NEWS 2SWEET

Пронзительная трель дверного звонка вырвала Анастасию Николаевну из вязкой, томной дремоты, коей она предавалась каждый день после обеда, особенно в такие пасмурные, промозглые дни, когда из форточки тянуло холодом, запахом мокрой пожухлой листвы и немного ароматом прелых, никем не собранных груш. Грушевое дерево росло недалеко от дома. Высоченное, не такое корявое, какими бывают яблони, оно каждый год обильно цвело, дурманя и засыпая двор бело–розовыми, довольно крупными лепестками в форме сердечка, а потом, когда приходило время, с веток на землю с легким стуком падали груши. Мелкие плоды—дички были горьковато–кислыми, но смотрелись очень эффектно — желто–красные, даже коричневатые, если выдавалось жаркое, щедрое на грозы лето, они усыпали вскорости все пространство под деревом. Местные собирали их, варили варенье. Из других дворов жильцов тоже пускали, но тут уже как–то был установлен порядок — сначала урожаем пользуются «свои», потом все остальные.

Если груши оставались на земле, то начинали преть, привлекая ос. Этого Нагорская не любила. Пьяный, душный запах тогда заполнял собой комнату, и осы, назойливые, глупые, то и дело залетали в приоткрытое окошко, бились потом с противным жужжанием в стекло, падали от бессилия на пол, мельтешили на ковре, путаясь лапками в длинном шерстяном ворсе. Одна даже укусила женщину в ногу, когда та опрометчиво прошлась босиком, разминая ступни. С тех пор на месте укуса можно различить малюсенькое белое пятнышко…

Сегодня ос не было, дождь загнал насекомых, тех, что ещё не уснули, готовясь к зиме, в норки, ямки или под листики. А сами груши, красными бочками горящие на земле, размякали, сливаясь соками с землей, их породившей.

Холодно. Было довольно холодно для середины сентября. Анастасия Николаевна поёжилась. Ей совершенно не хотелось вылезать из–под уютного покрывала, чтобы пойти в общий коридор коммуналки и открыть дверь. Но никого, кроме Нагорской, в этот час дома не было. Все соседи разбежались по делам. Первая комната, занятая Егором Карповым, пустовала по случаю того, что Егор уехал в какую–то экспедицию, обещал вернуться к октябрю, отдал соседке ключи, просил поливать кактус и хлорофитум, стоящий на низеньком книжном шкафу. О цветах Нагорская постоянно забывала, поэтому те, несчастные, осунулись, высохли, побледнели. Кактус, до этого похожий на колючий шар, дитя пустынь, и тот скукожился, иголки сыпались с него как с ёжика в период линьки. Но это Анастасия Николаевна так придумала, хотя, конечно, ежи не линяют с такой скоростью, как вверенный ей питомец.

Другая комната, что напротив, занята была супругами Михайловскими. Те работали с утра до ночи в своём конструкторском бюро, дома появлялись только к восьми вечера, шли сразу на кухню, где, гремя сковородками и чайником, продолжали обсуждать рабочие вопросы.

— Анют, ты хоть тут отдыхай. О домашнем, об уюте думай, — иногда встревала в их жаркие профессиональные споры Анастасия. — Давай блинцов напечем, пышек, что ли?

Но Анна Петровна только отмахивалась. Какие, мол, сейчас пышки да блины?! До них ли?! Супруги Михайловские рьяно трудились, чтобы купить отдельную квартиру, все целиком были погружены в проекты, венцом которых должны стать премии. А блины подождут, успеется. Вот будет своя кухня, будут и блины, и утка в духовке, и… Одним словом, Михайловские дома отсутствовали.

Была в расчирканной на разные судьбы и семьи квартире ещё одна комната. Она пустовала вот уже третий год. Раньше там жил какой–то мужчина. Нагорская с трудом вспомнила его имя. Ах, да, Константин Викторович Савушкин. Но он давно уехал, говорили, что подался на Север, но точно никто никто ничего не знал. Ключ от комнаты лежал там же, в домоуправлении, копия была еще у дворника, на случай, если в комнате вдруг лопнут батареи и придется их чинить.

Итак, мирный послеобеденный мирок Анастасии Николаевны назойливо разрушался незваными гостями.

Женщина медленно встала, со вздохом взяла прислоненную к креслу трость с рукояткой в виде серебряного грифа. Гриф надменно выпятил клюв, гордо держа над землей, по которой ходит его хозяйка, свою голову. Вниз по древку трости сбегал цветочный орнамент, тоже серебряный, чеканка, вделанная в дерево. Трость лежала в руке очень хорошо, была как раз под рост Нагорской.

Стук трости и шаги приблизились к входной двери. Женщина прислушалась, не ушли ли растревожившие её гости. Но нет, те возились за обитой линолеумом дверью, что–то обсуждали. Анастасия как будто различила мужской и женский голос.

— Аня, ты? — спросила она, не спеша открывать. — Ключи забыли?

После потрясшей всю Москву истории про якобы Мосгаз, лишающий жизни граждан, Нагорская была осторожна, хотя вот так кричать, как гусыня, из–за двери, не любила, это казалось ей пошлым, каким–то деревенским обычаем. Но безопасность прежде всего!

Женщина, прислушавшись, стала ждать ответ.

— Извините, мы в четвертую комнату, мы родственники Константина Викторовича Савушкина, мы… — наконец ответили посетители.

— Там никто не живет. Савушкин сто лет, как сгинул во льдах! — отчеканила Анастасия Николаевна, половчее взяла трость и заковыляла обратно в свою комнату. Дождливая погода вызывала ломоту в суставах, ноги совсем не держали свою хозяйку.

— Да, но у нас есть ключ, нам разрешили пожить. Откройте, пожалуйста, дверь! — ответил мужской голос, а женский, совсем тихий и высокий, что–то повторил за ним.

Анастасия Николаевна остановилась на полпути к своей комнате, вздохнула. Ей даже стало любопытно, кто же это имеет отношение к отшельнику Савушкину? Убежденный холостяк, он жил бобылем, никого на свою территорию не пускал, считая себя, видимо, выше и образованней всех остальных жильцов.

— Ладно, но учтите, я вооружена! — на всякий случай крикнула старушка, покопалась в шкафу, торчащем узким школьным пеналом в прихожей, выудила оттуда старенький игрушечный пистолет, игрушку сына. Этот «пугач» специально хранился в старом, рассохшемся шкафу, чтобы встречать подозрительных людей. В полутьме прихожей видно, как поблескивает дуло, слышно, как взводится курок, а что пистолет игрушечный, не разобрать.

— Хорошо, хорошо! Мы мирные люди! — прокричали гости.

Анастасия Николаевна сняла с крючка ключик, прищурилась, разбирая, какой стороной вставлять, дальше щелкнул замок, одна створка двери открылась, и на пол прихожей упал масляный прямоугольник света с лестницы.

Прямоугольник расширился, растекся, потом перекрылся двумя силуэтами.

— Здравствуйте. Меня зовут Михаил Викторович Савушкин, а это мой сын, Боря.

Перед Анастасией Николаевной стоял высокий, худой мужчина, костлявый до такой степени, что свитер, в который он был одет, торчал на месте ключиц прямыми линиями. Лицо гостя, как смогла рассмотреть Нагорская, тоже было без капли жировой прослойки, вперед выдавался нос, а губы совсем терялись, будучи как будто просто нарисованными тускло–розовым карандашом. Рядом с мужчиной стоял мальчик лет десяти. Он очень походил на отца, но всё же было в нем что–то другое, некоторая детская припухлость щек, мягкость переходов. Видимо, он еще не вступил в пору подростковой бури, не вытянулся так, что все милые округлости уступают место угловатой неказистости.

— Да? — рассмотрев гостей, спросила Нагорская. — А я Анастасия Николаевна. Извините за мой допрос, но есть ли у вас ордер, либо другое разрешение на посещение комнаты? Мне совсем не хочется звать дворника или поднимать шум, так что давайте сразу утрясем все вопросы, касаемые документации.

Нагорская была в этом плане опытным человеком. Как–то, несколько лет назад, когда её сосед Егор опять куда–то уехал, в его комнату всё рвалась какая–то дамочка, как потом выяснилось, совершенно случайно узнавшая, что парень будет в отъезде долго, и решившая пока пожить у него. Тогда вопрос решился благодаря дворнику. Тот пришел, потребовал документы, у дамочки их не оказалось. Потом, похвалив Нагорскую за бдительность, прогнал посетительницу, пригрозил милицией.

Так и теперь, нужно спросить про бумаги! Бумаги решают многое!..

— Да, конечно. Мы уже были в домоуправлении, всё получили. Вот! — Михаил Викторович сунул под нос любопытной женщине документы с печатями. Нагорская нацепила очки, прочитала.

— Ну хорошо. Тогда милости прошу. Вон та, с синей дверью. Это ваша комната. А вы, позвольте узнать, надолго? Вы брат Савушкина?

— Да. Костя… — начал Михаил, но Нагорская перебила его, замахала рукой.

— Нет–нет! Не нужно подробностей, тем более историй из жизни. Мне совершенно сейчас не хочется это слушать. Проходите, располагайтесь. Кухня у нас небольшая, придётся потолкаться. Ваш стол у окошка. Плита у Савушкина не работала, а починить он её не мог, был не способен. Мы с ним делили мою напополам. Ну а вы по первости тоже можете пользоваться, но дальше, уж увольте, разбирайтесь со своим хозяйством.

— Да не проблема! — махнул худой рукой мужчина. — Обустроимся, и я всё сделаю. Да и свет тут у вас, простите, только в привидений играть! Надо поярче бы поставить!

Михаил ткнул пальцем в лампочку под потолком. Нагорская только пожала плечами. У нее вдруг так сильно разболелась голова, что захотелось тут же скрыться в своей комнатке и принять капли.

— Извините, но я пойду к себе, — пролепетала она, двинулась вперед, чуть покачнулась.

— Борис! Помоги хозяйке, а я вещи затащу. У нас с тобой на улице еще два рюкзака остались.

Мальчик послушно подхватил Нагорскую под локоть, осторожно повел по темному коридорчику к её двери. Она единственная была приоткрыта, и оттуда чувствовалось легкое дуновение ветерка.

Когда Анастасия Николаевна была наконец водворена в покинутое ею кресло, а трость заняла своё привычное место у стола, Боря развернулся и хотел уже идти к отцу, но женщина остановила его.

— Погоди. Там, на столе, в жестяной коробочке, мармелад. Возьми, я знаю, дети любят сладкое. Бери, не стесняйся, ну же!

Борис покачал головой, хотел уже уйти, но потом всё же детское, наивное взыграло в нем, рука сама потянулась к жестянке, открыла крышку и выудила оттуда засахаренную дольку мармелада.

— Спасибо, — кивнул Боря.

— На здоровье. Иди теперь, иди!

Нагорская махнула рукой в сторону двери, мальчик ушел. И в комнате опять повисла тишина, нарушаемая только стуком дождя по окну да сигналами толпящихся на проспекте машин.

За стеной новые соседи передвигали мебель, разговаривали тихо, чтобы не побеспокоить Анастасию Николаевну.

— Как в больнице, ей–богу! — ворчливо поморщилась она. — Да… Давно в этом доме не было шумно, по–доброму суетливо и шумно. Бурные беседы Михайловских не в счёт, от них только мозг лопается.

Подождав, пока подействуют капли, Нагорская медленно встала, прошлась по комнате. Потом, откинув покрывало со старенького фортепьяно, которое осталось в этой комнате от прошлых хозяев квартиры, каких–то проштрафившихся интеллигентов, Анастасия Николаевна села на обычный стул, хотя здесь, по правилам должен был стоять крутящийся, без спинки, как у пианистов в телевизоре.

Положив руки на клавиши, Нагорская стала перебирать ноты, нажимая их невпопад, совершенно не сочетая, не стараясь подобрать мелодию. То ударит звонко, так, чтобы в ушах дребезжало, то совсем тихо, ласково, будто кошку погладит, то опять словно марш играет, а под него шагают по плацу бравые солдаты.

Нотной грамотой Нагорская не владела, играть не умела, инструмент вот уже много лет спал в углу, накрытый легкой, из искусственного щелка, материей.

На нем раньше стоял бюст Бетховена и ваза, стеклянная, вся в гранях и уголках, искристая от солнца.

Ваза разбилась лет сто назад, или Анастасии Николаевне так казалось, что сто… Разбилась тогда, когда их с сыном жизнь раскололась надвое. Была ссора, скандал, прибегали соседи поглядеть, что так ухнулось об пол. А это Бетховен и ваза.

Потом, когда сын ушел, хлопнув дверью, Нагорская, вытирая кулаком слезы, ползала по полу, собирала осколки своей жизни. Удивленно таращился на неё половинчатый Бетховен, а ваза, разлетевшись на мелкие кусочки, колола голые ноги и больно вонзалась в колени острыми уголками…

Сто лет, нет больше прошло с тех пор, как…

Нагорская вздрогнула. Кто–то стучал в дверь, отвлекая её воспоминаний. Она даже, кажется, задремала, а тут проснулась, испугалась немного.

— Анастасия Николаевна, извините, Идите с нами чай пить! — раздалось из–за двери. — Мы, признаться, сами–то хозяйствовать не привыкли ещё, может, составите нам компанию? — Михаил смущенно кашлянул, постучал ещё раз.

— Ну… Ну ладно, Я сейчас приду! Подождите! — ответила немного удивленная Нагорская, заметалась по комнате — что бы взять, подарить на «новоселье», что надеть?..

Через десять минут Анастасия Николаевна стояла в дверях кухни. На женщине было летнее, очень симпатичное платье. Борька видел такие, когда ездил с родителями в дом отдыха. Там все женщины одевались очень красиво и почему–то совсем одинаково.

— Боря, бери стул, усаживай гостью! — нарочито радостно и громко сказал Михаил. — А мы вот в рабочем… Нет уже сил переодеваться, — смутился он своего простоватого вида.

— Ну, Мишенька… Могу же я вас так называть, коль уж вместе за столом сидим? Ну так вот, Миша, в мужчине одежда не главное, а главное что? — хитро посмотрела на соседей женщина.

— Зарплата? — пожал плечами Борис, подставляя себе чашку и тарелку с куском торта.

— Глупости, молодой человек! — рассмеялась Нагорская, тоже подвинула к себе чашку. — В мужчине главное его благородство. Хоть в мешке, а должен оставаться настоящим мужчиной. Ой, а торт какой у вас затейный, с маковками… — тихо добавила она, замерла.

Такой она всегда покупала Паше на его день рождения.

— Да в магазине за углом купил, когда за лампочками бегал. В прихожей всё поменял, а вот с плитой… — стал докладывать Михаил. Ему как будто было легче говорить о деле, нежели чинно сидеть за столом, пить чай и смотреть на соседку.

— Что с ней не так? — вскинула бровки Анастасия Николаевна.

— Наша приказала долго жить. Извините, неловко просить, но я сейчас не смогу купить новую, можно мы вашей попользуемся? Нам–то и надо совсем немного, мы разносолы готовить не умеем. — Михаил как–то погрустнел, стал усиленно размешивать сахар в чашке.

— Вы протрете дырку, — заметила Нагорская.

— Что? — вскинул брови мужчина.

— Ваша чашка… Там нет сахара, а вы всё мешаете… Ну, коль уж мы готовим на одной плите, спрошу вас. Не сочтите за наглость или бестактность, но где мать этого прекрасного мальчика?

Нагорская показала рукой на Бориса. Тот, услышав её вопрос, весь скукожился, сжался.

— Это… Это наше лично дело, не будем сейчас об этом! — строго осадил любопытную соседку Михаил.

— Простите. У всех есть свои тайны, понимаю. Свои страшные, грустные, трагические истории. Ну, спасибо, я, пожалуй, пойду.

Анастасия Николаевна встала, чуть поклонилась и, опираясь на трость, зашагала к себе.

— Ваш инструмент расстроен. Фортепьяно звучит просто чудовищно! — обернулся Савушкин. — Я могу…

— Нет. Это моё лично дело. Я хочу, чтобы оно было расстроено! — оборвала его женщина и ушла к себе.

Часа через два ввалились в квартиру Михайловские, опять что–то обсуждали, спорили, но разом замолчали, увидев в коридоре чужих.

— Здравствуйте. Михаил Викторович Савушкин, а это мой сын Боря. Мы теперь ваши соседи, — кивнул мужчина.

Анна, до этого внимательно рассматривающая Борьку, вдруг вспыхнула, закипела.

— Да что же это такое?! И так тесно, а они всё подселяют и подселяют! У вас есть документы? С какой стати вообще вы здесь?! Учтите, утром занимать ванную можно не больше, чем на пять минут, а кухня… Нашу посуду не трогать! — строго заговорила она. — Это ваше пальто? Вы повисли его на наши места! А ботинки? Кто вам сказал, что вот так можно ставить ботинки? Игорь! Игорь, ну что ты молчишь? Проверь у них бумаги, Игорь! — стала дергать она мужа за рукав рубашки, но Игорёк лишь отмахнулся. Он устал, у него болела голова и до смерти хотелось есть.

— Ань, сооруди нам ужин. Я полежу пойду. Принесешь тогда, — буркнул он, протянул руку Михаилу. — Игорь. Добро пожаловать.

— Миша. Очень приятно, — ответил на рукопожатие мужчина. Борька тоже сунул свою руку, Игорь пожал и её.

— Я сказала, убирайте свои вещи! У нас была налаженная, отработанная система, кто где что кладет, а вы… — кипятилась Анна.

— Добро пожаловать в мой маленький ад, — шепнул Игорь, проходя мимо гостя.

— Я всё слышу, милый! — крикнула ему вслед Анна. — Так что же ты?! Иди, возьми кооперативную квартиру, раз такой умный!

Но муж ей ничего не ответил, только хлопнул дверью.

Анна ушла на кухню, а из прихожей минут через пять стал доноситься стук.

— Что такое? — выглянула из своей комнаты Нагорская. Она в это время всегда включала новости, посторонние звуки мешали слушать диктора.

— Да вот, вешалку расширяю! — объяснил Михаил. — А то маловата. Борь, еще досок посмотри там!

Мальчишка принес из комнаты короткую, ошкуренную досочку, приставил к стене. Михаил Викторович что–то там поколдовал, приспособился, потом вытащил из кармана длинные гвозди с большими, немного ржавыми шляпками.

— Ну вот, теперь и у нас с тобой, Боря, место есть. Чужое не занимаем.

Анна, высунувшись в коридор и оглядев результаты работы, только фыркнула, Игорь одобрительно кивнул, а Анастасия Николаевна, почему–то расстроившись, ушла к себе.

«Хорошо всё же, что они появились, — рассуждала она, заплетая на ночь волосы в жидкую, тоненькую косичку. — Больше новых людей, интересней. Боря так на Пашку похож. Впрочем, все подростки одинаковые. Даже нет, не так. Всех их можно разделить на кучки, группы: тихие или буйные, дерзкие, идейные или хохмачи, красавчики или простачки… Все разные, но такие одинаково наивные… Паша…»

Нагорская что–то еще бормотала сквозь дремоту, за окном шуршал дождь, рвал листья с грушевого дерева, хлестал берёзовыми ветками по стене, стонал и ворчал в вентиляции. Еще одна одинокая осенняя ночь, сколько их еще у Анастасии Николаевны отмерено? Хорошо бы, чтобы побольше, вдруг Паша когда–то простит её и наконец придет в гости…

Ей снилось, что на кухне жарится яичница, что пахнет свежим луком и огурцами, что чайник, большой, жестяной, с чуть помятым носиком, задорно дребезжит крышкой, закипев на плите. Вот в заварник Паша бросил две ложки сухих черных листочков, вот залил кипятком, накрыл заварник полотенцем. Он велит матери подождать чая, выпить с утра его свежего, душистого. Но Анастасия Николаевна спешит, ей пора на работу.

