Кaте paссказывали в детском доме, кaк ее нaшли. Завернутая в детское байковoe одeяльце, лежала на крыльце гоpoдской больницы. Ей было несколько дней от роду, вся такая чистенькая, досмотренная, хотя и в стареньких пеленках.
В записке, вложенной в одеяльце, прыгающими буквами было написано: «Прости меня, доченька!». У Кати всегда наворачивались на глаза слезы, когда это слышала. Однажды попросила показать ей эту записку, что хранилась в личном деле. Так растрогалась, что даже понюхала листок, думая, что он пахнет мамой…
После того, как новорожденную нашли, ее ждала судьба большинства подкидышей: дом малютки, дошкольный детский дом, школа-интернат для детей-сирот. Какой болью отзывалась в ней каждая счастливая история, когда кто-то из ровесников обретал семью! Особенно завидовала, если отыскивалась родная мама.
По ночам часто плакала в подушку. Плакала не она одна, но показывать свои переживания было не принято, поэтому держали их в себе. Когда Катя забывалась тревожным сном, видела одну и ту же женщину, которая ласково гладила ее по голове и шептала:
— Доченька, родная моя кровинка!
Видение былo таким явственным, что после сна летала словно на крыльях, и была уверена, что мaма ее помнит, и они обязательно встретятcя.
Одна из воспитательниц, немолодая Анна Петровна, очень сочувствовала Кате. Как-то вечером, беседуя с воспитанницей, предложила:
— Катюша, а давай напишем письмо в газету. Может, мама прочитает и найдет тебя.
У Кати загорелись глаза, вместо ответа бросилась Анне Петровне на шею. Вместе составили текст, а утром, идя с работы, женщина занесла письмо в редакцию. Его поместили на видном месте с фотографией девочки и броским заголовком «Найди меня, мама!».
После публикации в школу-интернат зачастили гости. Одни приходили просто с подарками, другие хотели стать для Кати приемными родителями. Отказывалась наотрез. Ждала маму!
Мама, ее звали Александрой Павловной, жила в глубинке. Семьи у нее не было. Близких подруг тоже, собственно, в деревне не до подруг, слишком много работы для одних женских рук. Жила скромно, но в домике было чисто и уютно. И никто не знал, сколько бессонных ночей провела, сколько слез выплакала в подушку, вспоминая, как мама уговорила оставить новорожденную дочку на крыльце городской больницы.
— Ты не справишься, – убеждала она, – а я помочь не могу, сама больна, отец пьет. Если привезешь ребенка домой, убьет нас обеих. А так, может, девочка попадет в xoрошую семью, и ее воспитают добрые люди.
Александра, Шурочка, как ее тогда звали, сопротивлялась. Но выхода не видела – училась в техникуме, жила на одну стипендию и сама еле сводила концы с концами. Кавалер испарился задолго до рождения ребенка, сказал, что не готов к такой ответственности, а к его родителям Шурочка побоялась идти – мама не жаловала подружку сына, и при первой встрече продемонстрировала свое «фи».
В общежитие с ребенком не пустили. Из роддома забирали две однокурсницы, которые жили на съемной квартире, и у них провела с дочкой несколько дней. А потом появилась хозяйка (кто-то из соседей сообщил, что слышат детский плач) и велела Шурочке убираться. Хотела и квартиранток выставить, но тем удалось уговорить ее сменить гнев на милость.
В отчаянии молодая мама написала записку прямо на скамейке в больничном сквере, вложила в сверток с дочерью и подошла к больнице. Оглядевшись, положила спокойно спящую дочку на крыльцо и, обливаясь слезами, убежала прочь. Остановилась за забором, поодаль, и когда увидела, что к крыльцу подходит женщина, медленно побрела прочь, не видя перед собой дороги…
Александра надеялась, что сможет забрать дочку. Окончит учебу, устроится в жизни и найдет ее. О том, что девочку могут удочерить, почему-то не думала вообще. А еще она ей снилась, во сне гладила ее по голове, шепча одну и ту же фразу: «Доченька, родная моя кровинка!».
Время шло, разыскать дочку словно что-то мешало. Сначала не повезло с работой. Отработав положенный срок, вынуждена была уехать подальше от городка, куда направили по распределению. Родителей к тому времени уже не было: мама ушла из-за болезни, отец сгорел из-за пьянки. Сгорел не в переносном смысле – устроил пожар и спасти его не успели. В конце концов за бесценок приобрела домик в дальней деревне, устроилась почтальоном.
В то утро, сортируя почту, уронила областную газету. Она раскрылась, и взгляд выхватил заголовок «Найди меня, мама!». С фотографии смотрело лицо ее дочки – Александра узнала бы его из тысячи лиц, девочка была похожа на нее. Перед глазами все поплыло, и она едва успела прислониться к стене. Подбежала коллега:
— Александра Павловна, что с вaми?..
Работать в тот день не смогла. Рукoводство почтового отделения пошло навстречу, подписав заявлениe на несколько дней по семейным обстоятельствам, и Александра стала coбираться в город, где находилась школа-интернат. Рейсовый автобус уже ушел, хорошо, что остановилась машина и водитель взял попутчицу.
Узнав, куда и зачем едет, подвез к школе-интернату. У женщины подгибались ноги, когда ступила за калитку. К окнам прильнули несколько лиц, разглядывая незнакомую тетеньку. Кати среди них не было. Ее немного позже пригласили в кабинет директора. Вошла и сразу узнала ее – женщину из своих снов. «Мама!!! Доченька!!!» – бросились друг другу навстречу…
Мама все просила у Кати прощения, а она, услышав драматичную историю, отвечала:
— Мамочка, я тебя не виню, у тебя просто не было выхода.
…Прошли годы. Катя выросла, вышла замуж. У нее хорошая семья, заботливый муж, сын. И все это время рядом была мама, для которой Катюша как свет в окошке.
Помогая дочке с малышом, Александра Павловна словно наверстывала то, что упустила. По своей ошибке, вине или глупости, это уже не имело значения. А еще не переставала удивляться дочери, которая была благодарна cyдьбе даже за испытания, объясняя, что за счастье надо платить. Обе заплатили сполна. Что им оставалось? Правильно, быть счастливыми!
ххх
Небольшое пояснение. Это очень давняя история. Произошла в небольшом белорусском городе. Но Катя, сейчас уже взрослая женщина, все помнит до мелочей. И спустя годы ни в чем не винит свою маму, которой уже нет. Она у нее былa и потом долго была рядом, и это считает глaвным.
Автор:
Нина Пиcaренкo
Кaте paссказывали в детском доме, кaк ее нaшли
Дочку не оставлю. Рассказ
– Значит не возьмёшь девочку?
– Нет. И тебе не советую, Борь. Не знаешь ты, что это такое – грудной ребенок. А я знаю. Троих вырастила, только из пелёнок выползли…
Բոլորը կարող են բուժել varicose veins-ը: Ահա բաղադրատոմսը
Zmeetonik Veno Plus
Տղամարդկանց համար պարտադիր կարդալ! Պրոստատիտը կանցնի 5 օրից
Urofarm
Այս բնական միջոցը արագ կազատի մակաբույծներից
շանթերելներ biocleaning
– Не оставлю я ее! – он стукнул маленьким граненым стаканом по столу.
Боря выпил многовато. И теперь сидел, наклонившись к столу с вытертой клеенкой в доме сестры, крепко сжимая в руке стакан.
– Да тихо ты! Дети спят! Вот говорили тебе, говорили! А ты … «Сирота, значит тещи не будет, благодать!» Вот и дошутился,– шептала Зинаида.
– Это-то тут при чем?
– А при том. Была б хоть одна бабка. А так…
Причина напиться у Бори была. Да и делал он это не часто – второй раз после смерти жены. Первый раз – после похорон.
Его Лида умерла при родах. Вернее, после них.
Санитарка, получившая шоколадку, застучала стоптанными тапками по лестнице, а вскоре вернулась.
– Девочка у тебя, папаша. Большая – три восемьсот.
– Девочка? – Борис почему-то расплыться в улыбке. Вроде сына хотел. Все мужики же сыновей хотят. А тут – расплылся, – А Лида как? Когда приехать-то?
Санитарка почему-то рассердилась, развела руками:
– Вот уж чего не знаю, того не знаю. Тазом плод шел. Говорят, кровотечение пока. Завтра приезжай уж.
И Боря совсем и не принял во внимание это кровотечение. Решил, что так и должно быть у всех рожениц. Не сильно-то мужики понимают в родах.
Приехал уж к вечеру дня следующего, после работы.
Шёл вдоль ограды под сухими уже акациями с коричневыми витыми стручками, под мокрыми рябинами с красными гроздьями, под тополями с горьким запахом осени. Шел и смотрел на окна, улыбался.
Может Лида уж встала, уж видит, что идёт он?
Сумка была не тяжёлой. Мужики подсказали, что взять. Там свежая булка, варёные яйца, пару яблок и виноград. Тогда кормящих не сильно ограничивали.
Он долго торчал в коридоре, ничего ему не поясняли, а он прятал черные от станка руки токаря в карманы.
Наконец, к нему вышла врач.
– Мы сделали все возможное. Но кровотечение сильное было. Такое бывает – осложнение после родов. Соболезную…
Борис слушал, не понимая – о чем она?
Бледный, как полотно он осел на кушетку. Ему дали стакан воды, какие-то капли. Он послушно все выпил, а потом поднял глаза.
– Она что, умерла?
– Да, ваша жена умерла. Примите наши соболезнования.
Он кивнул. Теперь понял. Как-то неловко стало, что собралось вокруг него столько народу. Он встал, направился к двери.
– Поеду… Вон передайте ей,– кивнул на сумку,– Ой! – взял сумку опять, – Я поеду…
– Постойте. Девочку мы подержим подольше, не волнуйтесь. А тело жены будет в морге. Когда вы приедете?
– Девочку? А да… , – он как-то мысленно ещё не отделил жену от ребенка, привез же сюда одного человека, – А она что, живая?
– Живая, живая. И здоровенькая. С девочкой нормально все. Только…только… В общем, занимайтесь пока похоронами, а девочка побудет у нас.
– Похоронами? – он совсем потерялся от всего этого, – Ах да. Хорошо. А чего надо-то?
Осознание случившегося навалилось уже дома. Боль пронзительно налетала, колола сердце, грызла голову. Потом затаивалась, набирала новый виток сил, и налетала опять.
Лида…Лидушка… Его Лида… Не хотела душа принимать. Не уберег… Не уберег…
Борис родился и жил в деревне Бараново. Работал в совхозе, долго не женился – не складывалось.
А потом умерла мать, остался он в доме с семьёй сестры. Вообще неуютно стало. Сестра всегда была резка, с сумеречным взглядом, вечно усталая от семейных хлопот и хозяйства.
И как только позвали в Заречное на завод – Борис уехал. Там, на заводе, и встретил он Лиду.
Молодая, скромная, приветливая. Выросла она в детдоме, но здесь, в городе, жила у нее бабка. К ней и приехала Лида после детдома и училища.
В дом к бабке пришел жить и Борис. Старуха была ворчлива, замучена жизнью, когда-то спивающейся дочерью и ее собутыльниками. Бориса встретила плохо.
Дом их, скорее флигель – пристройка к ещё одному хозяйскому дому, совсем обветшал. Две маленькие комнаты, кухня без окон, в которой стояла ещё и старая, оттертая Лидой, но давно порыжевшая ванна, да небольшая веранда.
