылайте. Я подешевше отдам. Со среды до воскресенья я тута.

– Приде-ом, – с каким-то мягким удовольствием потянул Борис, уж больно нравился ему мягкий говорок женщины, – Нет у нас мамки. Одни мы с Шурой.

– Одни? Это как? А как же вы? – глаза распахнулись.

– Да вот так и живём. Померла жена.

– От-те, батюшки! – она схватилась за грудь. А потом покопалась в коробке, – Вот ещё маслица возьмите.

– Нет, нет, – уже смеялся Борис, – Мы лучше завтра придем.

Борис думал о Нине весь вечер. Понравилась, чего уж там. Хоть разглядеть ее в теплых рыночных одеждах и валенках хорошо и не смог. И вроде не замужем. Но чем больше думал, тем больше расстраивался. Нет, не пара он ей – мужик с ребенком, старше ее – видно же. Да и что он может предложить – старый флигель? А сейчас у него и денег совсем мало… Поиздержался…

Он ждал следующего утра. Ждал…

Но ночью случилось то, что испугало сильно – Шура горела. Борис утром опять вызвал врача, но так и не дождался, помчался в больницу сам.

– Чего вы паникуете, папаша? – успокаивала его детская медсестра, – Болеют дети, а как Вы думали?

А он, действительно, паниковал. Вернулись домой они уж к обеду. Неумело Борис принялся за процедуры, никак не мог приноровиться. Шурочка капризничала, ничего не ела, кашляла. Он носил ее по комнатам, приговаривал, заворачивал в теплые одеяла.

Вокруг валялись детские грязные пеленки, стояли лекарства, постель он утром так и не собрал. Не до порядка…

И в этот момент в дверь лихо застучали.

– Кто?

– Это мы с мамой!

Борис выглянул в окно – по двору быстро,чуток прихрамывая, шла Нина. Он положил Шуру, откинул дверной крючок.

– Нина? – он был очень удивлен.

– Уж простите, – она краснела, – Это Санька вот – «пошли, пошли, покажу, где живёт».» Мы ждали-ждали, уж уезжать, а вас нету. Мы просто молока привезли козьего. Для девочки Вашей специально. Вот, свежее, – она вынула из сумки банку, протянула ему, – Санька, а ну пошли! – прикрикнула на сына, и зашагала со двора.

– Спасибо, а я… А у меня Шура заболела сильно. Мы в больницу ездили.

– Заболела? – Нина остановилась, – А чего с ней?

– Температура, кашляет и капризы… В общем, простуда…

– Это плохо. Маленькая ведь, – Нина сделала шаг назад, – Чем лечите?

– Так чем… Врачи вот капли прописали.

Нина с Санькой вернулись в дом. Уже во всю плакала Шура. Борис ушел в комнату, подхватил дочь. Застыдился своего беспорядка.

– Вы уж простите, у нас тут…

Она отмахнулась.

– Дайте-ка, – протянула руки.

Борис отдал ей Шуру.

– Так а зачем ее кутать-то? Ей же жарко… Температура ведь.

– Так ведь простуда, прогреть надо.

– Не сейчас. Только температуру нагоните. Нут-ка…, – она положила Шуру, развернула, велела дать сухую рубашечку и пеленку, дала ей простой водички. И Шура вдруг успокоилась и даже начала гулить.

– Ох, чудо просто какое-то! Я уж часа два бегаю. Она не ест ничего.

– Так ведь когда болеешь и не до еды. Пить давайте поболе. Чаек вон.

– Разве можно ей чай?

– Слабенькой, конечно, можно… Травок бы. Так ведь только в среду тут буду, – она размышляла,– А ведь в аптеке есть ромашка-то… ,– хватилась, – Мы сбегаем.

– Да Вы весь день на ногах, оставайтесь. Побудьте с Шурой. А я сам.

Нина написала ещё какие-то лекарства, велела купить. А Борис вдруг увидел, что Нина необычайно стройна.

– Я в медицинском не доучилась. Саньку вон родила, да и бросила со второго курса. Не удивляйтеся – я и в деревне у нас всех лечу.

Как ждал он среды! Как ждал!

Соседка выручила – осталась с Шурой, а он помчался на рынок один. Нина смотрела озабоченно, спрашивала о здоровье Шуры, а он благодарил. Шурочка поправлялась очень быстро. Правда, от прогулок он воздержался. Да ещё и больничный оформил. Теперь отпуск его продлевался.