— Потом, вечером тогда! — кричит она из прихожей, Паша обиженно отворачивается…

А потом сон растаял. Но в воздухе действительно пахнет подгоревшей яичницей и луком, и верещит на плите чайник.

Наскоро набросив тяжелый махровый халат в полоску, Нагорская вышла из комнаты, заковыляла на кухню. Там, воюя с регулировкой конфорки, стоял Боря.

— Доброе утро. Помочь? Там совсем чуть–чуть повернуть надо, там… — сунула, было, руки к плите женщина, но паренек покачал головой, серьезно сказав, что он всё сделает сам. — Ну сам, значит сам… А что, отец твой где? — поинтересовалась Нагорская.

— А он еще на рассвете ушел, так дверью хлопнул, у нас со стены картинка упала! — ответила за Борю Анна. Она, зевая, прошла к своему шкафчику, вынула оттуда кофемолку, насыпала в неё ароматных, темно–коричневых зерен, стала скрежетать ручкой.

— А у нас раньше была электрическая. Маме какой–то друг из–за границы привез! — рассказал Боря, выключил газ, стал перекладывать яичницу на тарелку.

— И где она, мать–то? — опять зевая, поинтересовалась Михайловская. — Что–то её самой и её электрики тут не наблюдается.

— Аня, что ты! — дернула её за рукав Анастасия Николаевна. — Разве можно так?! Моветон, Аня!

— А что такого? Может быть, этот Михаил украл ребенка, держит его здесь, от матери прячет. Откуда мы знаем, что эти двое вообще родственники Савушкина? Сейчас любая жилплощадь в цене, вот и развелось жуликов, — помешивая кофе в турке, пожала Анна плечами.

— Да, уж вам с мужем про жилплощадь всё известно, — язвительно скривилась Нагорская. — Но угомонись, Миша показывал мне документы, я всё проверила.

Михайловская скептически покачала головой, вылила кофе в две малюсенькие чашечки, поставила их на блюдца и понесла в комнату.

— Проверила она… — ворчала Анна, толкая дверь плечом. — Да что ты там можешь проверить, ведь слепая, как курица! Нет, надо всё же сходить… Надо узнать, кто такие…

Боря ел быстро, как–то недовольно сопел и всё поглядывал на стоящую у плиты Нагорскую. Та варила овсянку, кидала туда то курагу кусочками, то чернослив. Потом, немного поразмыслив, вынула из холодильника открытую банку с вареньем.

— Борис, я хочу, чтобы вы это попробовали! — сказала она и торжественно поставила банку на стол.

— Что это? Я не ем мед, — брезгливо скуксился мальчишка.

— При чем тут мед, мон Шер! Это груша! Вон, гляди, из окошка видно, растет тут у нас груша. Дикая, без сорта, без племени, а такая вкуснятина! Нет, ты попробуй, смешной ты человек! Вот, на хлеб намажь, ну!

Она сама схватила с тарелки кусок белого хлеба, стала густо мазать его вареньем. Но Борька дожидаться угощения не стал, крикнул «спасибо» и, доев яичницу прямо со сковородки, убежал. Нагорская слышала, как хлопнула входная дверь, выплевывая наружу, на полутемную лестничную клетку, Борю, потом Аню с Игорем.

Анастасия опять осталась одна, даже завтракать расхотелось. Женщина еще посмотрела в кастрюлю с кашей, потом выбросила содержимое в мусорное ведро, села за стол, съела свой сладкий бутерброд. И сидела так, наверное, еще полчаса, вспоминая, как вот таким же утром, пропадая где–то всю предыдущую ночь, явился домой её сын, Павлик, привел за руку Тамару, сказав, что она теперь будет его невестой. Глупый, наивный мальчик! Тамара жила в соседнем дворе, была на пять лет старше Паши, разведена, уже как–то помята, хотя лет ей было совсем немного.

— Паша, ты с ума сошел?! — зашептала, оттащив в темный угол сына, Анастасия. — Какая невеста?! Да она не пара тебе совсем! Найди чистую, хорошую, милую девушку! Тамара — это ошибка, это просто наваждение, милый!

Про Томку болтали всякое. Одни утверждали, что охоча она до мужского пола, другие качали головами, мол, просто несчастная. Третьи говорили, что связана она с какой–то нехорошей компанией, вроде бы даже промышляющей грабежами.

Паша не слушал никого, в том числе и свою собственную мать.

— Я женюсь на Томе, мы станем жить вместе, мама. Смирись! — упрямо твердил он. А потом, в августе, принес паспорт со штампом о браке, Тамарин чемодан и стопочку её книжек, перевязанных бечевкой.

У Нагорской тогда чуть сердце не остановилось. Мальчик, её мальчик допустил такую жуткую ошибку!

А невестка, покорно опустив глаза, стояла в дверях, ожидая позволения войти.

Анастасия Николаевна такой удар всё же стерпела, отгородилась шторкой от молодых, попыталась мирно сосуществовать с Томой. Выходило сносно, но однажды Нагорская, вернувшись с работы, увидела, как Тамара, стоя в сорочке у комода, примеряет её украшения — две пары бус, серьги, браслеты, кольцо с рубином — всё, что передавалось из поколения в поколение.

— Сними быстро! — рассерженно топнула ногой Нагорская. — Кто позволил тебе лазить по чужим ящикам? Как посмела?!

Тамара смутилась, залилась краской, юркнула под одеяло.

— Лучше бы встала уже, привела себя в порядок, что валяться?! Борщ ставить надо, скоро Паша придет, чем его кормить станешь?!

Забылось тогда вроде бы это неприятное происшествие, затуманилось, но месяца через два пропали сережки. Нагорская облазила весь ковер, на четвереньках ползала, не нашла.

— Я долго терпела, Паша. Без моего благословения поженились — это полбеды, но воровки в доме не потерплю! Пусть твоя Тамара уходит, откуда пришла!

— Мам, ты чего? Сама, небось, куда–то положила, а теперь… — возражал Павлик, но мать не слушала. Серьги были подарком от покойного мужа, Пашиного отца…

— Я сказала, пусть уходит. Точка.

— Тогда и я уйду. Мы вместе. Страшно вот так, мама, разочароваться в тебе. Тома мне родной человек, а ты…

Она тогда не остановила их, не окликнула, упрямо стояла в углу, мяла в руках кружевную салфетку, поджимала губы. Не остановила…

И вот теперь между ней и сыном пропасть, огромная, не перепрыгнуть. Они не видятся, он не звонит матери, а она, глупая, накрутила варенья в этом году его любимого, грушевого, столько, что самой ввек не съесть…

Нагорская, сидя за столом, очнулась, услышав телефонный звонок.

— Алло! — сняла она трубку.

— Настасья Николаевна? Это я, Егор. Узнали? — кричала трубка хриплым мужским голосом.

— Карпов? Узнала… Почти… Что–то случилось? — растерянно ответила женщина.

— Я приезжую. Побудьте сегодня дома, душа вы моя родная! Я приеду ближе к обеду, впустите? Ключики мои у вас… — хрипела и хрюкала трубка.

— Хорошо, Егор. Буду ждать. Как–то это неожиданно… — кивнула Нагорская, вздрогнула от частых гудков и положила трубку на рычажки…

Посмотрев в окно, она увидела, как по тротуару к их дому идёт Боря с какой–то женщиной. Она что–то горячо ему объясняет, тянет за руку, но мальчишка упирается, отталкивает спутницу.

Нагорская быстро сунула ноги в сапожки, вышла из квартиры, заспешила вниз, к подъезду.

— Отстань! Ты нам не нужна! У тебя же другой теперь муж, а не папа, да? — уже почти кричал Борька. — Так и иди к нему. Папа очень переживал, он повеситься хотел, я знаю. Но не стал. Уходи, слышишь?!

— Боря, я была неправа, я сделала ошибку. Ну простите вы меня, Боря! У меня никого, кроме тебя и папы, нет. Мне больше никто не нужен, правда! Боря, Борюсик, сына! Ну остановись же ты!

Женщина чуть не плакала, некрасиво скривив лицо. Её губы дрожали.

Борис, случайно толкнув стоящую у подъезда Нагорскую, прошмыгнул к лестнице, поспешил наверх. Анастасия Николаевна, преградив собой дорогу его преследовательнице, строго посмотрела на неё снизу вверх. Боря был очень похож на свою мать… Очень…

— Простите… Но мне надо поговорить с ним, всё объяснить… Я его очень люблю… — прошептала незнакомка.

Нагорская помолчала, потом, сведя брови к переносице, велела идти за ней.

— Вы будете разговаривать в моем присутствии, — почему–то сказала она, впуская женщину в дом. — Я так понимаю, вы ушли от Михаила к другому мужчине? — скорее констатировала, нежели спрашивала Анастасия Николаевна. — Не стану судить вас и ваш поступок, сама грешна. Но дети… Зачем впутывать детей?!..

— Извините, я просто влюбилась… Я думала, что влюбилась, но я ему не нужна, он совсем не такой, каким я его видела, понимаете? — с жаром оправдывалась гостья.

— Не понимаю. Боря! Это надо решить раз и навсегда, понимаешь?! — постучалась Нагорская в комнату Савушкиных. — Рано или поздно придется. Иди на кухню, раскурим трубку миру.

Взглядом велев следовать за ней, Анастасия пошла на кухню. Порывшись в шкафчике, она с досадой покачала головой.

— Чашек парадных нет совсем у нас. А вам надо парадную, вы гостья. Ну… Ставьте чайник, а я к Егору схожу, он не станет ругаться, если я возьму пару фарфоровых чашечек из его буфета. В конце концов, это я их ему дарила.

С Карповым у Нагорской были какие–то легкие, приятельские отношения. Хотя он был намного младше женщины, но такой смешливый, легкий и галантный, что Анастасия Николаевна таяла, едва услышав его голос. А сам Егор с ней обходился как со своей тетушкой.

Войдя к Карпову в комнату, Анастасия Николаевна включила свет, потому что за окном было совсем пасмурно, подошла к буфету. За стеклянными дверцами стояли стопки тарелок, блюдец и больших блюд, а посередине, загораживая собой чашки, красовалась супница.

Взявшись за ручки, Нагорская стала вынимать её из буфета. Внутри фарфоровой посуды что–то звякнуло. Аккуратно поставив свою ношу на стол, женщина сняла с посуды крышку, заглянула внутрь.

Потерянные ею серьги, Анина подвеска, которая, как думали, упала на улице, запонки Игоря, что по одной из версий он забыл в командировке — всё это лежало внутри. Егор даже не удосужился завернуть ворованное во что–то…

Вынув всё, что нашла, и сунув себе в карман фартука, Анастасия Николаевна быстро пошла обратно, забыв про чашки.

За столом на кухне сидела женщина, что пришла вместе с Борей, а мальчик, стараясь ни на кого не смотреть, стоял у плиты, ждал, когда закипит чайник.

— Мам, сейчас… Пять минут, — говорил он, отворачивался, стесняясь матери.

— Ничего, Боря, я подожду. Ты не торопись, — кивнула гостья. — Извините, меня Надей зовут. А вас? — спросила она, увидев вошедшую Анастасию Николаевну.

Та быстро ответила, потом, развернувшись, зашагала к телефону. Она несколько раз набирала номер, ждала, снова набирала, но ей никто не отвечал.

Нагорская могла бы, конечно, поехать к Паше с Томой, но не решалась. Она уже давно не перемещалась на такси, как–то потерялась, стесняясь своей беспомощности. Да она и адреса толком не знала…

— Я виновата… — шептала, сев на табуретку, Анастасия Николаевна, сокрушённо заламывала руки. — Господи, как виновата!

Она вспомнила, как кричала на невестку, упрекала, называла воровкой…

— Так, ладно. У меня где–то записано! Записано же, Паша давал бумажку! Боря, Надежда, мне неловко просить, но вы не могли бы мне помочь?..

Они шарили по ящикам и перелистывали записные книжки, снимали с полок книги, которые Анастасия Николаевна читала последние несколько месяцев.

— Эй, а что тут происходит? — раздалось из прихожей. Егор Карпов, веселый, обросший, взлохмаченный, ввалился в комнату к Нагорской, растопырил руки, думая, что сейчас хозяйка комнаты бросится к нему на шею и станет обниматься. Но нет.

Анастасия Николаевна медленно, помогая себе тростью, подошла к нему, пристально взглянула в по–мальчишески смеющиеся глаза соседа и, вынув из кармана серьги, прошептала:

— Зачем ты это сделал?

— Дык вы, Настасья Николаевна сами ж от невестки хотели избавиться. Ну вот я повод и придумал. А потом завертелся, забыл. Вы извините меня, пойду в ванную. А что это, у нас гости? — кивнул он на Надежду и Бориса.

— Пошел вон! — замахнулась на него женщина.

Егор, втянув голову в плечи, юркнул в свою комнату, заперся там и сидел тихо–тихо, пока Нагорская искала адрес сына…

Михаил застал всю компанию идущей от подъезда к автобусной остановке. Надежда указывала рукой куда–то вправо, Нагорская кивала.

— Что ты тут делаешь? — схватил жену за плечо Миша.

— Давай потом, ладно? Сейчас поедем к сыну этой женщины, а потом мы поговорим. Миш…

Надя так тихо назвала его по имени, как раньше, в темноте, когда по одеялу скользили тени веток растущего под окошком клена, а на стене тикали, отмеряя минутся счастья, часы… Миша…

Он кивнул.

— Адрес есть? Давайте на такси! — строго распоряжался он. — Анастасия Николаевна, садитесь, вот сюда, да. Удобно? Да на вас лица нет! Надя, ну ты же медик, надо что–то делать! Боря, садись рядом, окно открой! Открой! Не надует!

Егор, морщась, смотрел вслед уехавшим машинам.

— Да ну вас! — вздохнул он. — Цацки свои пожалели, бабы – сороки!

Он сплюнул, почесал колючий подбородок и завалился на кровать…

… Павел, Тамара, Надя, Миша и Боря кое–как поместились за столом в комнате Нагорской.

Анна и Игорь идти пить чай отказались, они опять доделывали какой–то отчет, спорили, им не до блинов с грушевым вареньем, им некогда. Карпов куда–то пропал вместе с рюкзаком.

А за столом у Анастасии Николаевны пока тихо, все берут блины, кладут в центр ложечку фирменного грушевого варенья, осторожно откусывают, жуют, потом блаженно улыбаются.

— У вас очень уютно, — замечает робко Надя. Они с Мишей всё еще не поговорили, боятся, что только всё испортят. Надя оступилась, страшно, мерзко, ей самой противно от себя, и теперь Миша либо простит её, либо выгонит. Но в любом случае Надин поступок всегда будет между ними…

— Спасибо. Вы берите варенье, не стесняйтесь! — смущается Нагорская. И между ней и Томой всегда будет та ссора, те злые, острые слова, что бросала она невестке, слезы, обида. Но они постараются перешагнуть, улыбнуться, забыть — ради Паши, Томки, Анастасии Николаевны и нерожденного пока внука. Он появится на свет, когда зацветет во дворе дома груша. Тамара, неся новорожденного на руках, будет смотреть, как падают вниз лепестки–сердечки. Теперь лишь бы только не выпал снег, не поморозил молодые завязи. А осенью Тома с Анастасией Николаевной обязательно сварят еще варенья, подарят пару банок Наде и Мише, а Борька, охотник до пенок, будет караулить у большого медного таза с булькающем сладким омутом. Все пенки ему, Борьке! У него теперь опять есть папа и мама. И то прощение, которое бросило мост в будущее, оставив прошлое за спиной, в тумане…

Анастасия Николаевна улыбается, ей покойно и хорошо. В её комнате царит доброта. Вот встал из-за стола Паша, подошел к фортепьяно. Он играет любимую мамину мелодию и закрывает глаза. И нисколько инструмент не расстроен, он просто любит, чтобы вокруг было добро. Тогда и музыка звучит намного приятней…

Таисия рано стала вдoвoй. Им было-то всего пo copoк ceмь. Сын с семьей переехал в другой город, вот и осталась она совсем одна. Поначалу было просто невыносимо. Она 6eзyмно скучала по Саше, своему лю6имому мyжу. Все в их доме напоминало о нем, о том, как много счастливых дней они пpoвели вместе. Она сама нe заметила, как запycтила их нe6oльшое хозяйство. А однажды, выйдя в сад, yжacнyлacь. Их участок был в плaчeвнoм cocтоянии.

Все без Саши казалось каким-то зaпуyщенным, гpязным и стapым. Краска на их лю6имых качелях o6лупилась, забор покосился, дорожки заросли сорняками… Таисия медленно пошла по саду, пытаясь попутно хоть чуть-чуть привести его в порядок. А потом мaxнула рукой. Смысла в этом все равно никакого нет. Так их лю6имый садик и продолжал зapacтать. А в доме то кран потечет, то полка обвалится и некому починить. Иногда Таисия мастеров вызывала, а иной раз сама брала молоток в руки. Кривенько-косенько, да при6ьет полку. И рукой махнет. Сойдет.

Так прошло два года. Таисия по-прежнему ходила на pa6oту, покупала что-то в магазинах, встречалась с подругами. Вот только казалось, что ее жизнь навсегда окрасилась в серый цвет. И нет там больше места радости и счастью. Однажды она сильно зa6oлела, а на документах срочно требовалась ее подпись. Коллега, Нина, согласилась подвезти их к ней домой.

-Как это ты, Тася, умудрилась летом зa6oлеть? Да как сильно! С температурой -удивлялась Нина.

-А вот так. Наверняка под кондиционером продуло. Они на меня, знаешь ли, очень плохо влияют. Но сейчас уже лучше, только слабость сильная и голова болит. Думаю, через пару дней выйду на работу.

-Не спеши, лечись, отдыхай. Никто с больничного не гонит, вот только подпись твоя нужна позарез.

-Нин, а давай чаю попьем? Недолго. Посидим в саду. У меня пирог есть с яблоками. Яблок в этом году полно, девать уже некуда.

-Как же ты еще пирог пекла? Отдыхала бы лучше, восстанавливалась.

-Да мне нетрудно было. Температуры же нет уже. А яблоки жалко. Пропадут ведь. Да и что его печь? Три яйца, стакан муки и стакан сахара. Замешала, вот тебе и пирог.

-Рукодельная ты, Таська. Вот только… — Нина осмотрелась в саду -Ты не обижайся, но садик ваш не узнать. С тех пор, как Сашки не стало, тут так все изменилось…

Таисия махнула рукой.

-Да ладно, Нина. Ты говори уж, как есть. Не изменилось, а просто пришло в запустение. Обветшало. Мне и самой жалко. Сил нет на это смотреть. Но ведь мы садоводством вместе занимались. Да как вместе? Я только немного помогала да цветочки сажала, а все остальное Сашка делал. А без него… -Таисия развела руками и тяжело вздохнула.

-А ты вот что. Есть у меня одна мыслишка. У соседа моего руки золотые. Вот правда. Он сейчас не работает, а так, шабашки берет. Говорит, так даже и лучше. Сам себе хозяин и деньги неплохие. Берет мало, делает хорошо. Он тебе на раз садик в порядок приведет. Основную работу сделает, а там уж только поддерживать будешь.