Самое главное – дом был болен, заражен каким-то кошмарно прожорливым грибком или жучком.
Жучок этот ел полы, нижнюю часть стен. Стулья и столы в комнате проваливались ножками в пол. Сколько не топи – в доме было холодно. Борис перестилал пол, боролся, как мог с этим существом, но оно все равно возобновляло свою разрушительную силу.
Находился этот дом в старом районе города возле рынка, но в тихом тупиковом проулке, куда заворачивали лишь местные жильцы, да порой алкашня с рынка – недалеко была пивная.
Может поэтому и спилась когда-то мать Лиды? Может поэтому и не могла с детства Лида переносить даже запах спиртного?
Борис, как встретил Лиду, старался и не выпивать больше. Знал – и расплакаться может.
Старуха, бабка Лиды, смирилась с зятем, потому что увидела – работящий. В доме начались перемены, ожила такая несчастная, брошенная всеми когда-то внучка.
А уж в конце Борис носил высохшую сорокакилограммовую старуху в ванну на руках. Пролежала бабка полгода, а потом тихо померла.
И вот теперь заводской токарь Борис Захаров остался в этом доме один. Вернее, вскоре должен был забрать сюда грудного ребенка – дочку. Ей шел уж второй месяц, но больше в роддоме держать ее не могли.
Он ездил в деревню, просил сестру о помощи, но та отказалась. Понять можно – только на работу вышла, на свои законные сто рублей, с тремя пацанами полегче стало, и тут – он. А Борис, хоть деньгами помогать и собирался, но сто рублей и для него было много. Но он обещал присылать сто – все равно не взялась.
Лида когда-то только с ним и ожила. Оказалось, что не такая уж она и стеснительная, не такая зажатая. Она долго не рассказывала ему о себе, о детдоме, и лишь года через два раскрылась.
– Меня избили на третий же день в детдоме, Борь.
– Мальчишки?
– Не-ет. Воспитатель. Я боевая такая пришла, веселая, баловаться начала. Она таскала за волосы. Так вот за волосы и притащила в кладовку, заперла – учила быть тихой.
– Лида, Господи! Неуж там так с детьми?
– Да. Не со всеми. Некоторые уж приходят тихими, а остальных такими делают. С тех пор я боялась ее, вела себя, как мышка. Ненавижу детдом. Никогда мои дети не окажутся там! Никогда!
А Зинаида сестра настаивала – отдай в детдом, там уход получше твоего будет. А подрастет, может и заберёшь… А он вспоминал рассказ Лиды. Нет уж… Пусть лучше с ним девчонка растет.
Борису дали отпуск в самом начале года. За месяц нужно было решить – что же делать с девочкой.
Пожилая медсестра смотрела на него и жалостливо и сердито.
– Куда руки-то тянешь? Черные ведь… Это тебе не болванка, чай – ребенок!
– Да не грязь это. Не отмывается… Токарь я.
– Пока не отмоешь, не дам дитя. Поди вон… мыло.
Мыло не помогало, она принесла ему какой-то медицинский раствор, чернота запузырилась, и правда, руки стали чище.
– Разве пеленки это? Думал ли чего брал! … Пеленать-то умеешь? … А купать как знаешь? … С детской кухней договорился? Ох…горе, горе… , – причитала она, заворачивая ему девочку, объясняя по ходу основные азы кормления и купания, – Ищи бабенку, или бабку какую. Ведь не справишься сам-то. Как назовешь-то?
– Уж назвал. Свидетельство дали. Жена хотела мальчика – Сашу. Вот Александрой и записал. Александрой Борисовной.
– Шурочка, значит. Ну, – медсестра подняла запеленанный кулёк, – Сейчас бумаги вынесут, молочка, да и ступай. Чуть что – зови врача.
В авоське болталась бутылка холодного молока. Борис вышел на морозную улицу. Девочка сморщила личико, сжала глазки от яркого света зимней улицы, кругленький рот ее открылся, она чуток покряхтела.
Он почувствовал под руками ее живое тельце, и только сейчас вдруг испугался. Она же живая! Не кукла… Борис прикрыл девочке лицо и направился на автобусную остановку. Под ногами скрипел снежок.
Девочка уснула. А Борис ехал в каком-то оцепенении.
А что там будет дома? Что делать дальше? Растить, кормить, пеленать и думать, как жить …
Пока ещё особой любовью к этому «червячку» Борис не проникся, хоть и была она, вроде, хорошенькая. Теперь личико ее не было таким красным, как тогда, когда показывали ему ее месяц назад, чуток налились щёчки. Он называл ее мысленно – девочка. Не дочка, не Александра, не Шура, а именно – девочка. Как чужую.
Он вез домой нечто шевелящееся, канительное, создающее множество проблем. Он так задумался в автобусе, что расслабил и отпустил руки.
– Мужчина, Вы ребенка уроните! – услышал женский голос.
Борис спохватился, прижал девочку к груди, взглянул на нее – губки ее подергивались, девочка улыбалась во сне. Он прижал ее к себе покрепче.
А дома долго боялся распеленать, пугался ее крика. Выкормил все молоко, какое дали в роддоме, а позже с кричащей, плохо завернутой, побежал с ней на детскую кухню. Благо была она недалеко.
Детская кухня оказалась уже закрыта, но оставшаяся там работница сжалилась над ним, дала пару бутылочек молока, и велела приходить до одиннадцати каждый день.
Несколько дней Борис никак не мог втянуться в процесс. Девочка без конца плакала, он тряс ее, измерял температуру, то пеленал, то разворачивал. Она сучила ножками и ручками, вся напряжённая, красная от слез. А Борис думал, что наверное, в детдоме б ей было лучше. Таких малышей уж там точно не бьют.
Пустая стояла ее кроватка – девочка спала с ним.
– Чего ж она орет всё у Вас? – спрашивала соседка по дому, с которой ещё из-за несносной Лидиной бабки были они в ссоре.
– Я и сам не знаю… Как будто я специально! – вспылил он.
Соседка пришла, надавала советов, но эти советы выручили лишь чуток.
Он вымотался, не спал ночами. Один раз съездил с девочкой в поликлинику, там выписали какие-то капли от газов, велели класть на животик, но и это не помогло.
Неужто так и будет? – и ни сна, ни продыху…
Однажды днём ввалились ребята с работы. Шумные, веселые, дышащие свежестью. С ними Катерина – табельщица из их цеха.
– Пришли папашку навестить!
Они ввалились в тесный флигель.
– Эээ, зарос ты брат! Плохо нам без тебя. Возвращайся…
Дочка проснулась от шума, заплакала. Он схватил ее на руки. Но вскоре забрала ее Катерина, засюсюкала.
– Ничего себе! Берегись, папашка! Красоту вырастишь, проходу от женихов не будет.
– Лови…, – в дверь через головы вплыла красная высокая современная коляска, – Это тебе от коллектива. Начальство тоже подключилось.
– И это. От внучки младшей, – протянул узел Василий Петрович.
Они принесли с собой выпить и закусить. Чуток задержавшись, все прибрала Катерина.
Куль «это от внучки» Василия Петровича, их слесаря, было просто волшебным. Когда все ушли, Борис развязал узел, а там… ватное одеяло, пеленки, застиранные и совсем новые, пинетки вязаные, шапочки, ползунки, одежка и даже платьица… Борис и не знал, что на малышей есть столько одежды.
Следующим утром Борис проснулся неожиданно выспавшимся и настроенным оптимистично. Ушла тоска и хандра. Мирно спала где-то у него под мышкой дочка. Он долго смотрел на нее. Она опять улыбалась во сне – вот-вот проснется.
Борис начал понимать свою ошибку. Он делал все спонтанно: кормил, когда заплачет, укладывал спать ее практически постоянно, потому что хотел покоя, раздражался от ее хныканья, за пелёнками тоже следил абы как. Мыл – по необходимости.
Как там в деле токарном? Все по этапам: закрепление – точение – работа с резцами и … контроль. Так и тут надо действовать – утомить, опорожнить, накормить, уложить… Борис был токарем четвертого разряда. Иногда ему начальство доверяло самое сложные индивидуальные заказы.
Неужто тут не справится?
И когда девочка проснулась, заиграла ножками, он не стал совать ей бутылку сразу, как делал это раньше. Он развернул ее, натянул пинетки, и начал играть. Она весело ловила его палец, вытягивая рот трубочкой, тянула в рот.
Борис первый раз с похорон жены громко смеялся.
– Ох, Шурка! Ох, хитрющая… , – он первый раз назвал дочку по имени.
А она подтянула ножки и наложила ему кучку на пеленку.
– Ну, спасибо тебе, дорогая. Предупредить не могла? Я б газетку подложил.
И тут Шурочка радостно вскрикнула, упёрлась ножками в пинетках, приподняла спинку и размазала вокруг себя то, что размазывать было нежелательно.
– Эх ты! Кулемина… Специально, да? Только в новое одел! Жди теперь, сейчас купаться будем, – говорил он с дочкой впервые.
Он не давал ей спать до похода в магазин. В магазине его пускали без очереди, потому что пару раз Шурочка устроила там ор. Уже знали – один мужик девчонку рОстит, жена померла. Жалели…
А Борис вдруг понял, что дочка его любит, что с ней можно общаться. Она радостно встречает, узнает, успокаивается, когда напевает он песенки. Странно все это было – такая маленькая, а ты смотри…
Он первый раз с начала отпуска взглянул на себя в зеркало – почесал щетину. За что его любить-то такого? Он взял бритву и побрился.
А ведь она вырастет – отчего-то удивился он сам своей мысли. Вырастет, и будет у него взрослая дочь… Только сейчас он до глубины осознал, что это его ребенок, и только его. И будет дочка рядом во всей его предстоящей жизни.
И казалось ему, что все у нее сбудется, осуществится. Он как будто понял теперь две великие тайны земли – явление смерти и явление новой жизни. И теперь все, исключительно все было и будет в его жизни посвящено этой цели – вырастить дочь.
Борис влез в драку с пьяницами, зачастившими к ним в проулок. Они тащили сюда от мусора пивнушки какие-то коробки, доски, устраивали себе посиделки, орали песни, ругались матом…
А Боря вдруг подумал, что его дочка тут будет ходить в школу.
Он выгнал их с рукоприкладством, вынес все натасканное и решил, что будет впредь за этим следить. Но рыночные пьянчуги менялись, и этот угол он теперь разгонял регулярно. Выходил развешивать белье во двор, шел к забору, выглядывал. И если видел очередные посиделки, шел ругаться.
Он втягивался в такую жизнь…
Вот только, что делать в конце отпуска?
Чрез пару недель пошел он в ближайшие ясли. Впереди гордо катил коляску с дочкой, подтаяло, санки были лишними. Оказалось, детей туда берут с трёх месяцев. А ещё он узнал, что есть там пятидневка – в понедельник отдать, а в пятницу забрать дитя можно.
Все бы хорошо, да только мест в яслях нет, а очередь через горисполком.
– Чего ж вы раньше-то не пришли? Льготник ведь, раз один воспитываете. Идите в горисполком. Требуйте.
В горисполком он сходил. Заставили его в коридоре написать заявление, и на этом – всё. Сколько ждать, никто ему не объяснил.