Теперь они виделись каждый день. А в субботу он забрал Саньку с утра домой, чтоб не болтался по холодному рынку. Но Сане сидеть в доме надоело быстро, попросился погулять во двор.

Нина отторговала и пошла за сыном.

Хороша она была собой. Коса приметная. А на углу – а на углу опять пьянь.

– Ты смотри какая краса. Заходи к нам на огонек, милая!

Борис ждал Нину. Он сливал кастрюлю со сварившейся картошкой, когда в дом вбежал запыхавшийся Санька.

– Дядь Борь, там маму бьют!

– Будь тут.

Борис рванул раздетый, в тапках.

– Ээй! А ну…, – ещё издали кричал он и бежал со всех ног!

Нина вырывалась, а ее упорно лапали и тянули в угол трое здоровых пьяных мужиков. Один пошел грудью на Бориса. Борис со всего лету саданул ногой его в грудь. Мужик попятился, повернулся и, как-то по-крабьи, боком, отбежал в сторону.

Другой размахнулся и кулаком ударил Бориса в плечо. Боль пронзила, но Борис сейчас зубами б загрыз любого, так был зол. Он пошел на мужика, схватил за полы куртки, толкнул в бок и тот завалился – они были пьяны.

Третий ретировался.

– Ты чего, мужик? Мы ж так… шутканули просто… Если б знали, что жена твоя…

Борис погнал их с проулка. Вернулся обратно к Нине, держась за руку.

– Борис! Тебе надо в больницу!

– Да нет. Пройдет!

Но Нина настояла, можно сказать – вытолкала из дома в больницу.

– Ты вот видишь, хромаю я. Протянули с лечением в детстве, кость неправильно срослась. Ступай…

Перелома не оказалось – ушиб. Но вернулся он не скоро, наложили ему шину.

А дома ждала его Нина. На диване Санька играл с Шурочкой, она нараспев гулила. И Борис вдруг подумал, что Лиде бы Нина понравилась.

– Нин, – был он сильно возбуждён этой дракой, решил не тянуть резину, – Нина, а у тебя есть кто-нибудь?

– Ага. Санька…, – улыбалась Нина.

– И у меня – Санька. И больше никого.

– Намекаешь, чтоб было у нас двое Санек? – она прятала смешливые глаза, разливала чай.

– Намекаю. Я хороший токарь, Нин. Зарабатываю… Дом этот плохой, ну так построить новый можно. Тут знаешь, такой жучок живёт неистребимый. Все ломать надо. А я… Я с ребенком вот, один. И вообще, старше тебя … Незавидный жених, в общем …

Борис совсем не умел делать предложение.

– Так ведь и я – хромая одиночка.

– Нин, я не от безысходности, нет. Ты только не думай так. Не хочешь – не соглашайся. Ты мне просто очень сильно понравилась. Очень… Только… Какой уж жених из меня?

– Незавидный? Вона какой завидный. Так за меня сегодня дрался! За меня ведь никто никогда не дрался, – Нина опустила глаза, покраснела. А потом подняла их, а они – бездонные, – Разе не догадался? Разе просто так я тогда сама к тебе пришла? Странные вы – мужчины.

Из комнаты вышел озадаченный Санька.

– Ма-ам! Там Шурочка во-от такую кучу навалила… Она что, в туалет прямо на кровати ходит? Девчонки – они такие странные…

Нина с Борисом переглянулись и громко рассмеялись.

Саньки их будут расти вместе. Это уж точно…

После многих лет безуспешных попыток завести ребенка, мы приняли в семью Сэма — милого трехлетнего мальчика с завораживающе голубыми глазами. Но когда Марк, мой муж, впервые попытался купать его, он неожиданно выбежал из ванной, крича: «Надо вернуть его!» Его паника казалась необъяснимой, пока я не заметила характерное родимое пятно на его ноге.

Я никогда не ожидала, что появление приёмного сына способно разрушить наш семейный очаг. Однако, оглядываясь назад, я понимаю, что некоторые дары судьбы приходят, обернутые в боль, и порой время подсовывает нам странные испытания.

«Ты нервничаешь?» — спросила я Марка, когда мы ехали в агентство. Держа в руках крошечный голубой свитер, купленный специально для Сэма, я представляла, как его маленькие плечики наполнят эту мягкую ткань.
«Я? Нет, — ответил он, хотя его пальцы судорожно сжимали руль. — Просто хочется, чтобы всё шло по плану. Пробки выводят меня из себя».
Он беспокойно постукивал по приборной панели, привычный нервный тик, который я замечала в последнее время всё чаще.
«Ты проверил детское кресло уже три раза, — добавил он с легкой усмешкой, — мне кажется, именно ты переживаешь больше».
«Конечно, переживаю! — ответила я, снова поглаживая свитер. — Мы так долго ждали этого момента».