Тася покачала головой.

-да не знаю даже. А надо ли?

-Таська, два года прошло! Сколько можно хандрить? Пора начинать жить. А жить проще, когда вокруг тебя красиво. Ну, согласна?

-Согласна.

-Тогда я его к тебе завтра и пришлю. Все сделает в лучшем виде и ты порадуешься.

-Ну что с тобой делать? Ну присылай -улыбнулась Таисия.

Борис оказался приятным мужчиной чуть за пятьдесят. Немногословный, серьезный, обстоятельный, аккуратный. Приехал рано утром, со своими инструментами. А к вечеру сад уже было не узнать.

-Таисия, сегодня не все успел, надо бы еще завтра поработать – чуть виноватым тоном начал Борис – Но цену я не поднимаю, сам виноват, что не успел привести все в порядок за один день.

-Да что вы! – радости Таси не было предела. Сад как будто засиял. Как будто… Сашка вернулся -Мой сад снова выглядит чудесно. Как при муже…

Она сама не ожидала, что чувства накроют ее с головой. Воспоминания хлынули, как будто плотина прорвалась. Вот они вечером с Сашкой в саду: он обрезает деревья, она копается на клумбе. Вот она на качелях: он раскачивает все сильнее, а она хохочет, как девчонка. А вот к ним в гости приехала родня и Саша установил новый мангал, на котором пожарил вкуснейший шашлык. Они так счастливы, и он постоянно ее обнимает…

Тася осела на скамеечку. По щекам струились слезы. Сашка, Сашка… Где ты сейчас? Говорят, в лучшем мире… Так пусть бы это было так.

-Таисия, что с вами? Я что-то не так сделал?

Борис суетился вокруг нее, потом принес откуда-то бутылочку с водой.

-Выпейте, пожалуйста, я в кухне у вас не стал хозяйничать, это моя вода, я сегодня покупал, не пил еще.

Тася сделала глоток воды и вытерла слезы.

-Простите. Вы здесь ни при чем. Просто… Вы все так хорошо сделали, что я вспомнила мужа. Никак не могу спокойно о нем думать, сразу накатывает.

-Понимаю – Борис уселся рядом на скамеечку – знаете, когда мы с женой развелись, она сразу вышла за другого, уехала и забрала дочь. Малышке было всего пять лет. Запрещала нам видеться. Сейчас дочь взрослая и сама может решить, с кем ей встречаться, а с кем нет. Но за это время я видел-то ее всего пару раз. Мы чужие. Эта боль душевная, она вот тут… Ее ничем не залечишь, не забудешь, не вырвешь из сердца. Можно только научиться с ней жить.

Тася внимательно посмотрела на Бориса. Бывают же такие женщины! Как можно было разлучить отца с собственным ребенком? Ей захотелось как-то поддержать этого грустного мужчину с добрыми глазами.

-А пойдемте чай пить? Я, знаете, за садом плохо ухаживаю, а вот пироги у меня лучше получаются. Давайте угощу вас.

Лицо Бориса просветлело.

-Да с удовольствием. Сто лет домашних пирогов не ел.

Все произошло как-то легко, само собой сложилось. На следующий день Борис снова занимался садом, а Таисия готовила свежий пирог к их вечернему чаепитию. Потом она пожаловалась, что дверца в шкафу покосилась, а сама она не может поправить. Борис деловито прошел по дому и нашел еще кучу мелочей, которые нужно было привести в порядок. Цену за свои услуги назвал смешную, лишь поставил одно условие. Каждый вечер поить его чаем с пирогами.

Как-то вечером Борис не уехал к себе, а остался у нее. Так и начался их поздний роман. Тася просто летала. Боря был умным, заботливым, с чувством юмора. Пылинки с нее сдувал. Она и не верила, что еще сможет чувствовать себя такой счастливой. Когда встретилась с подругами, не смогла сдержать эмоций.

-Девочки, я влюблена, представляете? Вы можете в это поверить?

-Ох, я не могу -вздохнула Надежда -По мне, так в этом возрасте лучше одной. Я вон, уже десять лет в разводе и вспоминаю эту семейную жизнь, как страшный сон. Да и тревожно как-то. Чего это от твоего Бориса жена убежала? С дочкой видеться не давала? Ты это выяснила?

-Ох, Надька, ну ты и зануда! – тут же заговорила Ирина – Ты, Таська, счастливая! И Борис твой золото, а не мужик! В этом возрасте таких днем с огнем не сыщещь. Работает, домашний, симпатичный. Фигура какая! Держит себя в тонусе. А Надьку не слушай, у нее брак не задался, теперь всех по себе судит. Мало ли, что у жены в голове было? На другого променяла, решила все начать с чистого листа, бывший муж под ногами мешался. Вот и все. Да и кто сказал, что лучше одной? Бред.

-Спокойнее как-то. В любовь по молодости надо играть, а нам уже, как никак, по пятьдесят-гнула свое Надежда.

-да не расстраивай ты Тасю, не обижай! -кипятилась Ира -Что ты все про возраст напоминаешь? В пятьдесят женщина не человек, что ли? Мы молодые! Это с тобой, может, что-то не так, раз в старушки записалась.

Таисия примирительно улыбалась.

-Ир, успокойся. Не обижаюсь я на Надю, она по-своему права. Она переживает за меня. Я действительно не углублялась в семейную жизнь Бориса. Мы так решили: прошлое в прошлом. А в настоящем есть только мы и пока нам так комфортно.

-замуж-то хоть не собираешься? -подозрительно спросила Надя, а Ирина закатила глаза.

-Не собираюсь пока, Надюш -засмеялась Таисия — Пока нет.

***

Таисия пришла на работу и с удивлением обнаружила Нину на своем рабочем месте.

-Нинка! Вот так сюрприз. Ну, рассказывай, как отпуск? Как отдохнула? Это ты что, первым делом ко мне?

-Да отпуск как отпуск. Отдыхать не работать -странным тоном проговорила Нина -А мне вот тут птичка на хвосте принесла, что Борис, сосед мой, у тебя живет.

Тася приподняла брови.

-Ну допустим. И не живет, а ночевать иногда остается. В чем проблема? Мы взрослые люди, я вроде разрешения не должна ни у кого спрашивать, с кем мне встречаться.

-Да ты не заводись – примирительно сказала Нина -Ты присядь лучше и меня послушай. Ох… Это ведь все я. Думала ли, что у вас роман может случиться? Хотела помочь по-дружески. Но с Борей-то не все так просто, милая. Он ведь сидел, понимаешь? Да, статья вроде как не такая уж серьезная, кража, но все же… Понятное дело, он человек неплохой, работник хороший, ну оступился… Но… Ты подумай. Я бы с таким мужчиной не связывалась. Сделал работу -хорошо. Рассчитались и разошлись.

Таисия молчала.

-Я ведь не со зла, Тась, я волнуюсь…

-Раз он сиделец, зачем же ты его ко мне направила?

-Да я ведь подумать не могла, что вы… Что ты… С ним… Тася! Да, он отсидел, но я знаю его только с той стороны, что он работник хороший. Сосед приятный, дружелюбный, старушкам помогает. Но кто знает, что у этих людей в голове? Ты подумай хорошенько.

-А я уже подумала. В советах не нуждаюсь -холодно сказала Таисия и Нина поняла, что разговор окончен.

-Ну, как знаешь -в тон ей ответила она -Я как лучше хотела. Предупредить.

***

И что Нинка наговаривала? Все у них было прекрасно с Борисом. Тася как будто на крыльях летала. Тем более, Борис ей все рассказал. Да оступился, ошибся. И все ради жены этой, которая потом его бросила. Да еще с дочерью запрещала видеться. Это она его толкнула на такой поступок. Вечные эти ее жалобы, что денег не хватает, что живут они в однушке вчетвером с его матерью, что нищетой треплют. Вот он и решился. Ошибся, а она все равно его бросила. Но теперь не исправишь и прошлого не вернешь.

В доме теперь все сверкало, а сад стал еще красивее, чем при их жизни с Сашей. Теперь она вспоминала о муже с теплотой и грустью. Думала, как бы он порадовался, если бы увидел их сад.

Вот только поменялось все в один день. Борис при Тасе ни разу не выпивал: говорил, что не любит это дело. Да и у нее дома спиртного никогда не водилось. А тут их пригласили на свадьбу к Ириной дочери. Тася очень ждала этого события: вот и познакомится, наконец, Борис с ее подругами. Но вышло иначе.

Так получилось, что Тася пошла помогать Ире с последними приготовлениями, вышла какая-то накладка, как это всегда бывает. Борис остался один. А когда она вернулась он уже познакомился с родственниками со стороны жениха, сидевшими рядом, и выглядел совсем не так, как она привыкла. Он смотрел на нее холодным и даже злым взглядом. Как будто она ему помешала.

-Боря -она несмело улыбнулась – Ты что это тут без меня, выпил? Говорил же, что не любишь это дело.

Он повернулся и посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом.

-Полюбил, представляешь? – резко ответил он и захохотал так, что на них обернулись несколько человек.

Тася подавленно молчала, а Борис, не обращая на нее внимания, продолжил пить. Он громко говорил, хохотал, а потом пошел по залу и начал ко всем цепляться. На помощь растерянной Тасе пришла Надя.

-Ну, хорош женишок? Ты прости подруга, но вот и истинное лицо его проявилось…

-Надь, он просто перебрал.

-Ага, да. С этого все и начинается. Таська! Подумать тебе надо хорошенько, стоит ли продолжать. Но это потом. А пока нам надо как-то вывезти его отсюда, чтобы окончательно свадьбу не испортить. Сейчас я Димку, Иркиного двоюродного брата попрошу, он нам поможет. Он здоровый, думаю удастся твоего до такси дотащить.

Только Борис отказывался уходить, а Таисия готова была провалиться сквозь землю со стыда. С трудом они довели упирающегося мужчину до такси. Он уселся на заднее сиденье и резко отключился.

-Ну накачался, так накачался -присвистнула Надя -Так, ты садись к нему, а я вперед. С вами поеду. А то сердце не на месте. Боюсь за тебя.

***

На следующий день, с самого утра, Тася проснулась от странного звука. Как будто кто-то скребся в окно. Она отодвинула занавеску и увидела Бориса. Гладко выбритый, свежий, с огромным букетом цветов и большой коробкой. Как будто ничего и не было. Таисия открыла дверь и внимательно посмотрела на Бориса.

-Тася… Я… Я… Торт принес из той самой кондитерской, знаешь? А то ты все пироги печешь, а я ничем тебя ни разу и не угостил. Печь сам я не умею, а тортики у них чудесные. Так говорят. Тась… Прости меня, а? Мне пить нельзя, понимаешь, это все она, проклятая…

-Проходи уж – вздохнула Тася.

Она решила его простить, ведь до этого у них не было никаких проблем. Тем более, он тысячу раз перед ней извинился, да и зажили они, как прежде. Только счастье длилось недолго. Как-то на выходных Борис уехал с самого утра: сказал, что подвернулась работа. Тася же пешила устроить генеральную уборку. Сметая пыль с полок, она заметила, что шкатулка с ее украшениями стоит не на привычном месте и открыла крышку. То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть. Бабушкино кольцо, их семейная драгоценность, пропало. Дверь скрипнула и вошел Борис. Он нетвердо стоял на ногах. Видимо, никакой работы не было.

-Боря, это что? -не обращая внимания на его состояние, сказала Тася.

-А что? -резко спросил он.

-Где кольцо?

-Какое еще кольцо? Я в глаза никакого кольца не видел. Я даже не знаю, что там лежит в этой твоей шкатулке.

-Это ты взял, больше некому! Признайся! Здесь никто не бывает!

-Ха-ха. Никто не бывает! Сынок твой был на той неделе, вот он и взял!

-Да как ты можешь! Костя мне денег привез, зачем бы ему кольцо брать?

-А я откуда знаю? -внезапно взревел Борис – Я сказал, это твой сынок взял кольцо или еще кто, а я здесь ни при чем!

-Уходи отсюда! Убирайся! -вне себя закричала Тася, но тут Борис резко сорвался с места и подбежал к ней. Схватил за руки и больно сжал. А потом толкнул. Она даже не поняла, что происходит, как оказалась на полу. Борис подошел и наклонился. Тася испуганно закрыла лицо руками и зажмурилась. И тут кто-то резко потащил его назад.

Тася открыла глаза и увидела испуганное лицо Нади.

-Таська, ты как? А мне что-то сон плохой про тебя приснился, вот и решили с Иркой и Димкой зайти к тебе, проверить. Ты трубку не берешь, с этим помирилась… Я как чувствовала… Ох, вовремя же мы зашли. Не знаю, может, полицию вызвать?

-Не надо полицию. Сама разберусь. Права ты была Надя. Лучше одной.

***

Тася уехала. Подальше от воспоминаний, от своего дома, где она дважды в жизни была так счастлива. Но здесь гораздо лучше. Здесь сын, недавно родившаяся внучка. Здесь она чувствует себя счастливой. По-своему. В роли матери своего сына, в такой непривычной роли бабушки. А мужчины? Нет, о любви она больше не думает. Была у нее одна любовь в жизни настоящая, Сашка. А больше не надо. Многим такая любовь только во сне снится, а они прожили вместе без малого двадцать лет. Ничего. Все проходит. И это пройдет. А Надя правильно сказала. Чем с таким, как Боря, так лучше одной. Жаль, она сразу этого не поняла.

— Дима, давай разойдёмся. Пять лет в браке, а я так и не могу зачать ребёнка. Зачем нам мучить друг друга? Чужих детей я не хочу. Суррогатное материнство — это не для нас. На ЭКО мы зря потратили время и деньги.

— Я тоже думаю, Лена, что всё это бесполезно. Одной любви друг к другу мало, чтобы построить семью.

— У меня нет никаких имущественных претензий к тебе, Дима. Квартира остаётся твоя, а я перееду к маме.

Они расстались с глубоким сожалением в тот же день, когда подали заявление на развод. Она рыдала до и после процедуры, а его глаза наполнились слезами.

Выйдя из здания загса, они разошлись в противоположные стороны.

Дома Елена рассказала своей матери:

— Димкина мать постоянно давила на него, утверждая, что я бесплодна и не достойна её сына. Пусть теперь радуется. Я освободила её сыночка для дочек её подруг. Половина из них уже замужем, но ей всё мало.

— Дочка, не думай о них. У Дмитрия своя голова на плечах. Зря ты настояла на разводе.

— Да замучила меня эта своевольная свекровь. То приходила, то звонила, требуя оставить её благородного сынка в покое.

К Елене в гости зашёл бывший одноклассник Виталий.

— Видел вчера из окна, как ты с вещами приехала. Моя жена умерла во время родов. Двойню отвёз к бабушке в посёлок. Маме нужно набирать стаж, а бабушка уже на пенсии.

— Виталик, ты ведь не просто так зашёл? Выкладывай, что задумал.

— Моим пацанам нужна мать. Скоро их в школу записывать, ну не в посёлке же?

— Тебе нужна нянька? Но я работаю.

— Нет, Лена. Бабушка переедет к нам. Мне всегда нравилась ты ещё со школы, но ты выбрала того однокурсника. А я женился на Свете без любви.

— Так ты мне всегда нравился, а обо мне ты даже не знал.

— Лен, а может, согласишься выйти за меня замуж?

— Виталик, ты такой торопыга. Дай время подумать.

— Мы подадим заявление, и у тебя будет пара месяцев на размышления.

— Уговорил. Завтра после работы подъезжай к моему офису. Адрес отправлю смской. Только никакой пышной свадьбы.

— Как скажешь.

Виталий вышел, а Елена рассмеялась.

— Мам, только развелась, а новый жених уже тут как тут. Вот дела!

— Виталик хороший, дочка. Жалко Светочку. Так тяжело двоих носила. Почти всё время лежала в больнице на сохранении. Сердечко у неё было слабенькое.

— Ой, мама, мне беременность точно не грозит.

Через пару недель Елене позвонила бывшая свекровь.

— Димочка с Юленькой подали заявление в загс. Я даже не знала, что она от него беременна. Оказывается, срок уже три месяца.

— Мои поздравления вашему сыну, — и Елена завершила разговор.

— Мама, а Виталик как раз вовремя появился. Я выйду за него замуж без колебаний, — и пересказала матери новость о бывшем муже.

Елена с Виталием подали заявление в загс. Уже на улице он предложил ей переехать к нему.

— Прости, но я пока не готова к таким близким отношениям. Перееду только после регистрации брака. Пока будем привыкать друг к другу на расстоянии.

Виталий согласился, однако Елена уловила в его голосе обиду. Но в тот момент это казалось ей несущественным. Время пролетит, и всё войдёт в свою колею.

Елену тянуло к Дмитрию, особенно в вечерние и ночные часы. Не раз она собиралась позвонить ему и высказать своё возмущение: как он мог, находясь в браке, позволить себе близкие отношения с Юлией. Но её останавливало что-то внутри.

День регистрации брака с Виталием приближался, а Елена внезапно заболела. По утрам её тошнило, кружилась голова. Она думала, что это из-за волнения. Мать посоветовала обратиться к врачу.

Елена записалась на приём в поликлинику, но за день до посещения ЗАГСа.

— Вы ждёте ребёнка, — сообщила врач.

— Это какая-то ошибка. Я развелась с мужем, а других отношений у меня не было.

— Сдайте анализы, — и протянула направление.

Результаты должны были прийти не сразу, а уже на следующий день у Елены была свадьба. Нужно ли говорить об этом Виталию? А вдруг это ложный результат или гормональный сбой? Пусть будет, что будет, решила она, и легла в постель.

Было уже поздно, когда ей позвонил Дмитрий.

— Как ты там, Леночка?

— Всё в порядке! Завтра выхожу замуж за многодетного вдовца. Буду растить чужих детей.

— А со мной ты не хотела взять малыша из дома малютки.

— Дима, время идёт, и желания меняются.

— Пришли адрес ЗАГСа. Хочу приехать и поздравить тебя.

— Утром отправлю тебе сообщение с временем. Порадуйся за меня, хотя мне не удалось сделать это во время твоего бракосочетания.

— Что-то я не понял, Лена? О чём ты?

— О твоей измене, хотя раньше я этого не знала. Твоя мама просветила меня.

— Опять мама? Устал я от её выходок. Кроме тебя у меня никого не было и не будет. Очень скучаю.

В ЗАГСе, когда регистратор спросила Елену, согласна ли она стать женой Виталия, она медлила с ответом, оглядываясь на гостей. Она ждала Дмитрия. И вот он появился с букетом цветов и закричал:

— Я люблю тебя, Ленка! Не выходи за него замуж! — и раскинул руки.

— Я тоже без тебя не могу жить, Дима. — Елена кинулась к нему, и он, подхватив её на руки, выбежал на улицу. Там стояла его машина, и они поехали к нему домой.

— А как же твоя беременная жена Юленька?

— Кто такая? Не знаю её. У меня кроме тебя другой жены никогда не было. Это мать наговорила?

— Дима, даже после нашего развода ей нет покоя.

Вечером Дмитрий рассказал Лене, что узнал.

— Был у матери в гостях позавчера. Поздно было, и решил остаться у неё переночевать. Слышу, как она в своей спальне беседует с подругой. Прислушался и всё понял, — и он пересказал диалог матери с приятельницей.