Идти в отпуск по уходу? Но деньги катастрофически заканчивались, скоро жить будет не на что.
Катерина?
Ведь не зря она приезжала с мужиками. Не зря вздыхала, деловито убирала со стола, наводила после всех тут порядок.
Разведена, одна растит двоих детей.
– Хозяйка тебе нужна, – озиралась вокруг, – Да и сам ты мужик справный. Возле тебя ведь можно ещё и угреться, – она смеялась, а Борис опускал глаза.
Потом Катерина ещё прибегала, принесла ему оплату индивидуального заказа – мастер попросил. Опять посидела, поохала на горькую жизнь «без мужика», пожалилась.
Она широкая в бёдрах и неразмерно узкая в талии, с приподнятыми плечами и резкими чертами лица обладала какой-то неженственной силой. Борис и трёх секунд не выдерживал ее взгляда, смущался темных полукружий у век и какого-то лихорадочного огня в глазах.
Несмелым Борис был с бабами. Да и Лида была совсем другая. Понял он – Катерина не против будет с ним сойтись.
Но не хотелось.
А какой у него выход?
Оставалась неделя до конца отпуска. Он уж обдумывал, как доехать до завода, да поговорить с Катериной. Как в омут… Неужто с ней жить придется? Знать, судьба у него такая. А Катерина, хоть и хабалистая, но детей любит.
Приболела Шура, затемпературила. В этот день с утра он вызвал врача. Врач пришла ближе к обеду, выписала лекарства. Нужно было пойти в аптеку. Борис выскочил развесить белье, пока дочка уснула, привычно выглянул на угол проулка.
Там опять валялись картонные коробки, стоял притащенный кем-то ящик.
И вдруг он увидел, что за ящиком кто-то есть. Пьянь?
Борис занёс в дом таз, прислушался – спит ли дочка, накинул старую фуфайку и пошел на угол – разгонять этих пьяниц. Но за ящиками на корточках сидел парнишка лет пяти, а то и меньше, что-то нехотя жевал.
– Эй, пацан! Ты чего тут?
Мальчик вздрогнул, хотел улизнуть, но Борис схватил его за шиворот.
– Стой! Да не бойся ты! Куда? – он взял мальчика за руку. Ручонка грязная, красная и очень холодная.
Мальчик смотрел на него испуганно.
– Откуда ты?
– От мамы.
– А мама где?
– Там, – мальчик неопределенно махнул рукой в сторону рынка.
– Ты уж не потерялся ли? Знаешь, где мать-то?
– Знаю, – он посмотрел на раскинувшиеся ряды рынка, – Там, наверное. Или там.
– Ага, не знаешь, значит, – Борис догадался.
– Знаю, – твердил мальчишка.
– Ну, раз знаешь, покажешь.
Борис решил, что все равно нужно ему собирать Шуру и идти в аптеку. Заодно и мальчонку проводит, проверит, не заблудился ли.
– Ко мне пошли, погреешься и отведу тебя к матери.
Мальчик не спорил, мирно пошел с Борисом, шмыгнул у него прямо одетый на диван и притих. Когда собрал Борис Шуру, обнаружил мальчонку спящим. Пришлось будить.
– Эй, проснись. Мамка, поди, с ума сходит. Пошли, покажешь, где потерялся. Звать-то тебя как?
– Сашка, – тихо откликнулся мальчик, с трудом разлепив глаза.
– А фамилия как?
– Емельянов Александр Юрьевич…
– Ого. Молодец, все знаешь, – Борис знал, что на рынке есть радиорубка. Если мальчик мать не найдет, надо будет идти туда.
Александру Юрьевичу дали чаю, натянули большие рукавицы, и он с удовольствием помогал катить старые плетеные санки с Шурочкой. Как и ожидал Борис, мать они не нашли.
Площадь рынка здесь была немаленькая, да и близлежащие улицы пестрели лотками, киосками, кусками клеёнки с приложенными сверху камнями и разложенным товаром. Сначала мальчик шел уверенно, а потом засуетился.
– Стой! Хватит метаться. Вспомни, что вы покупали? Может мясо или овощи? Может одежду?
– Мы ничего не покупали.
– Хорошо. Может смотрели что? Разглядывали…
– Нет, ничего не смотрели.
Вот те на! Как с ним быть!
– Так чего ж вы тут делали?! – уже в сердцах прикрикнул Борис, он переживал за нездоровую Шурочку.
– Мы? Я ходил просто, а тетя мне пирожок дала, а мама ругается, – захныкал малыш… , – А я хотел пирожок.
– Так а мама что делала, когда тебе тетя пирожок дала? Что покупала?
–Ничего. У нас денег мало.
– Зачем вы тогда на рынок пришли? – Борис терял терпение, смотрел уж, как ближе пройти в радиорубку.
– Мы не пришли. Мы на автобусе приехали. Мама тут творог продает и сметану.
– Оооо!
Они направились в молочные ряды. Молоко в стеклянных банках, сметана в эмалированных бидончиках и вёдрах, творог, брынза, сливочное масло … эти ряды были нескончаемыми.
И вдруг:
– Санька! Санька! А мать с ума сходит! А он вота! Побежала уж в милицию ведь она, – полная продавщица в молочных лотках закричала в голос.
За матерью побежал какой-то подросток. Борис ждал, держал дочку на руках, ему задавали вопросы и уже приносили и ставили в санки баночки с молоком, сметаной, кулёк творога. Чувствуется, за Саньку переживали тут все.
Вскоре меж рядов показалась молодая светловолосая девушка в белом халате поверх толстого пальто. Глаза ее были заплаканы, но все равно была она очень миловидна. Из-под черной шапки – длинная толстая коса. Она прихрамывала.
– Мама! Мам, я больше не буду прятаться, – рванул к ней Санька.
Она обняла его, потом потрясла за плечи, что-то говорила, ругала.
– Нин, вон этот мужчина с дитем его привел. Мы уж его отблагодарили.
– Спасибо Вам! – она подошла к Борису, глаза глубокие, как озера,– Я … я уж не знала, что и думать. И по радио звали, и… к цыганам сбегла. Ох, думала – цыгане украли. А он…, – она с укоризной глянула на понурого сына.
Оказалось, Нина подрабатывает на рынке продавцом. Ездит сюда вместе с Санькой на электричке из деревни, потому что зимой в колхозе работы нет, соответственно и денег. По выходным возит сына с собой, потому что оставить не с кем – детсад не работает.
А Санька … А он вдруг понял, что если просто ходить по рядам и смотреть на вкусности, их иногда дают без денег. Мать об этом узнала, отругала, ну и начал Санька прятаться, чтоб съесть добытое… И на этот раз просто заблудился.
– А вашу девоньку как звать? – погладила она одеяло Шурочки.
– Да также – Санька.
– Ох ты! Надо ж! Я вам топлёного молочка сейчас дам, – она быстро пошла за свой лоток и достала литровую банку молока.
– Да я уж затарился, подруги ваши…
– А вы ещё приходьте, жену присылайте. Я подешевше отдам. Со среды до воскресенья я тута.
– Приде-ом, – с каким-то мягким удовольствием потянул Борис, уж больно нравился ему мягкий говорок женщины, – Нет у нас мамки. Одни мы с Шурой.
– Одни? Это как? А как же вы? – глаза распахнулись.
– Да вот так и живём. Померла жена.
– От-те, батюшки! – она схватилась за грудь. А потом покопалась в коробке, – Вот ещё маслица возьмите.
– Нет, нет, – уже смеялся Борис, – Мы лучше завтра придем.
Борис думал о Нине весь вечер. Понравилась, чего уж там. Хоть разглядеть ее в теплых рыночных одеждах и валенках хорошо и не смог. И вроде не замужем. Но чем больше думал, тем больше расстраивался. Нет, не пара он ей – мужик с ребенком, старше ее – видно же. Да и что он может предложить – старый флигель? А сейчас у него и денег совсем мало… Поиздержался…
Он ждал следующего утра. Ждал…
Но ночью случилось то, что испугало сильно – Шура горела. Борис утром опять вызвал врача, но так и не дождался, помчался в больницу сам.
– Чего вы паникуете, папаша? – успокаивала его детская медсестра, – Болеют дети, а как Вы думали?
А он, действительно, паниковал. Вернулись домой они уж к обеду. Неумело Борис принялся за процедуры, никак не мог приноровиться. Шурочка капризничала, ничего не ела, кашляла. Он носил ее по комнатам, приговаривал, заворачивал в теплые одеяла.
Вокруг валялись детские грязные пеленки, стояли лекарства, постель он утром так и не собрал. Не до порядка…
И в этот момент в дверь лихо застучали.
– Кто?
– Это мы с мамой!
Борис выглянул в окно – по двору быстро,чуток прихрамывая, шла Нина. Он положил Шуру, откинул дверной крючок.
– Нина? – он был очень удивлен.
– Уж простите, – она краснела, – Это Санька вот – «пошли, пошли, покажу, где живёт».» Мы ждали-ждали, уж уезжать, а вас нету. Мы просто молока привезли козьего. Для девочки Вашей специально. Вот, свежее, – она вынула из сумки банку, протянула ему, – Санька, а ну пошли! – прикрикнула на сына, и зашагала со двора.
– Спасибо, а я… А у меня Шура заболела сильно. Мы в больницу ездили.
– Заболела? – Нина остановилась, – А чего с ней?
– Температура, кашляет и капризы… В общем, простуда…
– Это плохо. Маленькая ведь, – Нина сделала шаг назад, – Чем лечите?
– Так чем… Врачи вот капли прописали.
Нина с Санькой вернулись в дом. Уже во всю плакала Шура. Борис ушел в комнату, подхватил дочь. Застыдился своего беспорядка.
– Вы уж простите, у нас тут…
Она отмахнулась.
– Дайте-ка, – протянула руки.
Борис отдал ей Шуру.
– Так а зачем ее кутать-то? Ей же жарко… Температура ведь.
– Так ведь простуда, прогреть надо.
– Не сейчас. Только температуру нагоните. Нут-ка…, – она положила Шуру, развернула, велела дать сухую рубашечку и пеленку, дала ей простой водички. И Шура вдруг успокоилась и даже начала гулить.
– Ох, чудо просто какое-то! Я уж часа два бегаю. Она не ест ничего.
– Так ведь когда болеешь и не до еды. Пить давайте поболе. Чаек вон.
– Разве можно ей чай?
– Слабенькой, конечно, можно… Травок бы. Так ведь только в среду тут буду, – она размышляла,– А ведь в аптеке есть ромашка-то… ,– хватилась, – Мы сбегаем.
– Да Вы весь день на ногах, оставайтесь. Побудьте с Шурой. А я сам.
Нина написала ещё какие-то лекарства, велела купить. А Борис вдруг увидел, что Нина необычайно стройна.
– Я в медицинском не доучилась. Саньку вон родила, да и бросила со второго курса. Не удивляйтеся – я и в деревне у нас всех лечу.
Как ждал он среды! Как ждал!
Соседка выручила – осталась с Шурой, а он помчался на рынок один. Нина смотрела озабоченно, спрашивала о здоровье Шуры, а он благодарил. Шурочка поправлялась очень быстро. Правда, от прогулок он воздержался. Да ещё и больничный оформил. Теперь отпуск его продлевался.