Путь к встрече
Процесс усыновления оказался изнурительным: я проводила бессчетные часы, занимаясь бумажной волокитой, обследованиями дома и интервью, в то время как Марк всё больше уделял внимание своему бизнесу. Именно поэтому я так долго искала на сайте агентства фотографию подходящего ребёнка. И вот я увидела снимок Сэма — мальчика с глазами, как летнее небо, и улыбкой, способной растопить любой лёд. Его мать его оставила, и в его взгляде я увидела не только печаль, но и некую судьбоносную притягательность.

Однажды вечером, я показала Марку фотографию Сэма на планшете. Его лицо озарилась мягкой улыбкой, и он сказал: «Он замечательный малыш. Эти глаза — что-то особенное».
Но сомнения всё же присутствовали: «Справимся ли мы с воспитанием малыша?» — спрашивала я.
«Конечно, справимся, — уверял он, сжимая меня за плечо. — Независимо от возраста, я знаю, что ты станешь великолепной мамой».

Встреча с Сэмом
После всех этапов оформления, в агентстве нас встретила социальный работник, госпожа Чен, которая повела нас в небольшую игровую комнату. Там, среди разноцветных кубиков, Сэм сосредоточенно строил башенку.
«Сэм, помнишь ту добрую пару, о которой мы говорили? Они здесь», — тихо сказала госпожа Чен.
Я опустилась на колени рядом с мальчиком, сердце билось учащенно. «Привет, Сэм, какая замечательная башня! Могу я помочь?»
Он долго смотрел на меня, затем кивнул и протянул мне красный кубик. Этот маленький жест казался началом чего-то великого.

Домашний уют и первая трещина
По дороге домой в тишине Сэм крепко держал своего плюшевого слона, время от времени издавая забавные звуки, от которых Марк невольно улыбался. Я не могла поверить, что этот мальчик, казавшийся таким хрупким, теперь наш. Дома я начала распаковывать его несколько личных вещей. Маленькая сумка, в которой он приехал, казалась слишком легкой для того, чтобы вместить целый мир детства.
«Давай я купаю его, — предложил Марк, — так ты сможешь обустроить его комнату так, как мечтаешь».
«Отлично, не забудь про игрушки для ванны», — ответила я с радостью.
Но счастье длилось всего сорок семь секунд.

Из ванной донёсся пронзительный крик. Я выбежала в коридор и увидела, как Марк, бледный как привидение, вырывается из ванной.
«Что ты имеешь в виду, говоря о возврате его? Мы только что усыновили его! Он не товар из магазина!» — с трудом сдерживала слёзы я.
Марк нервно ходил взад и вперёд, заплетая волосы, дыхание его было прерывистым.
«Я понял, что не могу принять его как своего сына. Это была ошибка», — говорил он, избегая моих взглядов.

Я едва могла поверить: «Ты был так счастлив всего несколько часов назад, смеялся вместе с ним в машине, имитируя звуки слона! Почему теперь?» «Не знаю… просто я не могу с ним сблизиться», — отвечал он, дрожа и опуская взгляд.

Я ворвалась в ванную, где Сэм сидел, растерянный и почти полностью одетый, за исключением носков и обуви. Он крепко прижимал плюшевого слона к груди.
«Привет, малыш, — попыталась я улыбнуться, несмотря на разбитое сердце, — давай помоем тебя. Может, мистер Слон тоже захочет принять участие?»
Сэм тихо сказал: «Он боится воды».
«Ничего страшного, пусть наблюдает», — ответила я, ставя игрушку на полку, и продолжила купать его, пытаясь вернуть в мир хоть каплю радости.

В этот момент, глядя на его маленькую ножку, я заметила родимое пятно, которое было идентично тому, что я видела на ноге Марка во время наших летних походов к бассейну. Это открытие заставило моё сердце биться быстрее, и в моей голове начали мелькать тревожные мысли.

— «У тебя волшебные пузырьки», — произнёс Сэм, весело похлопывая по пене, которую я, едва заметив, добавила в воду. — «Это особенные пузырьки», — тихо сказала я, наблюдая за его игрой. Его улыбка теперь казалась чем-то знакомым.