Елена не догадывалась о коварстве свекрови. Именно она тогда, придя в гости, подлила Елене в чай какую-то жидкость, после которой случился первый выкидыш. И даже когда Дмитрий сообщил, что Елена беременна, свекровь продолжала тайком вредить невестке. Даже после ЭКО её не угомонили.

— Дима, неужели она способна на такое?

— Я недооценил её, Леночка. Теперь всё будет по-другому. Ты обязательно забеременеешь.

Внезапно на телефон Елене пришло сообщение с результатами анализов.

— Димка, а я уже беременна от тебя. С Виталием у нас не было близких отношений. Представляешь, срок в неделях — два с половиной месяца. Когда мы разводились, он уже был.

— Теперь моя мать никогда не переступит порог нашей квартиры, Леночка, со своими каплями.

Елена благополучно родила девочку уже в повторном браке с Дмитрием. Когда он сообщил об этом матери, она была в шоке.

— Вы снова вместе? Да как ты, сын, мог так поступить за моей спиной? Я же договорилась с Ольгой Павловной. Её дочь закончила институт, и мы собирались к тебе в гости. Это не твой ребёнок, сын.

— Ещё какой мой, и на этом мы не остановимся. И ещё хочу тебе сказать. Когда я последний раз ночевал у тебя, то услышал, о чём ты хвасталась своей подруге. Представь, что ты сделала с Леной. Да по тебе тюрьма плачет. Никогда не приближайся к моей семье.

Прошло несколько лет.

У Дмитрия с Еленой двое детей. Он поддерживает связь с матерью, звонит ей и иногда навещает. Однако свой запрет так и не отменил.

Глухо ударившись о раскрывшиеся подушки безопасности, Лиза старалась не потерять сознание и смотрела на мужа, которого похоронила неделю назад. Она отказывалась верить своим глазам. Возможно, она умирала? Присоединялась к нему? Тот день, когда ей сообщили страшную весть, снова повторился, будто её что-то толкнуло в воспоминания, заставляя заново пережить всю боль.

— Не-ет! — прозвучал громкий, рвущий горло крик, разнесшийся по всей квартире. — Вы лжёте! Этого просто не может быть! Невозможно! Мой муж никогда бы не бросил меня! Он бы так не смог! Он бы не ушёл вот так!

Лиза медленно опустилась на пол, едва не лишившись чувств. Она просто не могла поверить, что это случилось с ним… с ними. Саша ведь был так молод. Как он мог умереть? Ей позвонил руководитель мужа и сообщил, что «скорая» даже не успела прибыть, потому что всё произошло слишком стремительно. Отсоединился тромб.

— Ничего нельзя было сделать: когда реанимация приехала, Александр уже скончался, — говорил начальник мужа, а его слова растягивались в её голове и звучали, как в жутком фильме ужасов.

И что теперь делать? Как же она без него? Куда ей идти? Она ведь без него даже дышать не сможет. Слёзы стекали по щекам, но Лиза их не чувствовала. Глядя в одну точку перед собой, она прижимала телефон к уху и молчала, потому что у неё не было слов. Как же хотелось услышать, что всё это ложь… как хотелось проснуться от этого кошмара и забыть то, что только что услышала.

В морг её не допустили, и только на похоронах Лиза смогла убедиться, что это действительно её муж. Она верила до последнего, что он вернётся с работы, что скажет ей, что это была глупая шутка, ведь какой день?! Первое апреля! Вот только можно ли шутить такими вещами? Ну, ничего… Она простит… Она обязательно простит его за всё, лишь бы только он вернулся. Но он не вернулся, и теперь лежал в гробу, словно живой.

Лиза падала на безжизненное тело мужа и рыдала. Она умоляла его подняться, просила вернуться к ней. Несколько раз она теряла сознание, и её приводили в чувство нашатырным спиртом. Мама Саши не могла даже встать на ноги, она пыталась успокоить Лизу, но сама едва держалась. Только его отец постоянно оттаскивал невестку от гроба и умолял взять себя в руки. Он обнимал её и просил принять случившееся как факт. А она срывалась, бежала к нему и снова молила вернуться.

Сам процесс похорон Лиза помнила, как в тумане. Она видела, как закрывают гроб, кричала, когда её не пускали к нему, молила, чтобы её опустили вместе с ним… Потому что она больше не сможет жить. Не сможет. Она долго не решалась бросить землю на крышку гроба, потому что это означало, что она отпустит мужа, примет тот факт, что его больше нет. А в её голове не укладывалась эта ужасающая правда.

Вернувшись в пустую квартиру, Лиза попыталась взять себя в руки, но её хватило лишь на несколько минут. Медленно сползая по стене, она вспомнила, как познакомилась с мужем.

— Девушка, кажется, вы уронили? — позвал приятный мужской голос. — Девушка?! — улыбнулся Саша, заставив Лизу обернуться в его сторону.

Она гуляла в парке рядом с университетом в ожидании занятий и мысленно повторяла материал. Не сразу дошло, что обращаются именно к ней, а когда она обернулась, увидела Сашу, который протягивал ей красивую алую розу.

— Я не теряла… Это не моё, — начала мотать головой Лиза.

— Теперь ваше! — продолжал улыбаться Саша. — Вы такая печальная, мне захотелось как-то порадовать вас…

Лиза покраснела и приняла цветок. Она тогда даже не заметила, как стремительно произошло знакомство, и как парень проводил её до университета, а затем встретил после занятий и предложил пройтись. Это была любовь с первого взгляда. Привлекательный светловолосый юноша с гармоничными чертами лица и большими голубыми глазами сразил её наповал, а какой мелодичный был у него голос… Лиза заслушивалась его тембром, когда Саша рассказывал о своей жизни, об учёбе, о семье… Провожая девушку до дома, парень признался, что она запала ему в душу, и что он хотел бы снова увидеть её. И она согласилась. Они обменялись контактами и начали общаться. Частые встречи в парке или на набережной быстро переросли в тёплые романтические отношения. Саша оказался настоящим романтиком. Он словно вышел из страниц книжных историй о любви. Он мечтал о большой и светлой привязанности, о крепкой семье, в которой будет много детей. Обязательно когда-нибудь.

Вот только теперь их не будет…

Улыбка, вызванная тёплыми воспоминаниями, быстро исчезла с губ Лизы, и девушка снова начала рыдать в голос. Ей было невероятно тяжело и больно возвращаться из прошлого и сталкиваться с жестокой реальностью, которая отняла у неё всё.

Они с Сашей были вместе семь лет. Три года назад они поженились. Свадьба была скромной, но им и не нужна была роскошь. Они сами являлись для друг друга величайшей драгоценностью. А теперь у Лизы отняли то, что она так сильно любила. У неё вырвали кусочек сердца и оставили медленно угасать от жгучей муки.

Как добралась до кровати и уснула, Лиза не помнила. Она проснулась утром от звонка телефона и посмотрела на экран. Звонили с работы. Конечно же, начальник принял во внимание ситуацию Лизы и позволил ей остаться дома, пока она не придет в себя, но её временный заместитель совершенно не разбирался в документах и не знал, как всё правильно оформить.

— Лиза, привет! Это Максим! Можешь говорить? У меня вопрос по работе.

— Говори! — без эмоций в голосе произнесла молодая вдова.

— Да тут небольшая путаница с отчётами по новому ламинату, я что-то не понимаю, куда вводить его артикул?

Лиза не испытывала абсолютно никаких чувств. Даже раздражения на то, что он не смог разобраться в элементарных вещах, не было. Она просто объяснила, как и что сделать правильно, и отключила телефон. Вновь рухнув на подушки, Лиза посмотрела на пустое место рядом с собой. Казалось, слёз уже не осталось, но глаза всё равно резало, будто кто-то бросил в них горсть песка. Каково это — получить щедрую порцию песка в глаза, Лиза знала не понаслышке. Когда она была маленькой, мальчик из соседнего дома часто приходил играть в их песочницу, которую Лизе соорудил папа. Однажды дети не поделили что-то, и мальчик с силой запустил горсть песка в глаза Лизе. Это были ужасные ощущения.

Заставив себя подняться, Лиза поплелась на кухню. Она подумала, что следовало бы что-то съесть, ведь за три дня она не проглотила ни крошки хлеба, вот только её тошнило. Не хотелось даже смотреть на еду, поэтому она просто выпила стакан воды и снова вернулась в комнату. Она боялась листать альбомы, смотреть на их с мужем фотографии и открывать видео в телефоне, потому что не смогла бы снова услышать его голос… Хоть тот и звучал в ушах. Время от времени казалось, что он зовёт её, что он за спиной, но стоило обернуться, и приходило осознание — его нет рядом. Больше нет.

Прошла неделя после похорон мужа, и, чтобы не терзать себя, Лиза решила вернуться на работу. Там она могла погрузиться в дела и полностью отключиться от своих переживаний. Просто становилась механизмом, который должен выполнять свои функции и отказаться от эмоций. Так проще. Лучше не испытывать совсем ничего, чем сгорать от этой невыносимой боли. Как раз была пятница, и Лиза решила поехать к родителям после работы, чтобы все выходные провести у них на природе. Они звали её сразу, как только узнали страшную новость, но Лиза не соглашалась, а оставить дом, чтобы пожить в квартире с ней, они не могли. Да и она сама не хотела, чтобы кто-то находился в их с Сашей гнёздышке. Ей было бы только тяжелее от сочувствующих взглядов матери, сопровождаемых тяжёлыми вздохами.

Лиза ехала по трассе и даже не заметила, как рассеяла своё внимание, позволив горечи снова захлестнуть её, дала возможность боли вырваться наружу вместе со слезами. Она выехала на встречную полосу и даже не заметила летящую по той стороне фуру. Лиза ничего не видела перед собой. Она словно ослепла и была готова отправиться в мир иной. Возможно, сама судьба решила помочь влюблённым воссоединиться? Или муж звал её? Лиза не понимала, что происходило с ней в тот момент. Казалось, что вокруг не осталось ничего, даже все звуки растворились, превратившись в пугающую тишину.

Пришла в себя Лиза только тогда, когда услышала голос мужа:

— Поворачивай! — закричал Саша, а затем послышался визг тормозов.

Саша ухватился за руль и вывернул машину в сторону. Лиза не могла поверить, что он снова рядом с ней. Живой, вроде бы, но какой-то странный, будто бы бесплотный призрак. Его облик, сотканный из тумана, пугал, но как же сильно хотелось, чтобы он остался рядом. Хотя бы так.

Автомобиль сошёл с траектории фуры, но из-за резкого манёвра его занесло, и он врезался в ограждение, едва не перевернувшись. К счастью, её скорость была не слишком высокой. Удар о сработавшие подушки безопасности на мгновение перекрыл доступ воздуха. По лбу потекла тонкая струйка крови. Лиза смотрела на мужа, который сидел на пассажирском месте. Эти секунды показались ей целой вечностью — той самой, расставаться с которой совершенно не хотелось.

— Я умерла? Мы снова вместе? — спросила Лиза.

— Тебе ещё рано умирать! Ты нужна здесь, у тебя есть кому посвятить свою заботу! Ты не одна! Обещай мне, что больше не будешь совершать безрассудных поступков? Ты обязана жить! Ты не одна. Помни об этом. Мне не удалось остаться рядом и заботиться о вас, теперь это твоя задача. Отпусти меня, а я буду оберегать вас с небес. И прошу тебя — будь счастлива. Не позволяй боли лишить тебя жизни. Я хочу, чтобы ты радовалась каждому дню. Несмотря ни на что, однажды мы снова встретимся, — произнёс муж и исчез.

Растаял в воздухе, а Лиза опустила голову на помятый руль и начала рыдать, потому что снова потеряла связь с ним.

Дверца машины распахнулась, и Лиза услышала чей-то крик.

— Ты жива? Слышишь меня? — кричал мужчина лет сорока.

Лиза повернулась и застыла взглядом на незнакомце. Он весь взмок и был бледен, как побелённая стена. Даже веко на его правом глазу подрагивало, а на голове, казалось, внезапно прибавилось седых волос.

— Где ты права получила, безрассудная? Или была пьяной? А тот парень, что рядом сидел, куда делся? Я точно видел мужчину! Куда он испарился?

На мгновение Лиза задержалась на этих словах. Значит, Саша действительно был рядом… Это не было плодом её воображения. Он спас её жизнь. Повернувшись к притормозившей на обочине фуре, Лиза с ужасом осознала, что могла быть уже раздавленной на дороге.

— Безмозглая! Кто так управляет машиной? Зачем ты вылетела на встречную полосу? Меня чуть инфаркт не хватил! У меня дома жена и дети, а тут ты! Да меня же посадили бы за тебя! Ты хоть понимаешь, как сложно остановить такую махину? Что молчишь? Глухая или немая?

Лиза только отрицательно покачала головой и попыталась выбраться из машины. Её трясло лихорадочной дрожью. Водитель фуры дал ей свою вязаную кофту, чтобы она не замёрзла, пока они ждали сотрудников ГИБДД и «скорую».

Когда те прибыли, начались осмотры и допросы…

Лиза признала свою ответственность за то, что не справилась с управлением на трассе и чуть не стала жертвой собственной невнимательности. Она умолчала лишь о том, что её спас дух мужа.

Машину увезли на штрафстоянку эвакуатором, а Лизу решили госпитализировать, поскольку у неё наблюдались сильное истощение и обезвоживание организма. Водителя фуры успокоили седативными препаратами, и он решил добраться до ближайшей заправки, чтобы остановиться на ночлег — продолжать движение в таком состоянии он уже не мог.

Уже на следующий день в больницу примчались родители Лизы.

— Из больницы мы заберём тебя к себе, и даже не думай возражать! Я чуть не умерла, узнав, до чего ты себя довела! Саша бы не хотел, чтобы ты так себя терзала, — причитала мама.

Лиза вспомнила прощальный взгляд мужа и его слова… Возможно, он имел в виду, что она должна заботиться о своих родителях…

Пока мама буквально заставляла дочь есть куриный бульон, сваренный с раннего утра, — «Из домашней птицы, между прочим!» — как заявила мама, — в палату вошёл врач. Он посмотрел на Лизу и покачал головой.

— Вам придётся остаться здесь ещё на неделю-две, чтобы восполнить уровень всех необходимых витаминов в организме. Вы не можете позволить себе такие стрессы, ведь существует серьёзная угроза потерять ребёнка.

— Ребёнка? — всхлип сорвался с губ Лизы.

— Вы беременны уже семь недель. Вы не знали?

— Беременна… — прошептала Лиза, обняла маму и разрыдалась, уткнувшись в её плечо. — Мама, я беременна! Саша ушёл, но оставил мне ребёнка…

В этот момент из глаз Лизы потекли слёзы счастья. Вот о ком говорил муж! Вот о ком она должна заботиться теперь! Об их малышке или малыше!

И она мысленно пообещала мужу, что ради ребёнка возьмёт себя в руки. Хотя ей будет невероятно трудно справиться с этой болью, она обязательно справится и расскажет дочери или сыну, каким удивительным человеком был их отец.

Телефон долго подрагивал на тумбочке рядом с кроватью, однако ни мужчина, ни женщина не пробудились. Часы показывали шесть утра.

Алексей предполагал, что нечто подобное может произойти, поэтому заранее перевёл телефоны — свой и жены — в беззвучный режим. Хотя он пытался убедить себя, что ситуация разрешилась, но лёгкое чувство тревоги, пусть и глубоко запрятанное, всё равно не покидало его.

Как выяснилось, переживал Алексей не зря. Через час после нескольких безуспешных звонков в дверь забарабанили. Настойчиво и даже агрессивно.

Первой от стука очнулась Яна. Она с беспокойством глянула в сторону прихожей.

Стук повторился. В утренней тишине субботнего утра, когда казалось, будто весь город ещё дремлет, эти громыхания напоминали раскаты грома.

«Господи, сейчас все соседи проснутся», — испуганно подумала Яна и слегка потрясла мужа за плечо.

— Леша, Леш…

— Открывайте, негодяи! — раздался из-за двери голос матери Алексея, Ирины Аркадьевны. — Иначе я дверь выломаю.

Алексей тоже приподнял голову от подушки. Мужчина всегда любил поспать и всегда с трудом расставался с этим состоянием.

— Открывайте! — снова потребовал требовательный голос Ирины Аркадьевны.

Наконец, Алексей осознал, что происходит.

— Леша, мне страшно, — прошептала Яна.

— Не волнуйся, я разберусь, — сказал Алексей.

Он поднялся с кровати и направился в сторону прихожей. Яна же тоже не осталась в постели, а поспешила в соседнюю комнату, чтобы проверить, не разбудила ли ранняя гостья месячного Семёна. К счастью, малыш находился в самой дальней от прихожей комнате, поэтому продолжал безмятежно посапывать в своей кроватке.

Алексей, тем временем, открыл входную дверь, и его мать ворвалась в квартиру словно торнадо.

— Ненавижу! — закричала она с порога, но Алексей шикнул.

— Тихо ты, ребёнка разбудишь!

Взяв мать под руку, Алексей увёл её в кухню и плотно закрыл дверь.

— Что ты творишь? — строго спросил он.

— Он ещё спрашивает! — продолжала возмущаться Ирина Аркадьевна. — Ночью Катя вернулась домой с вещами! Этот мерзавец её выставил!

— А мы здесь при чём? — спросил Алексей. — Значит, такая судьба у них была.

— Не прикидывайся, будто не понимаешь! — продолжала злиться женщина. — Это ты виноват и твоя эта…

— Мою жену зовут Яна, — спокойно ответил хозяин квартиры. — И хватит кричать, иначе я тебя просто выставлю отсюда.

— Не посмеешь, — ответила Ирина Аркадьевна, но тон всё же снизила. — Ты разрушил жизнь своей сестре.

— Катя сама себе всё испортила, выбрав не того человека, — спокойно парировал Алексей.

— Ты мог всё исправить, — не унималась родительница. — Ты и твоя эта…

— Повторяю, мою жену зовут Яна, — холодно напомнил Алексей. — Мама, ты осознаёшь, что твои требования были не просто абсурдными? Они вообще выходят за рамки человеческой логики!

— Чушь! — не отступала Ирина Аркадьевна. — Вы сами всё запутали. Ты и…

Договаривать женщина не стала. Яна сидела рядом с кроваткой сына, словно желая удостовериться, что малышу никто не причинит вреда. Через стенку она прислушивалась к приглушенным голосам мужа и свекрови, в очередной раз обдумывая ситуацию, в которой оказалась.

— Сколько ты хочешь? — вопрошала Ирина Аркадьевна, буквально нависая над сильно беременной Яной. — Назови сумму!

— Ирина Аркадьевна, я же уже сказала, что не собираюсь…

— Сколько?! — завопила женщина, размахивая кулаками. — Ты понимаешь, что на кону стоит благополучие моей дочери?! Да я тебя, мерзавку…

Хлопнула входная дверь, и в квартиру вошёл Алексей. Он мгновенно оценил обстановку.

— Мама, ты опять за своё?

Мужчина быстро вошёл в гостиную и встал между матерью и женой.

— Леша, убеди её, объясни ей, как это важно для Кати…

— Мама, хватит нести чепуху! — Алексей не выдержал и повысил голос. — Уходи отсюда. И больше эту тему даже не затрагивай.

— Ты понимаешь, что я просто прокляну тебя? — прошипела Ирина Аркадьевна. — Не представляешь, какой силой обладает материнское проклятие.

— Я не верю в эти глупости, — ответил Алексей. — А теперь уходи. Разговор окончен.