Теперь они виделись каждый день. А в субботу он забрал Саньку с утра домой, чтоб не болтался по холодному рынку. Но Сане сидеть в доме надоело быстро, попросился погулять во двор.
Нина отторговала и пошла за сыном.
Хороша она была собой. Коса приметная. А на углу – а на углу опять пьянь.
– Ты смотри какая краса. Заходи к нам на огонек, милая!
Борис ждал Нину. Он сливал кастрюлю со сварившейся картошкой, когда в дом вбежал запыхавшийся Санька.
– Дядь Борь, там маму бьют!
– Будь тут.
Борис рванул раздетый, в тапках.
– Ээй! А ну…, – ещё издали кричал он и бежал со всех ног!
Нина вырывалась, а ее упорно лапали и тянули в угол трое здоровых пьяных мужиков. Один пошел грудью на Бориса. Борис со всего лету саданул ногой его в грудь. Мужик попятился, повернулся и, как-то по-крабьи, боком, отбежал в сторону.
Другой размахнулся и кулаком ударил Бориса в плечо. Боль пронзила, но Борис сейчас зубами б загрыз любого, так был зол. Он пошел на мужика, схватил за полы куртки, толкнул в бок и тот завалился – они были пьяны.
Третий ретировался.
– Ты чего, мужик? Мы ж так… шутканули просто… Если б знали, что жена твоя…
Борис погнал их с проулка. Вернулся обратно к Нине, держась за руку.
– Борис! Тебе надо в больницу!
– Да нет. Пройдет!
Но Нина настояла, можно сказать – вытолкала из дома в больницу.
– Ты вот видишь, хромаю я. Протянули с лечением в детстве, кость неправильно срослась. Ступай…
Перелома не оказалось – ушиб. Но вернулся он не скоро, наложили ему шину.
А дома ждала его Нина. На диване Санька играл с Шурочкой, она нараспев гулила. И Борис вдруг подумал, что Лиде бы Нина понравилась.
– Нин, – был он сильно возбуждён этой дракой, решил не тянуть резину, – Нина, а у тебя есть кто-нибудь?
– Ага. Санька…, – улыбалась Нина.
– И у меня – Санька. И больше никого.
– Намекаешь, чтоб было у нас двое Санек? – она прятала смешливые глаза, разливала чай.
– Намекаю. Я хороший токарь, Нин. Зарабатываю… Дом этот плохой, ну так построить новый можно. Тут знаешь, такой жучок живёт неистребимый. Все ломать надо. А я… Я с ребенком вот, один. И вообще, старше тебя … Незавидный жених, в общем …
Борис совсем не умел делать предложение.
– Так ведь и я – хромая одиночка.
– Нин, я не от безысходности, нет. Ты только не думай так. Не хочешь – не соглашайся. Ты мне просто очень сильно понравилась. Очень… Только… Какой уж жених из меня?
– Незавидный? Вона какой завидный. Так за меня сегодня дрался! За меня ведь никто никогда не дрался, – Нина опустила глаза, покраснела. А потом подняла их, а они – бездонные, – Разе не догадался? Разе просто так я тогда сама к тебе пришла? Странные вы – мужчины.
Из комнаты вышел озадаченный Санька.
– Ма-ам! Там Шурочка во-от такую кучу навалила… Она что, в туалет прямо на кровати ходит? Девчонки – они такие странные…
Нина с Борисом переглянулись и громко рассмеялись.
Саньки их будут расти вместе. Это уж точно…
Мы приняли в семью трёхлетнего малыша, но первый опыт купания обернулся сюрпризом: как только мой муж начал его мыть, он вскрикнул: «Такого не может быть, нам надо вернуть его!»
После многих лет безуспешных попыток завести ребенка, мы приняли в семью Сэма — милого трехлетнего мальчика с завораживающе голубыми глазами. Но когда Марк, мой муж, впервые попытался купать его, он неожиданно выбежал из ванной, крича: «Надо вернуть его!» Его паника казалась необъяснимой, пока я не заметила характерное родимое пятно на его ноге.
Я никогда не ожидала, что появление приёмного сына способно разрушить наш семейный очаг. Однако, оглядываясь назад, я понимаю, что некоторые дары судьбы приходят, обернутые в боль, и порой время подсовывает нам странные испытания.
«Ты нервничаешь?» — спросила я Марка, когда мы ехали в агентство. Держа в руках крошечный голубой свитер, купленный специально для Сэма, я представляла, как его маленькие плечики наполнят эту мягкую ткань.
«Я? Нет, — ответил он, хотя его пальцы судорожно сжимали руль. — Просто хочется, чтобы всё шло по плану. Пробки выводят меня из себя».
Он беспокойно постукивал по приборной панели, привычный нервный тик, который я замечала в последнее время всё чаще.
«Ты проверил детское кресло уже три раза, — добавил он с легкой усмешкой, — мне кажется, именно ты переживаешь больше».
«Конечно, переживаю! — ответила я, снова поглаживая свитер. — Мы так долго ждали этого момента».
Путь к встрече
Процесс усыновления оказался изнурительным: я проводила бессчетные часы, занимаясь бумажной волокитой, обследованиями дома и интервью, в то время как Марк всё больше уделял внимание своему бизнесу. Именно поэтому я так долго искала на сайте агентства фотографию подходящего ребёнка. И вот я увидела снимок Сэма — мальчика с глазами, как летнее небо, и улыбкой, способной растопить любой лёд. Его мать его оставила, и в его взгляде я увидела не только печаль, но и некую судьбоносную притягательность.
Однажды вечером, я показала Марку фотографию Сэма на планшете. Его лицо озарилась мягкой улыбкой, и он сказал: «Он замечательный малыш. Эти глаза — что-то особенное».
Но сомнения всё же присутствовали: «Справимся ли мы с воспитанием малыша?» — спрашивала я.
«Конечно, справимся, — уверял он, сжимая меня за плечо. — Независимо от возраста, я знаю, что ты станешь великолепной мамой».
Встреча с Сэмом
После всех этапов оформления, в агентстве нас встретила социальный работник, госпожа Чен, которая повела нас в небольшую игровую комнату. Там, среди разноцветных кубиков, Сэм сосредоточенно строил башенку.
«Сэм, помнишь ту добрую пару, о которой мы говорили? Они здесь», — тихо сказала госпожа Чен.
Я опустилась на колени рядом с мальчиком, сердце билось учащенно. «Привет, Сэм, какая замечательная башня! Могу я помочь?»
Он долго смотрел на меня, затем кивнул и протянул мне красный кубик. Этот маленький жест казался началом чего-то великого.
Домашний уют и первая трещина
По дороге домой в тишине Сэм крепко держал своего плюшевого слона, время от времени издавая забавные звуки, от которых Марк невольно улыбался. Я не могла поверить, что этот мальчик, казавшийся таким хрупким, теперь наш. Дома я начала распаковывать его несколько личных вещей. Маленькая сумка, в которой он приехал, казалась слишком легкой для того, чтобы вместить целый мир детства.
«Давай я купаю его, — предложил Марк, — так ты сможешь обустроить его комнату так, как мечтаешь».
«Отлично, не забудь про игрушки для ванны», — ответила я с радостью.
Но счастье длилось всего сорок семь секунд.
Из ванной донёсся пронзительный крик. Я выбежала в коридор и увидела, как Марк, бледный как привидение, вырывается из ванной.
«Что ты имеешь в виду, говоря о возврате его? Мы только что усыновили его! Он не товар из магазина!» — с трудом сдерживала слёзы я.
Марк нервно ходил взад и вперёд, заплетая волосы, дыхание его было прерывистым.
«Я понял, что не могу принять его как своего сына. Это была ошибка», — говорил он, избегая моих взглядов.
Я едва могла поверить: «Ты был так счастлив всего несколько часов назад, смеялся вместе с ним в машине, имитируя звуки слона! Почему теперь?» «Не знаю… просто я не могу с ним сблизиться», — отвечал он, дрожа и опуская взгляд.
Я ворвалась в ванную, где Сэм сидел, растерянный и почти полностью одетый, за исключением носков и обуви. Он крепко прижимал плюшевого слона к груди.
«Привет, малыш, — попыталась я улыбнуться, несмотря на разбитое сердце, — давай помоем тебя. Может, мистер Слон тоже захочет принять участие?»
Сэм тихо сказал: «Он боится воды».
«Ничего страшного, пусть наблюдает», — ответила я, ставя игрушку на полку, и продолжила купать его, пытаясь вернуть в мир хоть каплю радости.
В этот момент, глядя на его маленькую ножку, я заметила родимое пятно, которое было идентично тому, что я видела на ноге Марка во время наших летних походов к бассейну. Это открытие заставило моё сердце биться быстрее, и в моей голове начали мелькать тревожные мысли.
— «У тебя волшебные пузырьки», — произнёс Сэм, весело похлопывая по пене, которую я, едва заметив, добавила в воду. — «Это особенные пузырьки», — тихо сказала я, наблюдая за его игрой. Его улыбка теперь казалась чем-то знакомым.
Разоблачение и перемены
Поздней ночью, после того как я уложила Сэма спать, я столкнулась с Марком в нашей спальне. Расстояние на двуспальном матрасе казалось непреодолимым.
«Пятно на его ноге совпадает с твоим», — тихо произнесла я.
Марк замер, снимая часы, а затем с хриплым смехом ответил: «Просто совпадение. Многие имеют родимые пятна».
«Я настаиваю на ДНК-тесте», — твердо сказала я.
«Это абсурд, — резко возразил он, отворачиваясь, — ты позволяешь своему воображению унести тебя. День был слишком тяжелым».
Но его реакция говорила сама за себя. На следующий день, когда Марк ушёл на работу, я взяла несколько прядей с его расчески и сделала мазок с щечки Сэма во время чистки зубов, сославшись на проверку на кариес.
Ожидание результатов длилось мучительно. Марк всё больше отдалялся, проводя время в офисе, а я, тем временем, сближалась с Сэмом. Уже через несколько дней он начал звать меня «мамой», и каждое это слово согревало меня, несмотря на всю неопределенность ситуации.
Мы установили свой семейный ритм: утренние блины, вечерние сказки и прогулки по парку, где он собирал маленькие сокровища — листья и интересные камешки для своей подоконной полки.
Две недели спустя результаты подтвердили мои подозрения — Марк был биологическим отцом Сэма. Я сидела за кухонным столом, уставившись на бумагу, пока весёлый смех Сэма доносился с заднего двора, где он играл с игрушечной палочкой для пузырей.
«Это случилось однажды ночью, — наконец признался Марк, — я был пьян на конференции. Я даже не знал… не думал, что это возможно». Он протянул мне руку, лицо его исказилось от боли. «Пожалуйста, давай попробуем всё исправить. Я обещаю, что изменюсь».
Я отступила, голос мой стал ледяным: «Ты почувствовал страх, когда увидел то родимое пятно. Именно поэтому ты испугался».
«Прости, — прошептал он, опускаясь на кухонный стул. — Когда я увидел его в ванне, воспоминания нахлынули. Та женщина… я даже не запомнил её имени. Мне было так стыдно, что я пытался всё забыть».
«Четыре года назад, когда я проходил лечение от бесплодия? Каждый месяц слёзы из-за неудач?» — каждое слово было как нож, пронзающий меня.
На следующее утро я обратилась к опытной юристке по имени Джанет, которая выслушала меня без осуждения и подтвердила, что, будучи легально приёмной матерью Сэма, я обладаю родительскими правами. Незарегистрированное отцовство Марка не давало ему права на опеку.