Разоблачение и перемены
Поздней ночью, после того как я уложила Сэма спать, я столкнулась с Марком в нашей спальне. Расстояние на двуспальном матрасе казалось непреодолимым.
«Пятно на его ноге совпадает с твоим», — тихо произнесла я.
Марк замер, снимая часы, а затем с хриплым смехом ответил: «Просто совпадение. Многие имеют родимые пятна».
«Я настаиваю на ДНК-тесте», — твердо сказала я.

«Это абсурд, — резко возразил он, отворачиваясь, — ты позволяешь своему воображению унести тебя. День был слишком тяжелым».

Но его реакция говорила сама за себя. На следующий день, когда Марк ушёл на работу, я взяла несколько прядей с его расчески и сделала мазок с щечки Сэма во время чистки зубов, сославшись на проверку на кариес.

Ожидание результатов длилось мучительно. Марк всё больше отдалялся, проводя время в офисе, а я, тем временем, сближалась с Сэмом. Уже через несколько дней он начал звать меня «мамой», и каждое это слово согревало меня, несмотря на всю неопределенность ситуации.
Мы установили свой семейный ритм: утренние блины, вечерние сказки и прогулки по парку, где он собирал маленькие сокровища — листья и интересные камешки для своей подоконной полки.

Две недели спустя результаты подтвердили мои подозрения — Марк был биологическим отцом Сэма. Я сидела за кухонным столом, уставившись на бумагу, пока весёлый смех Сэма доносился с заднего двора, где он играл с игрушечной палочкой для пузырей.

«Это случилось однажды ночью, — наконец признался Марк, — я был пьян на конференции. Я даже не знал… не думал, что это возможно». Он протянул мне руку, лицо его исказилось от боли. «Пожалуйста, давай попробуем всё исправить. Я обещаю, что изменюсь».
Я отступила, голос мой стал ледяным: «Ты почувствовал страх, когда увидел то родимое пятно. Именно поэтому ты испугался».
«Прости, — прошептал он, опускаясь на кухонный стул. — Когда я увидел его в ванне, воспоминания нахлынули. Та женщина… я даже не запомнил её имени. Мне было так стыдно, что я пытался всё забыть».
«Четыре года назад, когда я проходил лечение от бесплодия? Каждый месяц слёзы из-за неудач?» — каждое слово было как нож, пронзающий меня.

На следующее утро я обратилась к опытной юристке по имени Джанет, которая выслушала меня без осуждения и подтвердила, что, будучи легально приёмной матерью Сэма, я обладаю родительскими правами. Незарегистрированное отцовство Марка не давало ему права на опеку.

В тот же вечер, когда Сэм уже крепко спал, я сказала Марку: «Я подаю на развод и хочу получить полную опеку над Сэмом».
«Его мать уже оставила его, а ты почти сделала то же самое», — добавила я резко. «Я не позволю, чтобы он снова оказался брошенным».
Марк опустил голову: «Я люблю тебя».

«Любовь, которая не способна быть честной, не стоит того. Похоже, ты любил лишь себя».
Марк не стал спорить, и развод прошёл быстро. Сэм, несмотря на всё, адаптировался, хотя время от времени спрашивал, почему папа больше не живёт с нами.

«Иногда взрослые совершают ошибки, — говорила я, гладя его по волосам, — но это не значит, что они не любят тебя». Это была самая добрая правда, которую я могла ему предложить.

Новая глава
Прошли годы, и Сэм вырос в замечательного молодого человека. Марк время от времени присылает поздравительные открытки и редкие письма, но сам держится на расстоянии — его выбор, а не мой.
Многие спрашивают, жалею ли я, что не ушла, когда узнала правду. Я лишь качаю головой. Сэм перестал быть просто приёмным ребёнком — он стал моим сыном, несмотря на все биологические сложности и предательство. Любовь не всегда бывает простой, но она всегда требует выбора. Я поклялась никогда не расставаться с ним, разве что, может быть, с его будущей невестой.

А вот ещё одна история: несмотря на все трудности одинокой мамы, мне пришлось помочь пожилой женщине, которую я встретила холодной рождественской ночью. Никогда не думала, что один акт доброты приведёт ко встрече с роскошным внедорожником у моего дома — и поможет залечить разбитое сердце. Чтобы узнать подробнее, нажмите здесь.

Эта история вдохновлена реальными событиями и людьми, но все детали вымышлены для художественного эффекта. Имена, персонажи и факты изменены для сохранения конфиденциальности. Любое совпадение с реальностью является случайным.

Автор и издатель не несут ответственности за точность описанных событий и характеров, а также за возможное неверное толкование. История представлена «как есть», и все мнения принадлежат только персонажам, а не автору или издателю.