Ирина Аркадьевна отлично видела, что сын настроен крайне решительно. Поэтому женщине ничего не оставалось, кроме как удалиться. Однако на пороге она задержалась, бросив злобный взгляд на сына и невестку.

— Если у Кати будут проблемы, я вам обоим этого никогда не прощу!

Сказав это, женщина ушла, а Яна, наконец, смогла с облегчением вздохнуть. Алексей обнял её.

— Всё закончилось, Яночка, не переживай.

Но мужчина ошибался.

Да, в семье Алексея сложилась классическая ситуация, когда детей любили по-разному. Алексей был гордостью и слабостью своего отца, Павла Сергеевича, который видел в нём своего преемника и наследника. А дочь Катю, которая была младше брата на пять лет, боготворила мать, Ирина Аркадьевна. Глава семьи был старше своей супруги на пятнадцать лет, и в замужестве со стороны Ирины был явный расчёт. Своего мужа она не любила. Зато боготворила его деньги и статус в обществе.

Алексей был очень похож на своего отца, как внешне, так и характером. А вот Катя уродилась точной копией матери.

Именно в этом крылась причина того, что к своим детям Ирина Аркадьевна относилась по-разному.

Ситуацию усугубило то, что после смерти Павла Сергеевича выяснилось: покойный имел крупные долги. Таким образом, его семья получила в наследство лишь одни неприятности. Так что в старшем сыне Ирина Аркадьевна теперь видела копию того, кто испортил ей жизнь.

— Столько лет отдала этому уроду, — рыдала женщина, — И что получила в итоге? Пшик!

Алексей рано покинул родительский дом и начал самостоятельную жизнь. Своего покойного отца, несмотря ни на что, он продолжал уважать. Кроме того, при жизни Павел Сергеевич успел многому научить сына.

Павел сам поступил в вуз на бюджетное отделение, успешно его окончил, устроился на работу и довольно уверенно начал подниматься по карьерной лестнице.

Катя же выбрала для себя иной путь.

Ей удалось соблазнить делового партнёра своего отца, при этом женатого человека. Катерина действовала терпеливо, постепенно и настойчиво, и, в конце концов, сумела развести Николая Александровича с женой.

Дети у избранника Катерины были уже взрослыми, а с бывшей женой он разделил имущество через суд. При этом он всё равно остался весьма состоятельным человеком.

Наконец, Катерина въехала в особняк Николая Александровича на правах хозяйки.

Алексей жил своей жизнью, женился на Яне, с которой познакомился на работе. Вскоре они оформили ипотеку на квартиру.

Личная жизнь старшего сына Ирину Аркадьевну совершенно не интересовала. Она делала основную ставку на Катю, уверенная, что благодаря удачному замужеству дочь поможет ей вернуться к прежнему уровню жизни.

Вскоре выяснилось, что Николай Александрович решил получить от Катерины вторую молодость по полной программе. Ему захотелось наследника.

Дело в том, что в предыдущем браке у мужчины были две дочери. Первой жене так и не удалось подарить ему сына, о котором он мечтал. Теперь это предстояло сделать Кате.

Однако время шло, а Катерине никак не удавалось забеременеть. Зрелый супруг уже начал выражать недовольство. И тогда у матери и дочери родился план.

Катерина сообщила мужу о своей беременности. А Ирина Аркадьевна, в свою очередь, начала поиски женщины, которая согласилась бы продать своего новорожденного малыша. Обязательно мальчика.

И тут внезапно выяснилось, что Яна тоже ждёт ребёнка. Сначала этот факт Ирина Аркадьевна не восприняла всерьёз.

Но время шло, а её поиски подходящей кандидатуры так и не принесли результатов.

Мать и сын периодически общались, и во время одного из телефонных разговоров Алексей невзначай обмолвился, что у них с Яной родится сын.

— Два раза уже делали УЗИ, — сообщил Алексей, — Никакой ошибки нет. У нас будет мальчик.

Алексей совершенно не был в курсе ситуации своей сестры и её заговора с матерью. После того как Катерина вышла замуж за состоятельного мужчину, она свела общение с братом-«бедняком» практически к нулю.

Не сразу, но в голове у Ирины Аркадьевны созрел новый, более конкретный план.

Яна находилась на седьмом месяце беременности, когда Ирина Аркадьевна пригласила сына для серьёзного разговора.

— Леша, ты обязан отдать вашего будущего сына Кате, — заявила мать.

Алексей даже не сразу осознал, о чём говорит его родительница.

— Катя готова заплатить любые деньги, — добавила Ирина Аркадьевна.

— Мама, ты в своём уме? — изумился Алексей. — Как тебе такое вообще могло прийти в голову?

— Леша, послушай, от этого зависит судьба Кати и её брака, — не унималась Ирина Аркадьевна. — Твой сын будет расти в роскоши. А Яна тебе ещё родит! Катю в этом плане природа обошла стороной, увы. Она сейчас носит поддельный живот, и её муж уверен, что она ждёт наследника. Представляешь, что будет, если правда раскроется? Бедная моя девочка, я даже не могу представить, что её ждёт! Леша, ты должен понять…

— Мама, забудь об этом раз и навсегда! — решительно произнёс Алексей, поднимаясь из-за стола. — А Катя пусть сама решает свои проблемы с мужем, а не за наш счёт!

И Алексей ушёл. Однако Ирина Аркадьевна и не думала отступать. Она начала преследовать сына звонками и визитами, а затем взялась и за Яну.

В конце концов, Алексей не выдержал: заблокировал мать повсюду и пригрозил написать заявление в полицию за домогательства.

Семён появился на свет в срок и принёс своим рождением колоссальное счастье родителям.

Мать и дочь, тем временем, лихорадочно искали выход из сложившейся ситуации. Ирине Аркадьевне удалось подкупить врача, который сообщил Павлу Сергеевичу, что его ребёнок родился мёртвым. В тот момент мужчина как раз находился в командировке, и мать с дочерью решили использовать эту возможность.

Казалось, что Николай Александрович поверил. Однако через некоторое время его начали одолевать сомнения. Он отправился вместе с женой к проверенному гинекологу, чтобы обследовать молодую супругу.

Именно тогда мужчина узнал, что его обманули трижды. Катя никогда не была беременна, никогда не рожала. Кроме того, она не могла иметь детей.

Дома между супругами произошёл страшный скандал. Катя умоляла мужа простить её и дать ещё один шанс, но Николай Александрович остался непреклонен. Катерина была отправлена обратно к матери. Общего имущества супруги нажить ещё не успели, так что делить им было нечего.

После этого скандала субботним утром Алексей решил полностью прекратить отношения с матерью. Он всё ещё опасался за безопасность маленького Семёна. А Ирина Аркадьевна и Катя остались один на один со своими проблемами.

— Странно, что с такими данными вас вообще взяли на эту позицию, — презрительно процедила Наталья Андреевна, возвращая мне папку с бумагами. — Удивляюсь, как некоторые умудряются продвигаться без должного опыта.

Мороз пробежал по моей спине, но выражение лица оставалось непроницаемым. Это уже пятое замечание за сегодня. И каждое — громче предыдущего.

Меня зовут Дарья Алексеевна Климова. Мне двадцать семь лет, и уже два года я работаю аналитиком в крупной корпорации.

Корпорации, во главе которой стоит мой отец — Алексей Юрьевич Романов. Но об этом никто не знает. Даже муж не подозревает, что его тесть и легендарный руководитель компании — одно и то же лицо.

Я взяла фамилию матери при оформлении на работу. Это было частью нашего с отцом соглашения: никаких поблажек, никакого протектизма. «В этой фирме ты сотрудник. Пока сама не поднимешься — никто не узнает», — сказал он тогда.

И я справлялась. Зарекомендовала себя как профессионалка. Без поддержки, без привилегий. Люди ценят меня за мои идеи и проекты. До появления Натальи Андреевны.

Моя свекровь. Полгода назад она перешла к нам из конкурирующей организации. Наша свадьба с Егором была скромной — отец не смог присутствовать, находился в командировке.

Мы не афишировали наши семейные связи на работе. Свекровь делала вид, будто не знает меня, лишь иногда позволяя себе уничижительные комментарии в мою сторону.

— Вы вообще понимаете, как создаётся коммерческое предложение, Дарья Алексеевна? — говорила она, когда я предлагала необычный подход.

— Такая молодая, а уже такая самоуверенная, — громко шептала она коллегам, полагая, что я не слышу.

Сначала я списывала это на адаптацию. Наталья Андреевна, казалось, стремилась самоутвердиться в новом коллективе. Потом — на её характер. Возможно, она такая со всеми молодыми специалистами.

Но после нашего семейного ужина три недели назад стало очевидно: проблема гораздо глубже. Она считала меня недостойной своего сына.

«Егор мог найти кого-то и получше, — сказала она мужу, думая, что я в ванной. — Она слишком обыкновенная. Ни связей, ни амбиций».

Если бы она только знала…

В офисе давление усилилось. Наталья Андреевна перестала сдерживаться. Она перебивала меня на совещаниях, придиралась к моим отчётам, назначала сроки, которые невозможно было выполнить.

Я молчала и трудилась ещё усерднее. Эту битву нужно было выиграть профессионализмом, а не родственными связями.

Егор замечал моё напряжение.

— С тобой всё нормально? — спрашивал он по вечерам.

— Просто напряжённый период на работе, — отвечала я. Не хотелось ставить его между матерью и женой.

Я знала, что рано или поздно всё прояснится. Но не думала, что это произойдёт так скоро и так публично.

В тот понедельник всё изменилось. Мы сидели на большой планёрке — весь отдел и руководители смежных направлений.

Я представляла новую систему анализа клиентских данных, над которой трудилась месяц. Система позволяла в реальном времени отслеживать изменения потребительского поведения и корректировать нашу стратегию.

Я завершила презентацию. Коллеги одобрительно кивали — идея была действительно инновационной.

И тут Наталья Андреевна поднялась со своего места.

— Лучше бы ты научилась составлять отчёты без ошибок, — холодно процедила она, скрестив руки на груди. — И не позорила нас своими нелепыми предложениями.

Атмосфера в переговорной словно застыла. Я стояла, крепко сжимая в руке лазерную указку, отказываясь верить своим ушам.

Неужели она только что перешла на «ты» при всём отделе?

— Наталья Андреевна, — попытался вступить руководитель IT-департамента, — предложение Дарьи имеет смысл, если мы обратим внимание на цифры…

— А может, она предлагает просто чушь? — оборвала его свекровь, не отводя от меня пронизывающего взгляда.

Этот выпад был прямым и совершенно неожиданным. Кто-то из коллег неловко кашлянул, кто-то тихо ахнул. Мария из HR замерла с открытым ртом. Наталья Андреевна явно пересекла все границы профессиональной этики.

Мои щёки запылали. В висках начало стучать. Всегда спокойная, всегда профессиональная — сейчас я ощущала, как внутри поднимается волна ярости. Одно дело унижать меня наедине, другое — публично разрушать мой авторитет.

— Спасибо за комментарий, — произнесла я, собрав всю свою выдержку. — Если вернёмся к данным, вы увидите, что система уже показала эффективность на тестовой группе.

Моя сдержанность, казалось, лишь усилила её злость.

— Ладно, — внезапно заявила она, поднимаясь. — Я высказала своё мнение. Продолжайте.

Планёрка завершилась в напряжённой обстановке. Коллеги расходились, перешёптываясь, бросая на меня сочувственные взгляды. Я собирала документы, когда услышала голос Натальи Андреевны за спиной:

— Вот таких теперь и набирают, — говорила она своей помощнице достаточно громко, чтобы я могла услышать. — Смотрят не на опыт и компетенции — а на внешность. А в голове пустота.

Я не обернулась. Не показала, что слышу. Закончила собирать бумаги и вышла, сохраняя осанку.

В туалете я опустила руки под ледяную воду. Дышала глубоко, медленно. Десять вдохов. Десять выдохов. Подняла глаза на своё отражение.

«Ты справишься, — сказала я себе. — Ты всегда находила выход».

Но что-то сломалось внутри. Граница, которую я старательно выстраивала между личным и профессиональным.

Свекровь целенаправленно стремилась меня уничтожить, и я больше не могла делать вид, что это не затрагивает мою семью.

Я знала, что должна сделать.

Кабинет отца находился на верхнем этаже. Я редко поднималась туда — наша договорённость, никаких особых отношений на работе. Но сегодня был особый случай.

Его секретарь, строгая Елена Викторовна, удивлённо посмотрела на меня.

— Дарья Алексеевна? Чем могу помочь?

— Мне нужно увидеть Алексея Юрьевича. По личному вопросу.

— У него встреча через пятнадцать минут, но…

— Это срочно, — перебила я. — Пожалуйста.

Что-то в моём голосе убедило её. Она нажала кнопку внутренней связи:

— Алексей Юрьевич, к вам Дарья Алексеевна Климова. Говорит, срочно.

— Пусть заходит, — раздался спокойный голос отца.

Когда дверь закрылась за мной, я наконец позволила маске профессионализма упасть.

— Пап, — произнесла я, и голос мой дрогнул.

Он редко видел меня такой. Я всегда была сильной, собранной, его гордостью. Сейчас я чувствовала себя маленькой девочкой, которой причинили боль.

— Что случилось? — он поднялся из-за стола, внимательно вглядываясь в моё лицо.

— Пора, — сказала я. — Ты просил молчать. Я молчала. Но теперь — либо я уйду, либо она.

— Наталья Андреевна? — его глаза сузились.

Я кивнула и рассказала всё. О первых днях унижений, о нарастающем давлении, о сегодняшнем публичном оскорблении. Как сложно стало дома и на работе. Но про свекровь он и так знал, но не знал о конфликте.

Он слушал, не перебивая. Его лицо оставалось бесстрастным, но я знала этот взгляд. Мой отец редко выходил из себя. Но когда злился — последствия были серьёзными.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спросил он наконец. — Все узнают о нашем родстве.

Я не раздумывала ни секунды:

— Да. Я доказала, что способна строить карьеру без твоей поддержки. Я больше не боюсь, что меня будут считать папенькиной дочкой.

Мой отец задумчиво забарабанил пальцами по столешнице.

— Хорошо, — решительно произнёс он. — Завтра в десять утра. Большая переговорная. Я хочу видеть там весь ваш отдел. И, конечно же, Наталью Андреевну.

Я кивнула, ощущая странную смесь облегчения и беспокойства.

— Спасибо.

— Не спеши благодарить, — сказал он, снова преображаясь в генерального директора. — Иди, у меня назначена встреча.

Я покинула его кабинет, чувствуя, как потихоньку отпускает внутреннее напряжение. Завтра всё изменится. Я не знала, как именно, но была готова встретить эти перемены.
Большая переговорная постепенно заполнялась людьми. Озадаченные коллеги перешёптывались — внезапное совещание, инициированное самим генеральным директором, было событием из ряда вон выходящим.

Я заняла место в дальнем углу, стараясь остаться незамеченной.

Наталья Андреевна вошла одной из последних. Увидев меня, она приподняла бровь с таким высокомерием, будто вчерашний эпизод только усилил её уверенность в собственной правоте.
Ровно в десять дверь распахнулась. Отец вошёл, как всегда, стремительно и собранно. Разговоры мгновенно стихли. Он внимательно обвёл взглядом помещение, на мгновение задержавшись на мне, и коротко кивнул.

— Доброе утро, — начал он, и в его голосе звучала та спокойная уверенность, которая заставляла прислушиваться даже самых упрямых партнёров. — Я собрал вас по довольно необычному поводу.

Он сделал паузу, выкладывая перед собой какие-то документы.

— Вчера до меня дошла информация о недопустимом поведении одного из сотрудников. О нарушении не только корпоративной этики, но и элементарных человеческих норм уважения.

По комнате пробежал шёпот. Я заметила, как напряглись плечи свекрови.

— Наталья Андреевна, — обратился к ней отец, — не могли бы вы подойти сюда?

Она поднялась с видимой самоуверенностью, но я уловила мимолётное замешательство. В конце концов, её никто не предупреждал об этой встрече.
— Дарья Алексеевна, — продолжил отец, — вас я тоже попрошу подойти.

Я встала, ощущая, как участился пульс. Десятки глаз следили за происходящим с нескрываемым любопытством.

— Наталья Андреевна, — произнёс отец, когда мы оказались по обе стороны от него, — мне сообщили о вчерашнем инциденте на планёрке.

О вашем публичном и крайне некорректном поведении по отношению к коллеге. Это соответствует действительности?

Свекровь вскинула подбородок:

— Я высказала профессиональное мнение о представленном проекте. Возможно, несколько эмоционально, но…

— «Лучше бы ты научилась делать отчёты без ошибок», — процитировал отец. — «Твои предложения бред?» Это профессиональное мнение?

Наталья Андреевна побледнела:

— Я… могла погорячиться. Но проект действительно сырой и…

— Дарья Алексеевна, — перебил её отец, — работает в нашей компании два года. За это время она зарекомендовала себя как талантливый аналитик с нестандартным мышлением.

Её последний проект прогнозирования потребительского поведения увеличил нашу конверсию на 17%.

Отдел маркетинга использует её модели для создания точечных рекламных кампаний. И я хотел бы знать, — его голос стал жёстче, — на каком основании вы позволяете себе подобные высказывания в её адрес?

Свекровь явно нервничала:

— Алексей Юрьевич, возможно, я была излишне строга. Но молодым специалистам нужна дисциплина…

— Дарья Алексеевна, — произнёс отец, и его губы тронула лёгкая улыбка, — вы не ответите присутствующим на один вопрос? Какая у вас фамилия по отцу?

Я выпрямилась, глядя прямо в глаза свекрови:

— Романова.

В комнате воцарилась полная тишина. Затем кто-то ахнул, осознав.

— Да, — подтвердил отец. — Дарья Алексеевна — моя дочь. Она пришла в компанию по собственному желанию, взяв фамилию матери. Я не вмешивался в её карьеру, и до вчерашнего дня мы оба предпочитали не афишировать наше родство.

Наталья Андреевна выглядела так, будто её ударили. Её глаза метались от меня к отцу и обратно.

— Это… это невозможно, — пробормотала она.

— Более того, — продолжил отец, — насколько мне известно, вы не просто коллеги. Наталья Андреевна, вы ведь мать Егора? Мужа Дарьи?

По комнате пронёсся шёпот. Кто-то негромко присвистнул. Не все знали.

— Я… да, — пролепетала она.

— Получается, вы сознательно травили собственную невестку прямо здесь, в этих стенах, — отец сцепил пальцы перед собой, его взгляд стал острым, как клинок. — Что именно произошло между вами — ваше личное дело.

Но издевательства над сотрудником в моей компании — это уже моё дело.

Наталья Андреевна вдруг сникла, словно проколотый воздушный шар. По её лицу пробежала тень осознания — почва уходила из-под ног:
— Алексей Юрьевич, я приношу искренние извинения. Я не знала… Мы можем обсудить это в частном порядке…

— Нет, не можем, — спокойно ответил отец. — Вчера вы унизили сотрудника публично. Сегодня публично столкнулись с последствиями. Вы уволены, Наталья Андреевна.

Отдел кадров займётся подготовкой всех необходимых бумаг до конца дня.

Её лицо исказилось от возмущения:

— Но это несправедливо! Только потому, что она ваша дочь…

— Из-за того, что вы нарушили профессиональную этику, — резко оборвал её отец. — И если бы Дарья не была моей дочерью, я бы поступил точно так же. Встреча окончена. Все свободны.