В тот же вечер, когда Сэм уже крепко спал, я сказала Марку: «Я подаю на развод и хочу получить полную опеку над Сэмом».
«Его мать уже оставила его, а ты почти сделала то же самое», — добавила я резко. «Я не позволю, чтобы он снова оказался брошенным».
Марк опустил голову: «Я люблю тебя».
«Любовь, которая не способна быть честной, не стоит того. Похоже, ты любил лишь себя».
Марк не стал спорить, и развод прошёл быстро. Сэм, несмотря на всё, адаптировался, хотя время от времени спрашивал, почему папа больше не живёт с нами.
«Иногда взрослые совершают ошибки, — говорила я, гладя его по волосам, — но это не значит, что они не любят тебя». Это была самая добрая правда, которую я могла ему предложить.
Новая глава
Прошли годы, и Сэм вырос в замечательного молодого человека. Марк время от времени присылает поздравительные открытки и редкие письма, но сам держится на расстоянии — его выбор, а не мой.
Многие спрашивают, жалею ли я, что не ушла, когда узнала правду. Я лишь качаю головой. Сэм перестал быть просто приёмным ребёнком — он стал моим сыном, несмотря на все биологические сложности и предательство. Любовь не всегда бывает простой, но она всегда требует выбора. Я поклялась никогда не расставаться с ним, разве что, может быть, с его будущей невестой.
А вот ещё одна история: несмотря на все трудности одинокой мамы, мне пришлось помочь пожилой женщине, которую я встретила холодной рождественской ночью. Никогда не думала, что один акт доброты приведёт ко встрече с роскошным внедорожником у моего дома — и поможет залечить разбитое сердце. Чтобы узнать подробнее, нажмите здесь.
Эта история вдохновлена реальными событиями и людьми, но все детали вымышлены для художественного эффекта. Имена, персонажи и факты изменены для сохранения конфиденциальности. Любое совпадение с реальностью является случайным.
Автор и издатель не несут ответственности за точность описанных событий и характеров, а также за возможное неверное толкование. История представлена «как есть», и все мнения принадлежат только персонажам, а не автору или издателю.
Супруг отослал жену в село похудеть, а то разнесло, чтобы сам мог без помех заниматься утехами с секретаршей
– Стёп, я не понимаю, что ты хочешь, – произнесла Катя.
– Да ничего особенного, – отозвался Степан. – Просто хочу побыть в одиночестве, передохнуть. Вот… Съезди на дачу, расслабься, сбрось пару килограммов. А то совсем расплылась.
Он брезгливо скользнул взглядом по фигуре жены. Катя знала, что набрала вес из-за лечения, но спорить не стала.
– Где эта дача? – спросила она.
– В очень живописном месте, – усмехнулся Степан. – Тебе должно понравиться.
Катя решила не спорить. Ей тоже хотелось отдохнуть. «Наверное, мы просто устали друг от друга, – подумала она. – Пусть соскучится. А я не вернусь, пока он сам не попросит».
Она начала собирать вещи.
– Ты не обижаешься? – уточнил Степан. – Это ненадолго, просто чтобы отдохнуть.
– Нет, всё в порядке, – выдавила улыбку Катя.
– Тогда я пошёл, – Степан чмокнул её в щёку и вышел.
Катя тяжело вздохнула. Их поцелуи давно утратили прежнюю теплоту.
Дорога заняла гораздо больше времени, чем ожидалось. Катя дважды сбивалась с пути – навигатор глючил, а мобильной связи не было. Наконец показалась табличка с названием деревни. Место оказалось глухим, дома хоть и деревянные, но аккуратные, с резными наличниками.
«Современных удобств здесь явно нет», – подумала Катя.
Она не ошиблась. Дом представлял собой полуразвалившуюся избушку. Без машины и телефона она бы чувствовала себя как в прошлом веке. Катя достала мобильник.
«Сейчас позвоню ему», – решила она, но связи по-прежнему не было.
Солнце клонилось к закату, Катя устала. Если не зайти в дом, придётся ночевать в машине.
Возвращаться в город не хотелось, да и давать Степану повод сказать, что она не справляется, тоже не хотелось.
Катя выбралась из машины. Её ярко-красная куртка выглядела нелепо среди деревенских пейзажей. Она улыбнулась сама себе.
– Что ж, Катюша, не пропадём, – произнесла она вслух.
Утром её разбудил пронзительный крик петуха под окном машины, в которой она и заснула.
– Ну что за шум? – проворчала Катя, опуская стекло.
Петух посмотрел на неё одним глазом и снова завопил.
– Да что ты раскричался? – возмутилась Катя, но тут увидела, как мимо окна пролетел веник, и петух замолчал.
На пороге появился пожилой мужчина.
– Здравствуйте! – поприветствовал он её.
Катя удивлённо рассматривала его. Таких персонажей, казалось, уже не осталось – словно сошёл с картинки.
– Не серчайте на нашего петуха, – сказал дедушка. – Хороший, только орёт будто режут.
Катя рассмеялась, сон моментально слетел. Дедушка тоже улыбнулся.
– Ты к нам надолго или в гости?
– На отдых, насколько хватит терпения, – ответила Катя.
– Заходи к нам, деточка. На завтрак. Познакомишься с бабкой. Она печёт пироги… Да вот некому есть. Внуки раз в год приезжают, дети тоже…
Катя не отказалась. Нужно же познакомиться с соседями.
Жена Петра Ильича оказалась настоящей сказочной бабушкой – в передничке, платочке, с беззубой улыбкой и добрыми морщинками. В доме царили чистота и уют.
– Как у вас замечательно! – восхитилась Катя. – Почему же дети так редко приезжают?
Анна Матвеевна махнула рукой.
– Мы сами просим их не ездить. Дорог нет. После дождя неделю не выехать. Раньше был мост, хоть и старый. А лет пять назад обрушился. Живём как отшельники. Раз в неделю Степаныч ездит в магазин. Лодка не выдерживает. Степаныч крепкий, но возраст…
– Божественные пирожки! – похвалила Катя. – Неужели никому нет дела до людей? Кто-то должен этим заниматься.
– Да кому мы нужны? Пятьдесят человек всего. Раньше тысяча жило. А теперь разъехались.
Катя задумалась.
– Странно. А администрация где?
– На той стороне моста. А в объезд – 60 километров. Думаешь, мы не ходили? Ответ один: денег нет.
Катя поняла, что нашла себе занятие на отдых.
– Расскажите, где найти администрацию. Или поедете со мной? Дождя не предвидится.
Старички переглянулись.
– Ты серьёзно? Ты же отдыхать приехала.
– Совершенно серьёзно. Отдых может быть разным. А вдруг я ещё приеду, а тут дождь? Я и для себя постараюсь.
Старички тепло улыбнулись.
В городской администрации ей заявили:
– Да сколько можно доставать! Вы делаете из нас злодеев. Посмотрите на городские дороги! Кто, по-вашему, даст денег на мост в деревню, где полсотни жителей? Ищите спонсора. Например, Соколовского. Слышали о нём?
Катя кивнула. Конечно, слышала – этот Соколовский владелец фирмы, где работает её муж. Он родом отсюда, родители переехали в город, когда ему было около десяти лет.
Продумав всю ночь, Катя решилась. Она знала номер Соколовского – муж несколько раз звонил с её телефона. Решила не упоминать, что Степан её муж, а позвонить как сторонний человек.
Первый раз не удалось поговорить, во второй – Соколовский выслушал её, помолчал, потом рассмеялся.
– Знаете, я уже забыл, что там родился. Как там сейчас?
Катя обрадовалась.
– Очень красиво, спокойно, люди замечательные. Я отправлю фото и видео. Игорь Борисович, я обошла все инстанции – никто не хочет помогать старикам. Остаётесь только вы.
– Подумаю. Отправьте фото, хочу вспомнить, как там было.
Катя два дня усердно снимала видео и фотографии для Соколовского. Сообщения были прочитаны, но ответа не последовало. Она уже решила, что всё напрасно, когда Игорь Борисович позвонил сам: – Екатерина Васильевна, не могли бы вы завтра подъехать в офис на Ленина около трёх? И подготовьте предварительный план работ.
– Конечно, спасибо, Игорь Борисович!
– Знаете, это словно погружение в детство. Жизнь такая гонка – некогда остановиться и помечтать.
– Понимаю вас. Но вам стоит приехать лично. Завтра я обязательно буду.
Только положив трубку, Катя осознала: это тот самый офис, где работает её муж. Она улыбнулась: будет забавный сюрприз.
Приехала заранее, до встречи оставался ещё час. Припарковав машину, она направилась к кабинету мужа. Секретаря не оказалось на месте. Вошла внутрь, услышала голоса из комнаты отдыха и пошла туда. Там был Степан и его секретарша.
Увидев Катю, они явно растерялись. Она застыла в дверях, а Степан вскочил, пытаясь натянуть брюки.
– Кать, что ты здесь делаешь?
Катя выбежала из кабинета, в коридоре столкнулась с Игорем Борисовичем, сунула ему бумаги и, не сдерживая слёз, побежала к выходу. Как добралась до деревни, не помнила. Упала на кровать и разрыдалась.
Утром стук в дверь разбудил её. На пороге стоял Игорь Борисович с группой людей.
– Доброе утро, Екатерина Васильевна. Вижу, вчера вы были не готовы говорить, поэтому приехал сам. Чаю нальёте?
– Конечно, проходите.
Игорь ни словом не обмолвился о вчерашнем. За чаем к дому собрались почти все жители деревни. Игорь выглянул в окно.
– Ого, делегация! Екатерина Васильевна, это случайно не дед Ильич?
Катя улыбнулась: – Он самый.
– Тридцать лет назад он уже был дедом, а его хозяйка кормила нас пирогами.
Мужчина обеспокоенно взглянул на Катю, и она быстро ответила: – Анна Матвеевна жива-здорова и печёт свои знаменитые пироги.
День пролетел в заботах. Люди Игоря замеряли, записывали, считали.
– Екатерина Васильевна, можно вопрос? – обратился Игорь. – По поводу вашего мужа… Вы его простите?
Катя задумалась, потом улыбнулась: – Нет. Знаете, я даже благодарна ему за то, что всё так вышло… А что?
Игорь промолчал. Катя встала, оглядела дом: – Если мост появится, здесь можно сделать удивительное место! Отремонтировать дома, создать уголки для отдыха. Природа нетронутая, настоящая. Но заняться некому. А если бы вы не захотели вернуться в город…
Игорь любовался ею. Женщина особенная, решительная, умная. Раньше он не замечал, но теперь видел её во всей красе.
– Катя, я могу ещё приехать?
Она внимательно посмотрела на него: – Приезжайте, буду рада.
Строительство моста шло стремительно. Жители благодарили Катю, молодёжь начала возвращаться. Игорь стал частым гостем.
Муж несколько раз звонил, но Катя игнорировала звонки, затем занесла номер в чёрный список.
Рано утром раздался стук. Сонная Катя открыла дверь, ожидая беды, но на пороге стоял Степан.
– Привет, Кать. Я за тобой. Хватит дуться. Извини, – сказал он.
Катя рассмеялась: – «Извини»? Это всё?