Коллеги расходились в возбуждённом шуме. Некоторые задерживались, чтобы выразить мне поддержку. Наталья Андреевна выбежала из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.
Отец приблизился, когда мы остались наедине.

— Всё в порядке? — спросил он, понизив голос до доверительного шёпота, в уголках глаз появились морщинки тревоги.

— Да, — выдохнула я, ощущая, как невидимые оковы спадают с плеч. — Словно груз сбросила.

— Запомни, — его пальцы мягко, но уверенно стиснули моё плечо, — теперь за тобой каждый будет наблюдать через увеличительное стекло. Повысила планку — удерживай высоту.

— Я справлюсь, — улыбнулась я.

Вечером я пришла домой позже обычного. Егор ждал в гостиной, необычно серьёзный.

— Мама позвонила, — произнёс он вместо приветствия. — Рассказала… свою версию событий.

Я молча опустилась в кресло напротив.

— А потом я поговорил с Андреем из вашего IT-отдела, — продолжил он. — Он рассказал, что произошло на самом деле. И кто ты на самом деле.

Я внутренне напряглась, готовясь к упрёкам. Я скрывала от него правду о своём отце. Имел ли он право злиться?
— Почему ты не рассказала мне? — спросил Егор тихо.

— Я не хотела, чтобы ты любил меня из-за положения или связей, — ответила я искренне. — Хотела быть просто Дашей, которую выбрали за неё саму.

Егор подошёл, опустился передо мной на колени и взял мои руки в свои:

— Ты права. Мама пересекла все границы. Спасибо, что не опустилась до её уровня. Ей придётся смириться с тем, что я сам решаю свою судьбу. И выбираю свою жену, — он поцеловал мои пальцы. — Я всегда на твоей стороне.

Месяц спустя я сидела в своём новом кабинете — после раскрытия правды отец всё же назначил меня руководителем аналитического отдела. Повышение было заслуженным — цифры говорили сами за себя.

Коллеги теперь смотрели по-другому — с уважением, смешанным с осторожностью. Но я осталась той же Дарьей. Просто теперь все знали, кто я такая.

На столе стояла новая фотография — я, Егор и мой отец на семейном ужине. Настоящая семья, без секретов и масок.

Я добилась признания не благодаря фамилии. А благодаря выдержке, профессионализму и смелости оставаться собой. И это значило больше любого звания.

Марина и представить не могла, что окажется в подобном положении. «Белуга» – ресторан, где когда-то Виктор сделал ей предложение руки и сердца три десятилетия назад, теперь стал местом его тайных свиданий. Она стояла у панорамного окна, наблюдая, как её супруг нежно переплетает пальцы с молодой блондинкой, едва достигшей двадцатипятилетия.

«Ты особенная,» – донеслось до Марины, и знакомый голос показался вдруг чужим.

Девушка игриво улыбалась, демонстрируя безупречные зубы и очаровательные ямочки. Её ухоженные пальцы с идеальным маникюром ласково касались запястья Виктора.

«А как же супруга?» – пропищала брюнетка, надувая губки.

«Марина?» – Виктор беспечно махнул рукой. «Она занята цветами и сериалами. Понимаешь, в нашем возрасте…» – многозначительно замолчал он.

Марину охватило чувство удушья, а руки предательски задрожали. Тридцать лет совместной жизни, трое взрослых детей, бесчисленные вечера вместе – всё это было перечеркнуто одним пренебрежительным жестом.

Первым побуждением было ворваться внутрь, устроить скандал, опрокинуть вино на эту парочку. Но что-то удержало её – возможно, годы выработанного самообладания или природная рассудительность.

Вернувшись домой, Марина машинально заварила чай и опустилась в любимое кресло. Взгляд упал на папку с документами в шкафу – бумаги, которые она подписывала по просьбе мужа последние пять лет.

«Дорогая, это просто формальность,» – вспомнились его слова. «Необходимо для налоговой оптимизации.»

Теперь, просматривая документы дрожащими руками, она начала осознавать реальное положение дел. Дом, загородная резиденция, три автосалона, сеть ресторанов – всё официально принадлежало ей.

Виктор, опасаясь проверок, постепенно переводил активы на жену, полагая её преданной и безвольной.

Марина горько улыбнулась. Как он ошибался. За годы брака она не только научилась выращивать орхидеи и печь торты – она внимательно следила за развитием семейного бизнеса, хотя и оставалась в тени.

К полуночи слёзы высохли. Вместо отчаяния пришла холодная решимость. Марина достала ежедневник и начала планировать. Пять дней – вот всё, что требовалось.

Первый день начался с раннего звонка адвокату.

Елена Сергеевна, авторитетный специалист по семейному праву, внимательно изучала документы, пока Марина нервно постукивала пальцами.

«Поздравляю,» – произнесла юрист, поправляя очки. «Юридически вы единоличная владелица всего бизнеса.»

«А доверенность, которую я ему выдала?»

«Можно аннулировать немедленно.»

Марина смотрела на кружащие за окном офиса осенние листья. Тридцать лет она была образцовой женой – поддерживала, вдохновляла, прощала. Теперь пришло время подумать о себе.

«Начнём действовать,» – твёрдо заявила она.

Вечером того же дня Виктор вернулся поздно, от него исходил аромат дорогих духов. Марина, как обычно, подала ужин.

«Сегодня ты какая-то другая,» – заметил муж, промокая губы салфеткой.

«Просто утомилась,» – улыбнулась она. «Кстати, завтра не готовь на вечер. У меня встреча с подругами.»

Виктор рассеянно кивнул, уткнувшись в телефон. Марина видела, как он прячет улыбку, читая сообщения.

На следующий день она обошла все банки с их совместными счетами. Процесс занял несколько часов – Виктор размещал финансы в разных учреждениях. К вечеру значительная часть средств была перемещена на новые счета, открытые исключительно на её имя.

«Госпожа Соколова, может, оставить небольшой резерв?» – осторожно предложил менеджер последнего банка.

«Нет,» – покачала головой Марина. «Переводите всё.»

Дома она обнаружила букет роз – иногда Виктор дарил их, особенно когда чувствовал вину. Раньше это растрогало бы её, но сейчас цветы вызвали лишь горькую усмешку.

На третий день состоялась встреча с Михаилом Петровичем, давним партнёром их семейного бизнеса.

– Расстаться с автосалонами? – изумился Михаил Петрович. – Но они же стабильно приносят доход!

– Именно поэтому сейчас идеальный момент, – спокойно ответила Марина. – Рынок на подъёме.

К вечеру предварительные соглашения были скреплены подписями. Теперь у неё появилась надёжная финансовая защита.

Четвёртый день стал самым напряжённым эмоционально. Рука предательски дрожала, когда она ставила подпись.

– Вы уверены в своём решении? – участливо поинтересовалась нотариус, женщина примерно её возраста.

– Абсолютно, – ответила Марина, расправляя плечи.

Следующим шагом стала встреча с риэлторским агентством. Семейный особняк, возведённый пятнадцать лет назад, теперь полностью находился в её владении.

– Я хочу подготовить документы на выселение, – произнесла она, глядя прямо в глаза молодому юристу.

– Но это ваш муж… – растерянно начал тот.

– Бывший муж, – поправила Марина. – И у него есть ровно семь дней, чтобы покинуть дом.

Пятый день начался с визита в салон красоты. Марина выбрала элегантное чёрное платье, сделала безупречную укладку и тщательный макияж.

– Дорогой, – позвонила она Виктору. – Давай встретимся вечером в «Белуге»? Нам необходимо поговорить.

– Конечно, милая, – в его голосе слышалось явное облегчение. Наверняка он решил, что она готова простить его.

Ресторан встретил их мягким освещением и живыми звуками музыки. Виктор, как всегда безупречно одетый, улыбался самоуверенно и снисходительно.

– Я заказал твоё любимое вино, – сказал он, придвинув бокал.

– Благодарю, – Марина достала из сумочки папку с документами. – Но сегодня я угощаю.

Она методично раскладывала бумаги одну за другой: заявление о разводе, документы на выселение, банковские выписки, договоры о продаже бизнеса.

Выражение лица Виктора менялось с каждым новым документом. Сначала недоумение, затем тревога, потом настоящий шок.

– Что всё это значит? – его голос сорвался на хрип. – Ты сошла с ума?

– Напротив, дорогой. Впервые за долгие годы я мыслю абсолютно ясно, – Марина сделала глоток вина. – Помнишь этот столик? Именно здесь ты ворковал со своей молоденькой подругой пять дней назад.

Виктор побледнел:

– Ты всё неправильно поняла…

– Я всё поняла правильно. Впервые за тридцать лет, – она положила перед ним ручку. – Подпиши.

– Ты не можешь так поступить! – он ударил кулаком по столу. – Это мой бизнес! Мои деньги!

– Уже нет. Ты сам передал мне всё, забыл? – Марина улыбнулась. – «Просто формальность, дорогая. Для налоговой оптимизации.»

В этот момент в зал вошла та самая блондинка. Она направлялась к их столику, но остановилась, услышав громкий голос Виктора:

– Ты оставила меня без единого рубля! Продала автосалоны! Забрала все счета!

Девушка застыла, её глаза округлились. Она развернулась и быстрым шагом покинула ресторан.

– Гляди-ка, – усмехнулась Марина, – похоже, твоя пассия предпочитает мужчин с состоянием.

– Я обращусь в суд! – прошипел Виктор. – Я докажу…

– Что именно? Что добровольно переоформил на меня весь бизнес? Или что изменял жене? – она поднялась из-за стола. – У тебя неделя, чтобы освободить дом. Счёт, пожалуйста!

На следующее утро раздался телефонный звонок. Виктор, явно не сомкнувший глаз всю ночь, умолял о встрече. Его обычно уверенный и властный голос дрожал.

– Марина, давай поговорим… Я всё объясню…

– Нам больше не о чем разговаривать, – спокойно ответила она и положила трубку.

Через час позвонила его мать, Антонина Павловна. Властная женщина, которая никогда особо не жаловала невестку, теперь рассыпалась в уговорах:

– Мариночка, деточка, как же так? Витя всю ночь не находит себе места. Он же любит тебя!

– Тридцать лет любви – достаточный срок, чтобы понять её истинную цену, – ответила Марина и отключила телефон.

День она посвятила спа-процедурам, впервые за долгое время позволив себе полноценный уход. Массаж, обертывания, маски – все те процедуры, на которые раньше «не находилось времени». Вечером, заглянув в любимую кофейню, она услышала знакомый голос:

– Марина, правда ли это? Весь город только об этом и говорит! Говорят, ты выгнала Виктора из дома?

– Пока нет. У него есть ещё пять дней, – Марина сделала глоток капучино. – Присоединишься?

Светлана опустилась в кресло, не отрывая изумленного взгляда от подруги:

– Но как… как ты решилась? После стольких лет…

– Знаешь, – Марина задумчиво помешивала корицу в чашке, – иногда достаточно одного мгновения, чтобы всё переосмыслить. Я увидела их вместе – его и эту девушку. Она ведь ровесница нашей дочери! И вдруг осознала – это не первая его интрижка. Просто раньше я закрывала глаза, уговаривала себя, что всё наладится…

– А сейчас?

– А сейчас я поняла, что больше не хочу быть фоном в его жизни. Не хочу делать вид, что не замечаю его измен, его пренебрежительного отношения. Не хочу каждый вечер гадать, где он и с кем.

Светлана молчала, крутя в руках чайную ложку:

– Знаешь… я тебе завидую. У меня тоже не всё гладко с Павлом, но решиться на подобное…

– Главное – сделать первый шаг, – Марина накрыла ладонью руку подруги. – Остальное придет само.

Вернувшись домой, она заметила, что Виктор успел забрать часть вещей. В гардеробной зияли пустоты, исчезли его любимые костюмы и коллекция часов. На туалетном столике остался лишь её парфюм – аромат, который теперь казался слишком сладким.

Марина распахнула окно, впуская свежий воздух. Настало время менять не только жизнь, но и запахи, привычки, вкусы. Пора становиться собой – той женщиной, которой она всегда хотела быть, но боялась.

Седьмой день начался с неожиданного визита.

На пороге стояла она – та самая блондинка из ресторана. Без косметики и дизайнерской одежды девушка выглядела совсем юной и растерянной.

– Можно войти? – её голос дрожал. – Мне нужно с вами поговорить.

Марина молча отступила, пропуская гостью. В гостиной девушка нервно теребила ремешок сумочки:

– Меня зовут Алина. Я… я не знала, что он женат. Виктор Александрович говорил, что живёт один, что его бывшая жена давно уехала за границу…

– Присядь, – Марина указала на кресло. – Чай, кофе?

– Нет, спасибо, – Алина покачала головой. – Я пришла извиниться. И предупредить вас.

– О чём?

– Виктор Александрович… он очень зол. Вчера я случайно услышала его разговор с каким-то человеком. Он хочет оспорить все сделки, утверждает, что вы его обманули, воспользовались его доверием…

Марина улыбнулась:

– Пусть попробует. У меня есть видеозаписи всех подписаний, нотариальные заверения, свидетели. Я готовилась к этому не один день.

– Вы такая… сильная, – Алина подняла глаза. – Я бы так не смогла.

– Сможешь, – мягко ответила Марина. – Когда придёт время. Главное – помнить, что ты достойна лучшего.

После ухода Алины Марина долго стояла у окна. За эту неделю она словно прожила целую жизнь. Каждый день приносил новые открытия – о себе, о людях, об истинной цене отношений.

Вечером раздался звонок от дочери из Лондона:

– Мама, я всё знаю. Прилечу завтра первым рейсом.

– Не нужно, милая. Я справляюсь.

– Знаю, что справляешься. Но я хочу быть рядом. Ты же моя мама.

В трубке послышались всхлипы:

– Прости, что не замечала… не понимала, как тебе тяжело все эти годы…

– Всё хорошо, родная. Иногда нужно пройти через боль, чтобы стать сильнее.

После разговора Марина поднялась в спальню. На кровати лежал конверт – последнее, что оставил Виктор. Внутри была короткая записка: «Ты ещё пожалеешь об этом».

Марина спокойно порвала бумагу и выбросила в корзину. Угрозы больше не пугали её. Она знала – впереди новая жизнь, и она готова к этому пути.

В зеркале отражалась женщина с прямой спиной и гордо поднятой головой. Женщина, которая наконец-то обрела себя.

Дина жила с матерью в небольшом поселке. Жили трудно, но не бомжевали, и кусок хлеба у соседей не просили. А все потому, что мама Дины, очень экономила. Деньги у нее были всегда. Пусть совсем небольшие, на пособие по инвалидности очень не разгуляешься. Но хоть и ели они иногда пустые макароны, посыпанные лучком со своего огорода, но зато не занимали, и всегда дотягивали до следующей пенсии.

Мать Дины была слепой. Девочка еще помнила те времена, когда мать видела, но это казалось в таком далеком прошлом, что уже для Дины было каким-то мифом. Тогда они жили немного лучше, хотя, может быть, ей казалось это все.

Дине очень хотелось другой жизни. Она смотрела на своих одноклассников и понимала, что жизнь несправедлива к ней. У кого-то был крутой телефон, у кого-то красивая, очень модная куртка. Были такие, у кого вообще было все, о чем только мечтать можно. У Дины тоже все было. Было то, что необходимо, но самое дешевое. Одни сапоги, купленные по случаю очень дешево, поэтому немного на вырост. Одна куртка, у которой были уже короткие рукава, да и модной она не была даже во времена покупки. Дине было стыдно. Нет, раньше, когда она была чуть меньше, таких проблем не было. А сейчас…

Ей совсем скоро 15. Возраст такой, что очень хочется быть не только модной, но и привлекательной. Уже задерживается взгляд на парнях не так как раньше, а оценивающе. Как бы примеряя каждого парня к себе.

У Дины совсем недавно появился друг. Не парень, а именно друг. У них немного схожая ситуация. Друг тоже выглядел не очень на фоне разодетых одноклассников.

Колька был из соседнего двора. Мать его была любительницей выпить, а отец полностью поддерживал ее в этом увлечении. Почему поддерживал он, а не она его? Да потому что она любила выпить намного больше. Обычно, мать напивалась, где-то шлялась. Отец находил ее, проводил воспитательный процесс при помощи кулаков, потом с горя тоже напивался. Около недели они пили вместе. Нинка, мать, Коли, периодически получала от отца, за свое прегрешение, но иногда и целый день проходил без драк.

Жил Колька в таком бардаке с самого рождения. Вообще непонятно, как Нинка умудрилась родить нормального ребенка, еще и довольно сообразительного. Но, как ни крути, а денег в семье не было. Мать вообще не работала, а отца постоянно выгоняли за прогулы. Поселок у них небольшой, вот и получилось, что со временем, его вообще перестали брать на работу. Перебивался случайными шабашками. Где помочь, где подержать, где починить. Сердобольные соседи отдавали кое-какие вещички мальчику, правда выглядели они все на длинном и тощем Кольке очень нелепо.

Дружба их началась довольно странно, хотя и закономерно. Дина ни с кем из одноклассников не общалась. Не потому, что не хотела, а потому что она не была никому интересна. Кому в подруги нужна такая замухрышка, с которой, если и просто поговоришь, засмеют потом. Колька тоже ни к кому со своей дружбой не лез, хотя пацаны не были столь категоричны по поводу внешнего вида.

Как-то мать купила Рите зеленую вязаную шапку. Она иногда ходила на рыночные ряды. С дубинкой, медленно передвигаясь. Бывало, что соседка ее провожала. Ну, естественно, с цветом ее обманули. На улице наступала зима, а другой шапки не было, денег, естественно больше тоже. Дина кричала и плакала, что никогда такую не наденет. Мать только вздыхала:

-Прости, Диночка.. Больше не пойду на рынок одна. Хотела тебе сюрприз сделать.

-Сделала! Вот уж точно сделала! Спасибо тебе, мамочка!

А на следующий день метель. Дине ничего не оставалось, как пойти в этой шапке в школу. И. конечно, как закон подлости, она сразу у ворот встретила своих одноклассниц. Причем, самый цвет класса, три подружки из очень состоятельных семей.

-Сорокина! Что это у тебя на голове? Шкурка царевны-лягушки? Что же ты нам не сказала, что ты прЫнцесса, мы бы кланялись тебе при встрече.

Дина попыталась пройти мимо. Но девицы не унимались. Они упражнялись в остроумии, так, чтобы и другим слышно было. К ним уже подходили ребята и не только из их класса. Дина толкнула одну из девочек, чтобы пройти, но та не уступала. Народу вокруг становилось все больше. Все улыбались, многие откровенно смеялись. Тогда Дина схватилась за шапку обидчицы, натянула ее ей до самых плеч, потом сильно толкнула. Девушка упала в снег, снега было еще мало, а вот не замерзшей грязи и воды под ним много. Теперь уже все смеялись над соперницей Дины.

Та вскочила, и бросилась вслед за уходящей Диной. И ее подружки с ней. Они настигли девушку почти у крыльца школы. Завалили и начали мутузить. Тут-то и появился Колька. Длинный, нескладный, но очень сильный для своих лет. Он выловил из шипящего, ругающегося клубка Дину и просто выдернул ее оттуда. Потом шепнул:

-Беги домой сегодня.

И Дина побежала домой. Ничего, завтра все будет по-другому. Колька не пустил девчонок бежать за Диной.

-Успокойтесь уже.

Он расставил длинные руки, и девочкам просто не удалось проскочить.

-Колька, свали! Все равно ее поймаем.

Колька ухмыльнулся.

-Это вряд ли.

С того дня Коля стал верным пажом Динки, а по совместительству и ее другом. Они много времени проводили вместе. Оборудовали себе что-то вроде шалаша между старыми гаражами. Динка была удивлена, насколько Коля интересный. Она никогда не обращала на него внимания, а теперь с удовольствием с ним разговаривала. Они обсуждали абсолютно все. И то, кто кем хочет стать, и то, чтобы они хотели иметь, и то, как соседский пес на почтальонку напал. Сразу после школы, перекусив, Дина отправлялась в их шалаш. Она очень быстро поняла, что Колька всегда голодный, и всегда старалась прихватить хоть что-то из дома. Конечно, у них и самих кушать было особо нечего, но хоть что-то, а то у Кольки совсем пусто.

Очень часто Коля говорил о своих родителях.

-Знаешь, Дин, я вот иногда думаю, что когда вырасту и начну зарабатывать, то закодирую их, и мы будем хорошо жить. А потом понимаю, что не хочу этого. Я не смогу с ними нормально жить. Все время буду видеть эти их пьяные разборки, и ждать, когда же ни снова напьются…

-Ты же сам говорил, что мечтаешь, чтобы они не пили…

Колька посмотрел на нее как-то странно.

-А теперь я мечтаю, чтобы их не стало. Понимаешь, совсем…

-Ну, ты загнул… Это же твои родители.

Дина помолчала какое-то время. Подумала о том, чего же хочет она.

-Нет. Я не хочу, чтобы мама умирала. Она меня очень раздражает, мне многое приходится делать самой, но пусть живет. Только, вот честно, я думаю, что мне было бы лучше в детском доме.

-Дин, а давай на каникулах куда-нибудь сбежим? Я видел у нас на чердаке палатку. Можно на озеро куда-нибудь. С ночевкой.

-Здорово, только денег нет. Что мы там есть будем?

-Ну, да… Про это я не подумал.

Дина задумалась.

-Знаешь что? Ты готовься, а я раздобуду денег. Мать уже лет 6 на мою учебу откладывает. Я знаю, что деньги где-то в шкафу. Ну, возьму немного, а вместо бумажек положу нарезанных тетрадных листов.

Так она и сделала. Когда мать вышла куда-то, то ли в туалет, то ли еще куда, Дина быстро подскочила к шкафу и стала искать деньги. Нашла. Вытащила оттуда не глядя сколько-то, и положила нарезанных бумажек.

Отдохнули они с Колькой вполне нормально. Мать, конечно, кричала и плакала, что ее два дня дома не было, но Дина не обращала на нее внимания. Покричит и перестанет. Девушка как-то чувствовать себя даже увереннее стала. У них с Колькой ничего такого не было. Даже не думали об этом. Просто отдыхали от своей нерадостной жизни.

На дворе стояло лето, хотелось и Дине выглядеть немного лучше. Она с завистью смотрела на девчонок в красивых купальниках, на яркие шортики, которые были чуть ли не у каждой второй. В конце концов решилась, и вытащила у матери еще немного денег. Их как раз хватило на то, чтобы купить купальник, такие же шортики, да еще и на босоножки осталось. Вот теперь Дина выглядела так, как и все. Очень гордилась этим, дома стала появляться намного реже. Даже, про друга своего Кольку забыла. Тот обижался, искал с ней встреч, но где там. Дине 15, и жизнь просто бьет ключом.

Мать сначала ругалась, когда Дина долго отсутствовала, но потом уже молчала, только вздыхала. А Дина снова и снова залезала в тайник матери. Много денег не брала, боялась, что тогда они быстро закончатся. Странно, что мать ничего не замечает. Но, с другой стороны это и к лучшему. Дина до сих пор не понимала, как мать различает бумажки на ощупь. Ведь, когда посылает Дину в магазин, всегда говорит, какие купюры ей дает. А это обозначало, что если она полезет в свой тайник, то сразу обнаружит пропажу. Тогда, конечно, Дине придется много чего выслушать от мамани.

Этим летом Дина познакомилась с парнем. Был он не местный, такой весь крутой, что местные и рядом не стояли. Ему уже исполнилось 20 лет, и он успел побывать в колонии. Да, Максим был такой, что Дина не удержалась, и, конечно, влюбилась. Она ходила за ним следом, как собачка. Выполняла все, что он скажут. Ему льстило внимание молоденькой девчонки. Максим не был обременен особой честью, поэтому очень скоро стал первым мужчиной Дины.

С этого дня Дина стала пропадать у него и днем и ночью. Правда, надоела ему очень быстро, и Максим подарил девушку своему другу. Только тогда Дина поняла, во что же она вляпалась. И что закончиться это все может очень для нее плачевно. Нужно было бежать, только вот куда…От друга Дина сбежала. Домой показываться боялась, знала, что там ее поджидать могут. Оставалась одна только надежда-Колька.

Дина тихо постучала в его окно. Хорошо хоть, что жил в частном доме. Он выглянул в окно, сразу узнал Дину, вышел на улицу.

-Чего тебе?

-Коль… Не ругайся. Запуталась я совсем. Мне бы спрятаться.

Тот вздохнул.

-Ну, и дура ты, Динка. Мать твоя с ума сходит.

-Не могу я домой пойти…

Дина заплакала.

-Они меня там найдут, понимаешь.

-В полицию иди.

Дина вскинула на него глаза.

-Ты совсем дурак? Чтоб еще хуже стало. Надо просто немного отсидеться, а потом они уедут и все.

-Ну, не знаю. Твоей-то мамке за что такое? Она же нормальная, только что не видит.

Дина, наконец, сорвалась.

-Нормальная? На фиг мне такая жизнь, как она мне устроила? Нормальная она! Короче, Коль, найдешь место, где спрятаться, или мне самой?

-Пошли уж, психическая.

Он устроил Дину на временное жилье в старый гараж отца. Когда-то у отца даже мотоцикл был, и поэтому совсем старенький сарай остался, правда, сейчас уже пустой.

Коля приволок какой-то тюфяк, одеяло старое.

-Вот. Можешь тут побыть. Правда, кормить я тебя не смогу. Сама знаешь, у нас никогда ничего не бывает.

-Ладно, спасибо и на этом.

Ладно-то ладно, а кушать очень захотелось довольно быстро. Дина понимала, что очень долго без еды она тут не протянет. Нужно было что-то придумывать. А что она могла придумать, кроме того, чтобы снова стащить денег у матери. Нужно было как-то осторожно, чтоб никто ее не увидел. А значит ночью. Но ночью дома мать, слух у нее ого-го.

Дина никак не могла решиться, но в желудке так сосало. На улице уже было сумрачно. Девушка выбралась из своего укрытия, и двинулась к дому. Вокруг была тишина. Дина заглянула в окно. Вчера у матери была пенсия. Значит, можно и не лезть в шкаф, тем более, что там похоже, ничего не осталось. Можно в прихожей вытащить денег из ее авоськи.

Дина заглянула в окно. Матери нигде не было видно. Наверное, спит уже. Ей-то все равно, светло или темно. Дина на минуту замерла. Как-то жалко стало мать. Как ни крути, но она Дину воспитывала, растила. И когда уже совсем плохо видела, и потом, когда совсем ослепла. Дина вдруг подумала, что совсем не интересовалась тем, почему это все с матерью произошло…

Как-то вообще все это странно. Почему не забрали Дину, почему мать не лечилась. Хотя ладно. Об этом она подумает потом. Сейчас нужно стащить немного денег, а то очень кушать хотелось.

Дина приподняла вверх дверь. Она часто приходила поздно, и отлично знала, как сделать, чтобы замок отщелкнулся. Тихо вошла в прихожую. Сразу нащупала материну авоську. Но там не было кошелька. Дина в растерянности остановилась. И что теперь? Она прошла на кухню. Схватила хлеба, еще чего-то, а потом увидела на столе таблетки. Странно. Мать всегда пять раз стол ощупывала, чтоб на нем ничего не оставалось. А тут и пузырьки и стакан с водой. Плохо ей было, что ли?

Дина сделала несколько шагов к комнате. Все тихо. Можно и свет включить. Матери нигде не было.

Ладно, разбираться, где мать так поздно она не будет, просто возьмет немного денег. Она быстро прошла к шкафу и достала оттуда коробку, из которой таскала деньги. Коробка стояла не так, как обычно. Она была спереди, перед всеми вещами. Дина открыла коробку и замерла. Нарезанной ею бумаги не было. Значит, мать обнаружила пропажу. В коробке лежали остатки денег, и какие-то бумаги в пакете.

Они и раньше здесь были, но Дина всегда торопилась. И поэтому никогда не смотрела, что там. Сейчас она почему-то решила посмотреть, что мать так тщательно прятала от нее.

Первым в руки попалось какая-то справка или рецепт. Бумажка была старая. И Дина хотела отложить ее в сторону, но увидела знакомое имя. Это было имя ее матери. Дина взяла бумажку и стала читать. Чем больше она прочитывала, тем больше ее лицо становилось вытянутым. Это было заключение, видимо, в каком-то обследовании. Там было много непонятных диагнозов, а потом внизу стоял вердикт-бездетность. Ее мать бездетна, и бумажка эта выдана за полгода до рождения Дины.

Девушка отложила бумагу. Она ничего не понимала, если заключение выдано в тот момент, когда Дина была уже в животе… В чьем животе она тогда была? Или это поддельный документ?

Дальше лежало какое-то письмо. Тоже довольно старое. Не чернилами, конечно, написано, но все-таки бумага поистерлась, а некоторые слова было не разобрать. Дина углубилась в чтение. Какая-то дама писала ее матери. Писала, умоляла, тут же угрожала. Просила оставить в покое ее Олега, потому что она беременна. Дина начинала понимать, что эта женщина ругалась на мать за то, что мама встречалась с мужем той женщины. Ну, матушка, ну выдает. А такую святую невинность из себя строила.

Были еще письма. Из них Дина поняла, что этот нехороший Олег все-таки бросил ту беременную женщину и ушел к маме. Только что же с Диной?

А потом она нашла бумагу из больницы. Она была того времени, когда мать стала совсем слепнуть. Дина стала читать. Это было что-то типа приглашения на операцию. Там стояла сумма, какие-то термины, но в общем было понятно, что это операция должна была спасти маме зрение. Дина не понимала, почему мама не поехала. Это же не такие и большие деньги.

На дне коробке лежало свидетельство о рождении. Ее свидетельство. Только… Там ее мамой была какая-то другая женщина, и видимо, тот самый Олег..

Дина почувствовала, как по щекам катятся слезы. Она не дочь своей матери. Тогда где ее мать? Почему она не помогла, видя, как плохо они живут. И где этот Олег, из-за которого все встало с ног на голову. И почему мама не поехала на операцию? Столько вопросов и ни одного ответа. Дина вытерла слезы. Она должна все-все узнать.

Дина забралась на кровать матери. Она сейчас ляжет и будет ждать. Когда же мать появится. Куда она могла уйти так надолго? Миллион мыслей, какое-то непонятное чувство, как будто ее обманули. Дина так устала, что не заметила, как сон ее сморил.

Проснулась она утром. Солнце вовсю светило в окно. Мамы так и не было. Странно. Куда же она могла деться. Дина прошла по дому. Как она соскучилась. По своему скрипящему дивану, по телевизору, которому было столько же лет, как и Дине. Она вошла на кухню, глянула на таблетки и увидела листок бумаги под столом. Видимо, когда она вошла, ветром его скинуло со стола. Дина подняла листик. Там быстрым почерком было написано:

«Дина, ваша мать попросила вам написать, что мы забрали ее в четвертую больницу».

Так вот в чем дело. Дина села на стул. Скорее всего, мать хватилась пропажи, и поэтому ей стало плохо.

То есть, в том, что она сейчас находится в больнице. Виновата только Дина. Блин, что она натворила? По всему получается, что она воспитывала чужого ребенка, причем, слепая. Старалась, любила, а Дина… Интересно, что же случилось с ее настоящей матерью.. Дина еще немного посидела, потом посмотрела на деньги, которые все-таки вытащила из коробки. Сейчас она попросит Кольку сбегать в магазин. Приготовит что-нибудь вкусное и пойдет навестить мать. Может ей уже лучше, и она сможет объяснить, что же на самом деле произошло много дней назад.

Дина хотела идти к Кольке, но увидела, что он ходит с задумчивым видом вокруг их дома. Дина постучала в окно и помахала ему рукой. Он как-то облегченно посмотрел на нее и двинулся к двери.

-Привет. Ты дома, а я думал, опять в бега подалась…

-Не. Надоело бегать. Если эти еще тут, то в милицию пойду.

-В полицию.

-Да какая разница? Коль, сгоняй в магазин? Мать в больнице, надо что-то приготовить, навестить…

-Он как-то странно посмотрел на нее.

-Давай, схожу, конечно.

Дина быстро набросала список, что купить и принялась за уборку на кухне. Мать, конечно, убиралась, и посуду мыла. Только эти дела совсем не для тех, кто ничего не видит.

Колька вернулся быстро. Пока Дина готовила, сказал, что пойдет с ней. Девушка сначала отнекивалась, хотела поговорить с матерью, но потом решила, что не факт, что сегодня получится разговор. Ведь она не знает, в каком состоянии мать.

Наталья лежала в самом углу палаты. Ей не нужен был свет, не нужно было солнце. Да и вообще, ничего ей больше не надо было. Она не смогла сделать то, за что с таким энтузиазмом взялась. Не смогла воспитать Дину.

То, что девушка бегала, было половиной дела, все подростки в этом возрасте творят непонятно что, но вчера, когда Наталья обнаружила пропажу денег, она поняла, что дочь больше не станет прежней. Дальше будет только хуже.

Женщина услышала, как открылась дверь палаты. Наверное, к кому-то из женщин родственники пришли. Но шаги приближались к ее кровати. Она узнала эти шаги.

-Диночка..

-Мама, это я. Вот, я тебе тут принесла…

-Диночка, как я рада, что ты пришла. Ты не убегай. Не нужно. Черт с этими деньгами! Главное, ты никуда не девайся.

-Мамочка, я никуда не денусь. Только…

-Что Диночка?

-Мама, давай мы с тобой поговорим? Кто такой Олег, почему ты не стала делать операцию, и почему у меня два свидетельства о рождении?

-Ты все нашла?

-Да, мама. Ты же понимаешь, что я должна все это знать…

-Хорошо, Дина. Я все расскажу. Только ты, потом, не принимай никакого решения сразу. Подожди пару дней. Может, ты сможешь меня простить.

Много лет назад я была, конечно, не такая. Молодая, красивая, задорная. Я познакомилась с Олегом случайно. И поняла, что он моя жизнь. Ты не представляешь, как сильно я его любила, а он меня. Да, такое случается в жизни. Встречаешь человека и понимаешь, что вся твоя жизнь до этого момента была просто ожиданием этого чуда.

Самым страшным было то, что Олег был женат, и его жена ждала ребенка. Она ждала тебя. И я, и Олег понимали, что мы совершаем самый страшный грех. Но жить друг без друга уже не могли.

Когда ты родилась, Олег обо всем рассказал жене. Оставил ей квартиру, сказал, что будет помогать, но Олю. Так звали твою маму, это не устроило. Ее можно понять. Она же ведь выходила замуж не для того, чтобы потерять мужа сразу после родов.

В общем, когда мы с Олегом решили выехать за город, она нас подкараулила, а по дороге устроила аварию. Просто протаранила своей машиной нашу. Олег погиб сразу. Ольга была в тяжелом состоянии, а я отделалась травмой головы. Меня позвали к Ольге, и та взяла с меня обещание, что я тебя заберу и воспитаю, как свою дочь.

Я все продала. Деньги пришлось отдавать за машину, которую мы только что взяли в кредит и даже не успели сделать на нее страховку. Потом мы с тобой переехали сюда. А спустя пять лет у меня начало слабнуть зрение. Врачи сказали, что нужна операция, потому что что-то там, после той аварии, сдвинулось и на что-то жало. Денег не было, да и тебя деть было некуда. Вот и вся история, Дина. Как ты понимаешь, что во всем, абсолютно во всем виновата только я.

Дина слушала очень внимательно. Она ни разу не перебила мать, хотя очень хотелось. Колька сидел на другом стуле, и его глаза были просто по 8 копеек. Дина решила послушать мать, и ничего пока не говорить по этому поводу.

-Мам, давай я тебя прокормлю, а потом мы продолжим этот разговор.

Домой они шли молча. Потом Дина внезапно остановилась.

-Слушай, а как ты думаешь, сейчас эту операцию уже поздно делать?

Колька изумленно на нее посмотрел.

-Я не знаю, нужно было к врачу зайти.

-Точно. Я возьму то заключение, и завтра покажу врачу. Посмотрим, что он скажет.

С утра Дина уже стояла у дверей кабинета. Доктор удивленно на нее взглянул.

-Девушка, вы ко мне?

-Да, я по поводу мамы. Слепая женщина из пятой палаты.

-Так с ней уже все в порядке. Был скачок давления, но мы все стабилизировали.

-Вы меня не поняли, я посоветоваться.

-Не понял, но, входи.

Дина вошла в кабинет. Доктор сел на свое место.

-Присаживайся, рассказывай, что тебя беспокоит.

-Понимаете, доктор. Мама много лет назад была в аварии, не сразу, но из-за аварии потеряла зрение. Ей тогда предлагали операцию, но у нас не было денег. Вы можете сказать, поздно ли сейчас делать такую операцию, и если нет, то сколько она будет стоить. Только маме не говорите… Чтоб не расстраивать. Она не знает, что я у вас.

Доктор хмыкнул, взял из рук Дины пакет. В нем было то самое заключение и какие-то еще бумаги, тоже из больницы, правда, Дина там ничего не смогла разобрать.

Он долго читал, потом позвонил куда-то.

-Сейчас придет заведующий другого отделения. Это его профиль. Но, мне кажется, что все не так трагично.

Через полчаса, уже другой доктор сказал Дине:

-Сейчас мы сделаем несколько снимков вашей матери. А через два часа зайдите ко мне. Я вам все скажу.

-Спасибо вам большое.

-Не реви, пока еще не за что.

Для Дины эти два часа были самыми длинными в жизни. Чего она только не передумала. Да, мать когда-то совершила ошибку, но… Может у них была самая настоящая любовь, о которой только в книжках пишут. И от Дины она могла отказаться. Хоть сразу, хоть потом. Кто бы ее за это осудил, но Наташа любила ее, как родную. Всю жизнь она расплачивается за свою ошибку.

Она стояла возле кабинета ровно через два часа. Дверь открылась, выглянул доктор.

-Я почему-то был уверен, что вы уже под дверью. Заходите.

Дина вошла в кабинет, села на предложенный стул.

-Ну, что я вам могу сказать. Мы нашли то, о чем написано в заключении. Времени прошло слишком много, но шанс, и нужно сказать, что очень хороший, крепкий шанс-есть.

Дина снова заплакала.

-Ну, что ты все время ревешь. Завтра маму переведут в другое отделение, и будем готовить ее к операции.

Дина перестала плакать.

-Доктор, но у нас нет денег…

Он улыбнулся.

-Видите ли, девушка. Десять лет назад эта операция считалась очень сложной. Делали ее только с помощью прибора, который был в этом городе в единственном числе. Поэтому и очередь, и деньги. Сейчас таких приборов, только намного более современных много. Они есть в любой больнице, поэтому и операция не считается чем-то из ряда вон выходящим. Делается она за полчаса-час, и ничего не стоит.