– Ну, ладно тебе… Собирайся, поехали домой. Не прогонишь же меня? И вообще, дом-то не твой, не забыла?
– Сейчас как прогоню! – воскликнула Катя.
Скрипнула дверь, из комнаты вышел Игорь в домашней одежде: – Этот дом куплен на средства моей фирмы. Или вы, Степан Александрович, считаете меня дураком? Сейчас в офисе ревизия, и вам придётся ответить на много вопросов. А Катерину я попросил бы не волноваться – вредно в её положении…
Глаза Степана округлились. Игорь обнял Катю: – Она моя невеста. Будьте любезны покинуть дом. Документы на развод уже поданы, ждите уведомление.
Свадьбу сыграли в деревне. Игорь признался, что снова полюбил это место. Мост построили, отремонтировали дорогу, открыли магазин. Люди начали покупать дома под дачи. Катя с Игорем тоже решили обновить свой дом – чтобы было куда приезжать, когда появятся дети.
Двойная судьба: история о том, как любовь и испытания переплели две жизни в единое целое.
— Рома, Ромочка, у нас близнецы! — раздался радостный и взволнованный голос Тани по телефону. — Они такие крохотные, всего по 2,5 килограмма, но здоровые, представляешь? Всё хорошо!
— На УЗИ ведь говорили, что двойня… — буркнул Роман, словно новость не была для него сюрпризом. — Пацаны?
— Да, мальчики! Они такие хорошенькие! — слёзы счастья текли по щекам молодой мамы. Она наконец-то держала своих детей на руках…
Беременность далась Тане нелегко. Ещё с самого начала отец её детей, Роман, не был в восторге от этой новости. Они работали вместе: Таня — бухгалтером, Роман — водителем на небольшом предприятии. Их нельзя было назвать страстными влюблёнными, но они были молоды, часто пересекались, и между ними завязались отношения. Роман тогда только переживал разрыв с невестой — свадьба с Лидой была уже назначена, но измена разрушила их будущее. Он своими глазами увидел, как она целовалась с его другом, и после этого свадьбу отменили. Роман искал утешения, а Таня оказалась рядом.
Она никогда не пользовалась особым вниманием мужчин: ярко-рыжие непослушные волосы, усыпанные веснушками щеки и склонность к полноте делали её не самой популярной девушкой. Она с детства пыталась бороться с лишним весом, но порой торты и шоколадки брали верх. Роман стал её первым серьёзным мужчиной, и Таня с головой окунулась в эти чувства.
Но если для неё эти отношения значили многое, то для Романа всё было иначе. Он не хотел афишировать их, поджидал Таню за зданием конторы после работы, избегал людных мест. Однако в небольшом посёлке тайны не бывают долгими. Люди заговорили, и чтобы досадить бывшей невесте, Роман начал открыто заявлять, что он влюблён в Таню. Девушка услышала об этом, поверила и, конечно, растаяла.
Таня жила у своей одинокой тётки в маленькой квартире. Они особо не ладили, но девушку терпели, потому что она привозила из дома продукты и готовила. Когда тётка нашла тест на беременность с двумя полосками, она немедленно отправилась на разведку — к матери Романа. Узнав о беременности Тани, Марта Олеговна пришла в настоящий шок.
— Сын, оказывается, у тебя невеста! — встретила она Романа словами, полными удивления.
— Какая невеста?! — нахмурился он. — Да, встречаюсь с девушкой, но ничего серьёзного!
— А ничего, что она беременна? — голос матери был строг.
Так Роман узнал, что скоро станет отцом. Он не был готов, но выхода не оставалось: свадьба состоялась. Вернее, просто роспись и скромный ужин в доме его родителей.
Таня была счастлива, не замечая ни холодности мужа, ни косых взглядов его сестры. Она верила, что он полюбит её, ведь теперь у них семья.
Но Роман не скрывал своего безразличия. Он не проявлял нежности, не интересовался самочувствием жены и совершенно не ждал рождения детей. Он начал задерживаться на работе. Таня пыталась не замечать этого, но однажды всё изменилось.
В магазине к ней подошла эффектная блондинка.
— Теперь я понимаю Ромку, — насмешливо сказала Лида, окинув Таню оценивающим взглядом. — Понятно, почему он домой не спешит.
— В смысле? — Таня напряглась.
— Он не хочет там быть. Не любит тебя. Ты ведь понимаешь?
Эти слова резанули по сердцу. Таня хотела ответить, но почувствовала резкую боль в животе. Её срочно увезли в больницу.
Через несколько дней она родила.
— Ром, приезжай, посмотри на сыновей, — тихо попросила Таня.
— Посмотрим… — пробормотал он и повесил трубку.
После выписки Таня вернулась в дом его родителей. Кирилл и Ефим были беспокойными, не давали спать, требовали постоянного внимания. Свекровь помогала, но муж… Муж держался подальше.
А потом Таня случайно услышала разговор Романа с матерью.
— Мне плевать на них, — равнодушно сказал он. — Таня сама хотела детей, вот пусть теперь и живёт с ними.
Она собрала вещи и решила уехать.
— Оставайся, — вдруг сказал Роман. — Я уйду.
Он ушёл к Лиде. Но очень скоро понял, что сделал ошибку.
Жизнь с Лидой не была такой, как он ожидал. Она не готовила, не заботилась о нём, тратила его деньги и требовала большего. А он всё чаще вспоминал Таню.
Впервые за долгое время он пришёл в родительский дом, чтобы увидеть детей. Когда он увидел Татьяну — изменившуюся, похорошевшую, улыбчивую — внутри что-то дрогнуло.
— Ты изменилась, — тихо сказал он.
— Спасибо, — ответила Таня, глядя ему прямо в глаза.
Роман стал проводить с детьми больше времени. Теперь каждую неделю он приходил домой и задерживался подолгу. Лида психовала, но ему было уже всё равно.
— Может, пора развестись? — предложила однажды Таня.
— Давай не будем спешить… — неожиданно ответил он.
В тот вечер он не вернулся к Лиде.
А вскоре она уехала на неделю, а он собрал вещи и вернулся домой.
— Я знала, что ты вернёшься, — шепнула Таня, прижимаясь к нему.
— Я больше никуда не уйду, — ответил он.
Лида, сидя в кафе у моря, усмехнулась, глядя на кольцо с бриллиантом.
— Да, Саш, я выйду за тебя замуж, — легко сказала она.
Любовь? Не всегда она гарантирует счастье. Иногда проще без неё…
А Таня в это время улыбалась, держа мужа за руку.
Она знала: любовь всё-таки победила.
Женщина следует за мальчиком, который каждый день берет остатки еды из ее ресторана
Алиса подозревала, что мальчик, который часто собирал остатки еды из ее ресторана, что-то скрывает, поэтому однажды решила последовать за ним. Но то, что она обнаружила по пути, потрясло ее.
— Тебе повезло, мальчик. Сегодня у нас много остатков, и ты можешь забрать все домой, — сказал Стив. Он был шеф-поваром ресторана Алисы и часто откладывал еду для Кристофера, маленького мальчика, который часто приходил в ресторан, чтобы поесть.
— Правда? Так много еды? Мне хватит, чтобы поделиться с друзьями? — Глаза Кристофера загорелись.
— Да, Крис, — ответил Стив с широкой улыбкой. — Подожди здесь, я принесу пакеты для тебя.
Почему женская фигура “плюс-сайз” становится всё популярнее?
Herbeauty
Кристофер был в восторге, получив еду. Он поблагодарил Стива с сияющей улыбкой, помахал ему на прощание и радостно ушел.
Алиса, с другой стороны, не знала, что это обычная практика в ее ресторане, пока не увидела, как Кристофер уходит ночью. Однако она не была уверена, что мальчик действительно ел остатки еды, чтобы просто утолить голод.
«Я должна выяснить, что происходит с этим ребенком. В конце концов, он не выглядит бездомным», — подумала она, наблюдая за ним.
В следующие дни Алиса ждала его возвращения, и когда он пришел на третий день, она встретила его в ресторане.
— Привет, ты пришел за остатками еды? — мягко спросила она.
— Да! — радостно ответил Крис. — Вы можете позвать повара? Он, наверное, оставил мне несколько пакетов.
Алиса улыбнулась ему.
— В этом нет необходимости. Я приготовила для тебя свежую еду, чтобы ты не ел остатки. Кстати, как тебя зовут?
— О, это очень мило с вашей стороны, спасибо, — ответил Кристофер. — Меня зовут Кристофер, но можете звать меня Крис.
— Почему ты не ешь дома, Крис? — спросила Алиса. — Твоя мама больна?
Выражение лица Кристофера изменилось.
— Ну… на самом деле, я живу в детском доме, и там плохо кормят. Каждый раз, когда я прихожу сюда, ваши сотрудники помогают мне. Я очень благодарен вам за это. В любом случае, мне пора идти, — сказал он и убежал.
Алиса все это время подозревала, что мальчик что-то скрывает. Поэтому в тот день она решила последовать за ним.
И то, что она увидела дальше, потрясло ее.
Вместо того чтобы пойти в детский дом, Крис подошел к дому, оставил пакет с едой на крыльце и убежал. Вскоре вышла пожилая женщина, озадаченно огляделась, взяла пакет и зашла обратно в дом.
Алиса уже собиралась постучать в дверь и спросить женщину, кто она и откуда знает Кристофера, но в этот момент ей позвонили из ресторана по срочному делу, и ей пришлось уйти.
На следующий день, когда Кристофер снова пришел в ресторан, она уже ждала его.
— Тебе есть что мне объяснить, Крис. Я знаю, что ты берешь еду не для себя. Будь честен, кто эта женщина?
— Прости, что солгал тебе, — сразу признался Крис. — Я носил еду своей бабушке. Она единственная семья, которая у меня осталась.
Алиса была ошеломлена.
— Тогда почему ты живешь в детском доме?
Крис нахмурился.
— Когда мои родители умерли, моя бабушка не смогла получить опеку надо мной, потому что у нее не было достаточно денег. Она даже не может позволить себе еду, поэтому я каждый день беру здесь еду и оставляю у ее дома.
Алиса гордилась тем, как Крис заботится о своей бабушке, но в то же время ей было больно за них. Поэтому в тот же день она пошла к его бабушке и все ей рассказала.
Бабушка Кристофера, Эдит, была потрясена, когда поняла, что это ее внук оставлял пакеты с едой у ее двери.
— Это правда был мой внук? — Эдит едва не заплакала. — О боже, как же я скучаю по нему! Мне так жаль, что я не могу ему помочь.
— Не переживайте, мадам, — успокоила ее Алиса. — Есть способ, как я могу помочь вам и вашему внуку.
В тот же день Алиса отправилась в детский дом, где жил Кристофер, и подала заявление на опеку над мальчиком. К счастью, все формальности были быстро улажены, и Кристофер смог вернуться домой к своей бабушке.
— Я не знаю, как отблагодарить вас за то, что вы сделали, Алиса, — благодарила Эдит. — Я всегда хотела быть рядом с внуком, но обстоятельства были таковы, что… — Эдит расплакалась.
— Вам не нужно благодарить меня, мадам, — ответила Алиса. — Я была более чем счастлива помочь. Я потеряла родителей, когда была молода, поэтому понимаю, как важно быть рядом с родными.
Эдит взяла Алису за руки.
— Я не могу тебя отблагодарить, но ты всегда можешь приходить к нам в гости. В конце концов, теперь ты как семья для нас.
— Это очень мило с вашей стороны, мадам, — сказала Алиса, почти прослезившись. — Мне бы очень этого хотелось. Я уже люблю Криса. Он замечательный мальчик.
— О, да, он такой, — согласилась Эдит. — Теперь мне только нужно найти способ его обеспечивать.
— В таком случае у меня есть для вас предложение…
Эдит думала, что Алиса предложит ей работу в ресторане, но когда услышала, что именно, снова расплакалась.
— Знаю, это может быть неожиданно, но с тех пор, как я потеряла родителей, у меня нет никого, кто бы заботился обо мне, — сказала Алиса. — Поэтому я ищу кого-то, кто мог бы полюбить меня, как мать. Надеюсь, вы согласитесь. А что касается образования Криса, это моя ответственность, ведь я его опекун.
— Конечно, дорогая, — ответила Эдит, обнимая ее. — Я никогда не смогу отблагодарить тебя за твою доброту. Ты буквально явилась в нашу жизнь как ангел.
— Вам не нужно благодарить меня, — сказала Алиса. — Теперь у меня есть семья, и это самое большое богатство, которое я могла бы иметь.
Чему нас учит эта история?
Не все герои носят плащи. Алиса спасла Кристофера и его бабушку от бедности и стала для них настоящей героиней.
Будьте добры и сострадательны к другим. Как Алиса по отношению к Кристоферу и его бабушке Эдит.
Если эта история вам понравилась, поделитесь ею с друзьями. Она может сделать их день лучше и вдохновить на добрые поступки.
Я трижды выходила замуж, и каждый раз пыталась быть идеальной женой: теперь я боюсь остаться одна на старости лет
Я трижды выходила замуж, и каждый раз пыталась быть идеальной женой: теперь я боюсь остаться одна на старости лет
Ему не нужна была слабая, больная жена. Он просто ушёл, не оглядываясь, нашел себе другую.
Третьего мужа я, можно сказать, с улицы подобрала. Я его на ноги поставила, помогла устроиться. Я работала, половину зарплаты отдавала ему, хотя он и пальцем не шевельнул ради меня. А недавно он вдруг заявил мне, что я выгляжу неухоженной, что я старая и не слежу за собой.
Я трижды выходила замуж, и каждый раз пыталась быть идеальной женой: теперь я боюсь остаться одна на старости лет
И это мне говорит мужчина, который младше меня всего на три года! Себя он при этом считает молодым, полным сил, а меня — чуть ли не развалиной. Я разозлилась, перестала давать ему деньги, но он тут же начал называть меня жадной, высказывать всё, что думает.
Внутри что-то говорит, что мужчина должен быть рядом, что он всё-таки глава семьи. Но я больше не могу терпеть этого нахлебника.
Я трижды выходила замуж, и каждый раз пыталась быть идеальной женой: теперь я боюсь остаться одна на старости лет
И вот я не знаю как поступить. Я столько лет с ним прожила, работала, тянула его на себе. Но кому я теперь буду нужна? Ведь старых женщин никто не любит… Или я ошибаюсь?
Мы с женой отправились в детский дом, чтобы усыновить ребенка, и нашли девочку — точную копию нашей дочери
Когда мы с женой поехали в детский дом для усыновления, мы никак не ожидали встретить маленькую девочку, которая выглядела в точности как наша дочь. Но самое шокирующее оказалось впереди — правда, которую невозможно было представить.
«Эмили, ты готова? Мама присмотрит за Софией, так что у нас целый день в запасе». Я завязывал шнурки, пока моя жена спускалась по лестнице. Она выглядела нервной, разглаживая невидимые складки на своей блузке.
«Думаю, да, Дэвид», — тихо сказала она, в голосе звучала неуверенность. — «Просто… Надеюсь, мы делаем правильный выбор. А если ребенок не почувствует с нами связь?»
Я подошел и взял ее за руки.
«Мы говорили об этом месяцами. Ты прочитала все книги. Мы готовы настолько, насколько это возможно. К тому же ни один ребенок не устоит перед твоими блинчиками».
Эмили улыбнулась, ее щеки порозовели.
«Спасибо за доверие».
Моя пятилетняя дочь от первого брака, София, выглянула из гостиной.
«Можно мне блинчики завтра, мамочка?»
Лицо Эмили смягчилось.
«Конечно, дорогая». Она улыбнулась, но в ее глазах мелькнула тень грусти. Я знал, что она любит Софию как родную, но также понимал, что ей хочется услышать слово «мама» с самого начала.
Когда мы ехали в приют, воздух в машине был наполнен напряжением. Эмили смотрела в окно, крутила обручальное кольцо.
«Ты в порядке?» — спросил я.
«Мне страшно», — призналась она. — «А вдруг мы не найдем ребенка, который будет… наш?»
Я сжал ее руку.
«Мы найдем. Ты всегда говоришь — любовь найдет путь».
Когда мы приехали, нас тепло встретила директор приюта. Миссис Грэм — пожилая женщина с серебристыми волосами и добрыми глазами.
«Добро пожаловать. Я так рада, что вы здесь».
Эмили кивнула сдержанной улыбкой.
«Спасибо, миссис Грэм. Мы взволнованы и… немного нервничаем».
«Это нормально», — заверила нас миссис Грэм. — «Давайте сначала немного поговорим в моем кабинете».
В уютном кабинете, среди фотографий счастливых семей, мы рассказали, какого ребенка ищем.
«Мы открыты к любому ребенку», — сказал я. — «Мы просто хотим почувствовать связь».
Миссис Грэм кивнула.
«Понимаю. Давайте я покажу вам игровую комнату. Дети все такие разные, и я думаю, вы почувствуете, когда найдете своего».
В игровой комнате звучал смех. Дети бегали, рисовали, играли. Лицо Эмили озарилось, когда она увидела мальчика, строящего башню из кубиков.
«Привет!» — сказала она, присев рядом. — «Какая высокая башня! Как тебя зовут?»
Мальчик улыбнулся.
«Илай. Не сломай её!»
«Даже не подумаю», — рассмеялась Эмили.
Я подошел к девочке, которая рисовала мелками на доске.
«Что ты рисуешь?»
«Единорога», — уверенно ответила она. — «Ты большой. Ты папа?»
«Да», — улыбнулся я. — «Ты любишь пап?»
«Они нормальные», — пожала плечами девочка.
Эмили поймала мой взгляд. Я знал, что она чувствовала то же самое — как выбрать одного ребенка?
И тут я почувствовал легкое прикосновение к плечу. Обернувшись, я увидел маленькую девочку лет пяти с любопытными глазами.
«Ты мой новый папа?» — мягко, но уверенно спросила она.
Мое сердце остановилось. Она выглядела в точности как София — такие же медово-русые волосы, круглые щечки, ямочки при улыбке.
«Эм… я…» Голос застрял в горле.
Девочка наклонила голову, изучая меня. Затем протянула руку.
И тогда я увидел это — маленькое родимое пятно в форме полумесяца на запястье. Сердце заколотилось. У Софии было такое же, в том же месте.
«Эмили», — прошептал я. Жена стояла рядом, держась за стол, её лицо побледнело. — «Посмотри на её запястье».
Эмили подошла ближе, её глаза расширились.
«Дэвид… Она…»
Девочка застенчиво улыбнулась.
«Ты любишь пазлы?» — спросила она, держа в руке кусочек. — «Я в них хороша».
Я опустился на колени.
«Как тебя зовут?» — с трудом выдавил я.
«Энджел», — весело ответила она. — «Здесь говорят, что мне подходит это имя».
Энджел. Грудь сдавило. Это имя…
Четыре года назад моя бывшая жена Лиза пришла ко мне домой.
«Дэвид, мне нужно тебе кое-что сказать», — нервно произнесла она. — «Когда мы развелись, я была беременна. У нас родилась девочка… Твоя дочь. Я не могла её воспитывать. Ты возьмешь её?»
Так София появилась в моей жизни. Но… двойняшки? Лиза никогда не говорила о двойне.
Я набрал её номер.
«Дэвид?» — голос Лизы был напряженным. — «Что случилось?»
«Лиза. Я в приюте. Здесь девочка — точная копия Софии. Она её сестра. Ты знала?»
Повисло молчание. Потом я услышал тяжелый вздох.
«Да», — едва слышно призналась она. — «Я родила близняшек. Я была в ужасе, без денег. Я оставила одну, потому что не справилась бы с двумя».
«Ты скрыла от меня мою дочь?»
«Я боялась. Боялась, что ты меня возненавидишь».
Я закрыл глаза, пытаясь успокоиться.
«Лиза, я забираю её домой».
Пауза. Затем тихий голос:
«Пожалуйста… Заботься о ней. Она заслуживает лучшего».
Я вернулся в игровую. Эмили держала Энджел за руку.
«Она наша», — твердо сказал я.
Эмили кивнула, слезы текли по её щекам.
«Я уже знала».
Энджел посмотрела на нас и засияла.
«Значит, вы мои мама и папа?»
Я взял её за руку.
«Да, Энджел. Именно так».
Через неделю процесс усыновления завершился. Когда мы привезли её домой, София бросилась к двери.
«Папа, кто это?»
«София, это Энджел. Твоя сестра. Твоя близняшка».
София раскрыла рот.
«Мы одинаковые?»
Она подбежала и обняла сестру.
С того дня девочки были неразлучны.
Пять лет спустя наш дом наполнен смехом.
Эмили обняла меня.
«Мы сделали это».
«Нет», — прошептал я. — «Они сделали».
Любовь нашла путь.
Вчера к нам в гости сестра Толика приехала
Вчера к нам в гости сестра Толика приехала. С мужем своим и ребенком.
Мой, конечно, обрадовался . Ещё бы, городская «королева» до нашей глуши снизошла.
Почему-то у них в семье Леночка была избранной. Толик, к примеру, с шестнадцати лет работать пошел. А его сестрёнка до двадцати лет около мамы с папой сидела, белы рученьки берегла.
Даже в сарай ни разу в жизни не зашла. А как замуж захотела, так давай носом крутить. Парни деревенские ей не по нутру оказались. И воняет от них, и матерятся почём зря.
И поставила она вопрос ребром. Хочу,говорит, за городского и все тут. А для этого купите мне квартиру, желательно, двухкомнатную, и я буду свою личную жизнь устраивать.
Да если бы мне такие претензии моя дочка предъявила, я ей быстро все на пальцах объяснила. А не поняла бы, так крапивой научила. Что жить нужно по средствам, а не за счёт других..
Но к тому времени, когда мы с Толиком поженились, квартира была куплена. Правда, однокомнатная, но тоже немалых денег стоила.
Леночка быстро замуж выскочила. За настоящего городского жениха. Правда, в первом поколении. Он тоже из села приехал. Три года по общагам и сьемным углам мотался. Но об этом Леночка родителям не сказала. А, может, и не знала, кто ее знает?
Мы и то случайно узнали. Когда Лешка, ее муж, по пьяни проговорился.
Я Толику сколько раз говорила, что вы с ней, как с писаной торбой носитесь? Родители, считай, всю пенсию ей пересылают, чтобы деточка не голодала. Да и Толик ей тайком тоже денежку отправляет. Думает, что я не вижу и не знаю. Нашел дуру! Да я до одной копеечки наш бюджет под контролем держу!
А в прошлом году не стало наших папы и мамы. За год на тот свет убрались. Осложнения после известной всем болячки.
Леночки не было. Лешка по телефону сказал, что она не сможет приехать проводить родителей в последний путь, у нее нервный срыв и ещё куча всего.
Я, помнится, ещё выругалась крепко. Да я какая бы больная не была, на коленях бы приползла ради того, чтобы попрощаться с родителями! Толик ещё заступался за сестру свою. Говорил, бедная девочка, ей сейчас тяжело.
А мне не тяжело было? Свое хозяйство, хозяйство родителей! Только коров три головы. Не считая поросей, овец да кур. А ещё поминки, венки. Ведь Толик как начал поминать, так еле остановила!
И тут нате вам, явилась. Я сразу засомневалась. Особенно, когда услышала, что они отдохнуть на лето приехали. Это что за у них в городе отпуска то такие? Целых три месяца в году? У нас вон их сроду не было. Если на неделю к родне в соседнее село вырвешься и то праздник .
А Толик мой, гляжу совсем поплыл! Особенно, когда Леночка слезу пустила. О родителях вспомнила, на погост попросила сопроводить. А чего там блудить то ? Там у мужниной родни свое место есть, там все рядышком.
И в родительском доме не захотела Леночка остановиться. Хотя там порядок всегда. Забегаю раз в неделю, мою, проветриваю.
— Не могу там находится. Все о папе с мамой напоминает — смахивала она слезы наманикюреным пальчиком.
Пришлось нам потесниться. Свою комнату им отдать. Сына их Пашку к моим двоим подселить. Ну а мы с Толиком в кухню летнюю перебрались. А там диван старый. Пружины, как иголки торчат. Но вроде устроились.
Я, как гостеприимная хозяйка, стол накрыла. Все своё, домашнее. А Ленка давай носом крутить. То не ем, от того фигура испортится .
Не выдержала я .
— А как же ты раньше то жила, чем питалась ? Все же не во дворце рождена. Откуда замашки такие королевские?
А она нежным голоском мне и отвечает:
— Я, в отличии от других, всегда за собой следила. И никогда бы не одела на себя обноски!
Мне аж плохо стало. Да, платье, которое я сегодня одела, мне сестра отдала. Она располнела, а мне в самый раз! А зачем мне наряды, когда с утра до ночи то на огороде, то в сарае!
И ведь я сама, простодыра, об этом Леночке сказала! Похвасталась даже, дурында, что не трачусь на платья. А она меня вон как подковырнула!
Ну ничего, подумала я! Не все коту сливки, воду похлебает! Вот только узнаю, зачем приехала, враз все порушу!
И началась у нас » веселая » жизнь. Гости до обеда выспятся, потом завтрак требуют. Я все дела брошу и к плите. Раз, другой, а потом прикрикнула:
— Вы люди взрослые, руки есть. Встали и приготовили! Не поломаетесь, а у меня и без вас дел невпроворот!
Так эта мне ещё и фыркнула:
— Какие у тебя дела? Ты дома сидишь, не работаешь. Брат мой тебя и твоих детей кормит и поит. На тракторе весь день ломается. А мы — гости, мы отдыхать приехали. Так что, будь любезна, ухаживай за нами!
Но не на ту напала! Я в нашей семье главный добытчик. У Толика работа сезонная. Сегодня есть, а завтра нет. А у меня хозяйство. Молоко, сметана, творог, мясо. Да у меня на рынке в городе своя палатка имеется. Племяшка моя там за всем приглядывает. Все излишки туда идут. А деньги на моем счету копятся .
Ну не буду же я перед ней распинаться!
— Не нравится , ехайте отсюдова! Или пусть вам Толик обеды готовит. А от меня отстаньте! Я вам не прислуга!
Вечером мне Толик мозг выносить стал, видимо, Леночка нажаловалась. А я только отмахнулась:
— Вон, дом пустой стоит. Собирайтесь и переезжайте! Но про машину забудь тогда. Куплю, сама ездить буду. А ты со своей белоручкой живи. А как уедут, ко мне даже не подходи!
Он замялся и выдал мне такую речь:
— Я тут подумал. Зачем нам сейчас машина? У меня пока трактор есть. Давай накопленное Ленке отдадим! Не смотри на меня так. В долг. Понимаешь, Леху сократили, за квартиру нечем платить. Да и Пашку в школу собирать надо. А у них даже на хлеб денег нет!
У меня глаза на лоб полезли. Значит, я пахала, как лошадь, чтобы накопить на необходимую для хозяйства машину. А сейчас я все отдам. Какой там долг, что я совсем ничего не понимаю?! Никогда я своих денег обратно не получу. Это как пойти в дыру отхожую выкинуть всю сумму.
— Ну уж нет, дорогой мой. Так дела не делаются! Они не инвалиды, пусть работать идут. Привыкла твоя сестрёнка всю жизнь на чужом горбу ехать. Сначала на вашем, а теперь на моем собралась? Чтобы завтра их духа здесь не было! Или вместе с ними убирайся!
Что там Толик своей сестрёнке сказал, не знаю, не слышала. Но она ко мне прискакала и давай орать:
— Ты мне должна! Родительскую пенсию, погребные, за хозяйство проданое деньги в свой карман положила? А я наследница, мне тоже полагается! Так что давай, раскошеливайся!
У меня руки зачесались дать ей затрещину.
— А на что лекарство покупалось, ты не думала? А на что их достойно в последний путь проводили? Ты же ни копейки не дала. А насчёт наследства, дом родителей забирай. Мы с мужем не претендуем!
Она затряслась от злости:
— На что мне эта развалюха? За гроши продать? Мне живые деньги нужны. Прямо сейчас! А то квартиру за долги заберут.
Я развела руками:
— Ничем не могу помочь. У тебя муж есть, пусть у него голова болит. В долги лезть ума хватает? Рассчитывайте сами на себя. И ещё, больше в своем доме я вас видеть не хочу!
Со скандалом умоталась Леночка обратно в город. Толик, правда, дулся на меня долго. Но я до сих пор уверена, что по трудам и расплата! Или я не права и надо было пожалеть хоть ребенка ?
Пoд Новый год к нaм в палату пoлoжили женщину, которая годилась нам в мамы.
Пoд Новый год к нaм в палату пoлoжили женщину, которая годилась нам в мамы. Мы – чeтверо фиф, нaчитавшихся в интернете про роды все и посему считaющих себя умными – сразу поняли, Света не такaя. Ей за 40, она из деревни, у нее гpyстные глаза и какие-то yсталые что ли плечи. Онa села на кpoвать и закрыла лицо рукaми.
Оказалось, что Свете стало плохо дома, кoгда она разгребала что-то там в хлеву. Мы, горoдские белоручки, не удивлялись, что где-то есть другая жизнь, но бepeменность и хлев сопоставляли плохо. Свету привезли в наше отделение патологии из соседнего района. Она пошла в ФАП, оттуда на скорой – ни переодеться, ни взять с собой чего. Кастелянша выдала ей казенный советский халат и строго сказала, что кормить будут с завтрашнего дня.
Мы, конечно, выгрузили перед Светой свои запасы, йогурты там и круассаны. Она стеснялась и много благодарила. А потом до ночи рассказывала про свою жизнь. Что ей 44, что у нее двое взрослых детей: сын в армии, дочь вышла замуж в том году, что муж спился и давно неизвестно где, а беременна она снова от Николаевича. Это главный агроном района. Ему за 50, и он благополучно женат. Все как-то так случилось, никто и не понял как. Осудили все, у кого есть язык. Дети просто молчат. Подружки злорадствуют. Родня избегает.
Поддержал Свету только один человек. Бывшая свекровь. Одинокая учительница биологии, которой не повезло дважды – сначала спился муж, потом сын. Есть внуки, но взрослые и не нуждающиеся в частом общении с бабушкой, и есть Света. Хорошая, работящая, незлая. Приходит по субботам, полы намывает, в магазин ходит, готовит суп на три дня.
Стоит ли говорить, что мы все прониклись историей взрослой женщины. Наши закидоны с капризными мужьями казались выпендрежем инфантильных первородoк. А вот у Светы жизнь, грубая и злая, но и в ней она преисполнена человеческого достоинства.
Дальше было маленькое чудо. Почти ночью уже на обход пришла Людмила Арсентьевна. Она работала на полставки, видели мы ее редко, но это местное светило. Ей самой уже 70, но на пенсию не отпускают. У нее золотые руки, зоркий глаз и поразительная врачебная интуиция.
Людмила Арсентьевна присела на край кровати Светы. Та еле дышала – боялась. Но врач послушал, пощупал, а потом погладил по голове.
– Вы такая красивая женщина. И вы такая умница.
Красивая женщина Света оглянулась по сторонам. Это ей?
– У вас прeкрасная беременность. Тoнус сняли. Давление стабилизировали. Через неделю родите сами, сынок у вас 3100-3200, не больше. Хороший, умница будет. А вы расцветете. Вы большая молодчина, что решили рожать. Это счастье ваше будет.
Мы все уставились на врача. Потом на Свету. Она, кажется, пыталась вкатить слезы обратно.
– Девушки, вам задание, – распорядилась доктор, – поддерживать нашу Светлану Леонидовну, веселить, радовать и выбирать имя сыну. Не выбрала же еще?
Света покачала гoловой. Не выбpaла.
– Вы не волнуйтесь. Пришло ваше время. Это ваше время, Светлана. Вы будете молодая мама, с умным и добрым сыном, который раскрасит вашу жизнь заново. Ничья грязь до вас не долетит. А мужчина появится. И очень скоро. У вас есть опора уже. Все хорошо. Все правда хорошо.
На следующий день во время передачек к нам в палату занесли огромный пакет. А там – эмалированные судочки: блины с творогом, драники, жаркие кругляши печеночной колбаски и сырники из печки. Бывшая свекровь Светы расстаралась.
Мы уплетали это все и видели, как преобразилась наша соседка. Увидели, какие у нее глаза – васильковый свет, чистые и очень выразительные. Она распустила свою гулю, а волосы у нее без единой седой пряди, пшеничные, густющие. На Чурсину очень похожа. Действительно, красивая женщина.
Она звонила свекрови и мы хором в трубку кричали «очень вкусно». Свекровь ахала и стеснялась, Света смеялась и рассказывала женщине, что мальчика назовем Германом. В палате было много солнца – несмотря на зиму, несмотря на всё-всё-всё. А вечером Свету повели на УЗИ, и в коридоре другого корпуса она встретила, совершенно случайно, своего одноклассника Костю. Он навещал брата после операции. Уже на третьей минуте разговора Костя сказал:
– А встречать кто тебя будет? Валентина Николаевна? Так вы на такси разоритесь. Давай я приеду. Я «Логана» взял в том месяце, вот выгуляем празднично. Я все равно в отпуске сейчас. Да и вообще. Мужик должен ребенка принимать. Только напиши мне эсэмэской, что врачам купить. Им тоже коньяк? Или этим нужно поделикатнее?
До Нового года оставалось два дня. Снег ложился на наш больничный городок как пушистое покрывало. Мы смотрели на него через окно с забитыми форточками и видeли, как в маленьком киоске напротив нашего корпуса какой-то мужчина рядом со Светой покупает целый пакет булочек. Она повeрнулась к нам и помахала рукой.
Жизнь любит пpaвильные решения…