Дина не верила. Разве такое бывает?

Спустя три недели Дина и Коля пришли встречать маму из больницы. Дина держала в руках цветы. А Коля просто смущенно переминался с ноги на ногу. Мать вышла поддерживаемая медсестрой. Она отлично себя чувствовало, но оттого, что на нее навалилось столько света, красок, картинок, иногда еще не понимала, куда шагать. Только вчера, когда снимали повязки с глаз, ей сказали, что всего этого добилась ее дочь. Наташа не поверила, но доктор все ей рассказал. Женщина разрыдалась так, что доктор на нее стал ругаться. Сейчас Наташа обнимала свою Дину.

-Доченька моя. Я так рада. Спасибо тебе. Все у нас с тобой теперь будет хорошо.

Дина тоже заплакала:

-Да, мам… Так и будет.

— Мама, а ты скоро вернешься? Я хочу кушать! — произнес в трубку детский голос.

Мальчик был мне совершенно незнаком. И мамой его я быть точно не мог. Разве что папой. Это еще, куда ни шло. Жизнь моя, особенно раньше, была наполнена различными приключениями, поэтому, я бы не стал исключать такой возможности.

— Малыш, я не твоя мама, — рассмеялся я.

Услышав мой бас, ребенок тут же повесил трубку, но через пару секунд вновь поступил звонок с того же номера.

— Мама! Где ты? — почти плача, спросил тот же мальчик.

— Ты маму потерял? Ты сам где? — я попытался выяснить, что стряслось у ребенка.

— Да. Ее уже очень давно нет.

— А ты откуда звонишь?

— От бабушки Тани.

Ну, понятно. Ребенок гостит у бабушки, соскучился по маме и решил ей позвонить, а номер набрал неверно. Списком контактов еще не умеет пользоваться, или аппарат бабушкин ему незнаком. Древний какой-нибудь телефон, кнопочный.

— А что твоя бабушка говорит, когда мама вернется?

Мальчик ненадолго замолчал.

— Бабушка Таня мне не бабушка, она моя соседка.

После этого в трубке снова послышались короткие гудки. Какие-то слишком пронзительные и заунывные, от этого звука на душе стало как-то тоскливо и несколько тревожно. Хотя тревожиться мне, вроде бы как было абсолютно не из-за чего. Я только что завершил удачную сделку, обеспечив отдел продаж работой минимум полгода!

Слова того парня никак не шли у меня из головы. Хотя, что же тут такого? Пусть за малышом присматривает неродная бабушка, а просто соседка, ничего криминального в этом нет. Я сам во времена своего детства частенько торчал у соседей. Мне там нравилось даже больше чем дома. Там было все вкуснее! Уж не знаю, почему.

Стоп! Вот что именно не давало мне покоя! В разговоре мальчик упомянул, что он голоден! Современные дети нечасто жалуются на голод, скорее уж наоборот. Бедные мамаши и прочие родственники этих малолетних приверед терзаются иными муками, они недоумевают, как впихнуть в ребенка хотя бы малую толику полезной еды.

Не успев даже додумать эту мысль, я сам набрал номер телефона, с которого звонил ребенок.

— Алле! — послышался в трубке скрипучий голос. Я даже на всякий случай глянул на экран, не высветится ли там фото лесной колдуньи по прозванию Баба Яга.

— Добрый день! Меня зовут Ефим, — начал я разговор и тут же снова услышал короткие гудки.

Вот глупая голова! Бедные пенсионеры так напуганы нашествием мошенников и рекламных агрессоров, что вздрагивают от одного вежливого приветствия.

Я снова набрал тот же номер и, едва «Яга» ответила на звонок, затараторил, не давая ей времени опомниться:

— Что там с мальчиком, с вашим соседом? Почему он голодает и где его мать?

Хотел добавить матерное слово, но сдержался.

— А ты кто? — последовал логичный вопрос.

— Я друг его отца. В детстве дружили, сейчас давно не виделись, — понес я откровенный бред.

— Уголовник? — настороженно спросила старушка.

— Еще чего! Я приличный друг!

— А! Ну тогда, ладно! А друг твой из тюрем не вылезает, вот я и подумала, что ты такой же!

— Не. Я в школе хорошо учился, а друг мой уроки прогуливал. Я столько раз ему говорил: «Учись, Сережа! А то в тюрьму попадешь!».

— Почему, Сережа? Отца Павлика Олегом зовут!

— Так кличка у Олега была «Серый», как типа «серый волк», вот я его иногда Сережей и называл. Так что там с Павликом?

Я поспешил сменить тему, пока старушка не начала выведывать у меня еще и фамилию моего «школьного друга» Олега.

— Павлик, — проворчала бабулька, — такой же шалопай, как его отец! Попросил позвонить недолго, а сам и деньги мои проговорил и еще пряники со стола стащил!

— А мать его куда пропала?

— Мать! Одно название, а не мать! Шляется по мужикам где-то, а ребенок один дома!

— Как вас звать? — со вздохом спросил я.

— Татьяна Ивановна, — довольным голосом представилась старушка.

— Заеду я, Татьяна Ивановна! Привезу вам пряников, да мальцу чего-нибудь. Вы мне только адрес напомните, а то я давно у своего друга в гостях не был, запамятовал уже.

Задав еще кучу вопросов относительно моей личности, Татьяна Ивановна, все же назвала свой адрес, и через полчаса я уже стоял возле ее дверей. Помимо пряников, накупил еще различных продуктов и для нее и главное для мальчика по имени Павлик.

— Вот, Пашка, привела к тебе друга твоего непутевого папаши!

Соседка проводила меня до дверей моего нового телефонного знакомого.

Увидев меня, мальчишка сначала немного растерялся. Тогда я протянул ему руку и представился:

— Привет, Пашка! Я дядя Ефим!

Малыш шмыгнул носом и неожиданно обнял меня, обхватив обеими руками.

— Признал, значит, — удовлетворенно проговорила старушка и ушла к себе, оставив нас одних.

Я погладил мальчишку по взъерошенным волосам.

— Показывай, Павел, где у вас кухня! Буду тебя кормить!

На вид ему было лет около пяти, хотя я плохо разбираюсь в детях. Через десять минут я с умилением любящей мамаши, наблюдал за тем, как мальчик за обе щеки уплетает яичницу с беконом, запивая немудреную еду сладким йогуртом из бутылочки. После этого он съел еще две булки с корицей и пирожное с взбитыми сливками.

— Дядя Ефим, а ты сейчас уйдешь? — разочарованно спросил малец, сонно потирая глаза.

— Посижу у тебя еще немного. Мне сегодня спешить некуда.

Маленький хозяин квартиры провел меня в комнату и усадил на диван. Потом и сам присел рядом и, положив голову мне на колени, вскоре вовсе заснул. Наверное, сказался сытный обед и переживания.

Я гладил его по голове и оглядывался по сторонам. Квартира вовсе не походила на какой-то притон. Здесь было относительно чисто, но явно требовался ремонт. Местами ободранные обои, дверца шкафа, висящая на одной петле, протертый до дыр линолеум.

«Интересно, сколько времени Пашка находится в квартире один?», — подумал я. Тут взгляд мой наткнулся на календарь, висящий на стене. Такой, как у нас в офисе с передвижным пластиковым окошечком, в котором отражается сегодняшнее число, чтобы все сотрудники, помнили, к примеру, что сегодня еще только среда, а никак не пятница! Так вот, на календаре значилось число недельной давности, и я невольно ахнул. Неужели мать ребенка ушла семь дней назад?

Пашка во сне зашевелился и осторожно переложил его на диван и прикрыл одеялом. Прошелся по комнате, посмотрел на часы. Подумал, что наверняка придется звонить в полицию, чего мне ужасно не хотелось. Такая волокита начнется, враз пожалеешь, что обратился за помощью.

Пока я размышлял над всем этим, входная дверь распахнулась и на пороге появилась миловидная молодая женщина.

— Вы кто? Что происходит? — воскликнула она.

— Тише! — шикнул я на нее и указал на спящего ребенка. — Я тоже хочу знать, что происходит?! Вы мать?

Она кивнула

— Тогда пройдемте за мной!

Хозяйка квартиры, вероятно, чувствуя за собой вину, повиновалась. Скорее всего, она даже приняла меня за сотрудника органов правопорядка.

— Сколько дней вас не было дома? — нарочито строго, спросил я.

— Два, — женщина потупила взор.

— Не семь?

— Нет, что вы! Два дня и одну ночь. Это вышло случайно.

— Что значит случайно? Где вы были?

— У друга.

Она не смотрела мне в глаза, и было видно, что мать Паши на самом деле очень переживает.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Аля. Алевтина Александровна.

— Послушай, Аля, — я решил не церемониться и перешел на «ты», — ты соображаешь, что делаешь? С твоим ребенком, пока он один, может случиться все что угодно! И что тогда? Кто тебе дороже, сын, или какой-то там друг?

Женщина шмыгнула носом.

— Я знаю, что не правильно поступаю. Но, я не хочу приводить в эту квартиру чужих мужчин. Сама выросла на подобном. А как еще мне найти мужа? Тому же Пашке нужен отец!

— Сдай ребенка в интернат и ищи себе мужа! — разозлился я.

Аля заплакала.

— Простите меня, я больше не буду! Вас соседи вызвали? Я честно…, больше Паша один не останется, я обещаю вам!

— Обещаний мало! — я наблюдал за тем, как она размазывает слезы по щекам, — Часто ты так делаешь, оставляешь мальчика одного? — спросил я.

— Нет! — женщина подняла на меня заплаканные глаза. — Только в последнее время. Так уж получилось.

Она вновь потупила взор.

— Ладно, смотри так, я буду проверять твое присутствие дома по вечерам и по утрам. Да и в другое время суток! Могу ночью заявиться! Если еще раз повторится то, что ребенок дома один, сразу доложу, куда следует. Поверь, у меня руки длинные!

— А вы разве не из органов опеки? — немного затихла женщина.

— Я доброволец, дружинник, волонтер, называй, как хочешь! В общем, я теперь приставлен к тебе и буду следить за порядком в твоей семье! Ты где работаешь?

— В супермаркете, на кассе.

— Ясно, — вздохнул я, представляя, как именно Аля находит кандидатов в будущие мужья. — А, образование, какое?

— Среднее специальное, квалификация делопроизводитель.

«Опаньки!», — удивился я. Как раз недавно «Шурик», ну это Александра Васильевна, солидная дама в очках, что занимала в нашей фирме почетное место секретаря референта, жаловалась на чрезмерную свою занятость и просила себе помощницу. Мы на «Шурика» особого внимания не обращали, она всегда чем-то недовольна, но при этом дело свое знает. Прозвище «Шурик» же привязалось к нашей секретарше, от того, что она и напоминала этого самого Шурика. Даже стрижку носила как у главного героя «Кавказской пленницы». Мы бы вряд ли вняли мольбам Александры Васильевны, найти ей помощницу, но, раз уж такое дело…

— Отчего же по специальности не работаешь? — поинтересовался я.

— Чтобы найти нормальную работу в этой сфере, нужно высшее образование, а у меня ребенок, его кормить надо.

— Вижу я, как ты его кормишь, — буркнул я и, помолчав немного, спросил, — Как думаешь, с оргтехникой справишься? Бумаги рассортировать у тебя получится?

— Получится. Я больше года работала по профессии и занималась всем этим. Но зарплату платили такую мизерную, что мне пришлось переквалифицироваться.

— Не переживай, там где я тебе предлагаю поработать, зарплата точно больше, чем у кассира. — Я посмотрел на часы, — Так все, мне пора, дай мне свой номер телефона и не забывай о проверках, особенно ночных!

Алевтина нехотя продиктовала свой номер. Я хмыкнул. Надо же! Малыш ошибся всего в одной цифре! Умница, какой!

Если честно, я отнюдь не надеялся на то, что сумел как-то вразумить эту женщину. Мне казалось, борьба будет долгой, а возможно и безрезультатной. А вот в чем я был уверен, так это в том, что уже не смогу оставить все как есть. Мальчик Паша прочно вошел в мою жизнь и в мое сердце.

Однако, его мать, эта самая Алевтина совершенно удивила меня и заставила поверить, ну, не то чтобы в силу моей убедительности, а в то, что некоторым людям, для того чтобы уйти со скользкой дорожки, достаточно одной протянутой руки. Жаль, что чаще всего, находящиеся на этой самой извилистой и неустойчивой тропинке, граждане получают не руку помощи, а отменный такой пинок под оное место. И тогда уже они летят в тартарары без надежды когда-либо подняться.

Уже со следующего понедельника Аля стала работать у нас в офисе. Не сразу у нее все получилось. Были и оплошности, и слезы, и желание все бросить, но она оказалась упрямой. К тому же мои визиты в их квартиру с целью прохождения проверки, не давали ей возможности повернуть назад.

Чаще всего я приходил вечером, или рано утром. Для острастки, пару раз заглянул и реально среди ночи. Алевтина ни разу не провинилась, всегда была рядом с сыном. Пашка встречал меня с каждым разом все более радостными криками, а соседка Татьяна Ивановна провожала все более подозрительными взглядами.

За пару месяцев, я успел выведать все обстоятельства жизни Алевтины. С одной стороны, ничего особенного, у многих людей подобные судьбы, но от этого они не становятся менее трагичными. Аля сама выросла без отца, она до сих пор не знала кто он и что с ним. Мать ее часто приводила домой мужчин, видимо, тоже искала отца для своей дочери. Вот только Але никто из них не нравился, все они были, словно на одно лицо, грубые и неласковые по отношению к чужому ребенку.

С Олегом непутевым папашей Павлика Алевтина познакомилась еще в школе, он учился в параллельном классе и уже тогда производил впечатление отъявленного хулигана. Но, такая репутация отнюдь не оттолкнула Алю, скорее уж напротив. Именно задиристый характер Олега и привлекал ее.

Какое-то время они встречались, а потом Олег переметнулся к более перспективным девчонкам. Таким, родители которых одевали своих дочерей только в фирменные вещи, не то что Аля в своих не самых модных нарядах. Вот только перед тем как бросить девушку, Олег успел лишить ее невинности.

В следующий раз Аля столкнулась с Олегом уже когда заканчивала колледж, и на этот раз они все-таки сыграли свадьбу. Счастью Алевтины не было предела! Она добилась своего! Олег был только ее!

Но, только молодая девушка довольно быстро поняла, безоблачное будущее рядом с таким мужем, ей вовсе не светит. Первый раз Олега посадили в тюрьму, когда Алевтина была на седьмом месяце беременности. Пашка родился уже без отца. А едва молодой папаша отбыл первый срок и, наконец, познакомился со своим сыном, он вновь умудрился загреметь за решетку.

То ли чувства Олега к своей жене в период заключения остыли, то ли не любил он ее никогда, но только еще в тюрьме, Олег при помощи переписки познакомился с другой женщиной и домой больше не вернулся. Аля утверждает, что до того как сесть в третий раз, у Олега и той женщины родился свой сын и о Пашке с тех пор Олег вовсе позабыл.

Вот после этого, когда Алевтина осталась одна с ребенком на руках, она и озаботилась поиском себе мужа, а Пашке отца. Правда, пока у нее это не слишком хорошо получалось.

Общаясь с Пашкой, я как-то и сам стал задумываться о детях. Ранее этот вопрос мною все время откладывался, успеется еще, всего тридцать пять мне. Да и подходящих кандидатур на роль матери моего ребенка, особо не наблюдалось. Вот разве что Ксюша… Ксюша была девушкой мечтой! Но, подкатить к ней у меня не хватало духу, хотя и жили мы в одном подъезде вот уже целых два года.

Как-то раз, моя подопечная Алевтина, сильно смущаясь, попросила меня об услуге. Оставить сына одного она теперь не решалась, а грезы о будущем муже, все еще туманили ее разум.

— Ефим, я не знаю насколько это удобно, но мог бы ты…, в общем я…

— Говори уже прямо, чего ты мямлишь, — прервал я ее сбивчивую речь.

— Мне позвонил мужчина, с которым я встречалась, когда…, ну тогда, когда тебе случайно позвонил мой сын.

— Понятно, — усмехнулся я. — Ты хочешь сходить на свидание, а ребенка оставить не с кем. И помня, о нашем уговоре, ты больше не оставляешь Пашку одного?

— Да, — выдохнула она.

— Ладно, заберу Павлика к себе на одну ночь. Так и быть. Мужик-то хоть перспективный?

Аля замялась, а я рассмеялся.

— Ладно, не мое дело.

Когда я забрал Пашу и мы с ним добрались до моего дома, моя неприступная Ксюша впервые сама обратила на меня внимание. Вот и понимай этих женщин! Значит, одинокий я ее не устраивал, а как самец, у которого в перспективе уже есть потомство, пожалуйста!

— Привет! — Ксения присела возле Павлика, — Как тебя зовут?

— Паша, — расплылся в улыбке мой малолетний друг. — А вы очень красивая!

— Спасибо! — Ксения смущенно посмотрела на меня.

Так мы и шагали рядышком от автомобильной стоянки до самого подъезда, а потом еще в лифте вместе ехали! На прощание Ксения даже одарила меня своей улыбкой! Ох, спасибо Пашка! Услужил, нечего сказать!

— Она тебе нравится, да? — спросил маленький гость, скидывая ботинки в коридоре.

— Чего? — возмутился я.

— Красивая! — восхищенно протянул Паша.

— А, то! — не менее восхищенно произнес я, а про себя подумал: «Надо почаще приводить в гости Пашку, глядишь чего и выгорит с Ксюшей!».

Вечер прошел просто замечательно, мы с Пашкой съели три пиццы и посмотрели отборочный турнир чемпионата по футболу. А вот, когда мы уже готовились ложиться спать, мне на телефон поступил звонок от Алевтины.

— Нагулялась уже что ли? — пошутил я.

— Ефим, — зашептала Аля, — я не знаю, что мне делать! В полицию звонить побоялась. Но я закрылась в ванной. Мой друг, Иван, тот к которому я уехала сегодня, будто сошел с ума! Я боюсь его!

— Что случилось?

— Он ведет себя, словно маньяк! Даже угрожал мне ножом!

— Адрес назови, — я уже прикидывал, что смогу сделать в такой ситуации.

— Лермонтова 5, последний подъезд, а квартиру я не помню. На верхнем этаже, справа…

В трубке послышался шум и Аля отключилась.

«Только этого мне не доставало!», — вслух произнес я, размышляя как мне поступить. В критических ситуациях мозг начинает жить собственной жизнью, это я уже давно понял. Вместо того чтобы позвонить в полицию, я отправился в квартиру, где жила девушка моей мечты Ксения и, ничего не объясняя, попросил ее посидеть с Пашкой. Потом, словно амбициозный ниндзя, помчался по указанному адресу, совершенно не размышляя, что собираюсь сделать.

Уже возле дома у меня возник план и для начала я позвонил в квартиру, расположенную этажом ниже. Дверь на мое счастье открыл здоровенный мужик, которому я тут же излил душу, рассказав, что моя жена сейчас развлекается с его соседом, ее любовником и мне нужна помощь, чтобы разоблачить неверную супругу.

Дядька оказался понятливый и к супружеской неверности относящийся крайне отрицательно. Он позвонил в дверь квартиры, в которой предположительно находилась Аля, и грозным голосом заявил, что с его потолка льется вода.

Двери ухажер Алевтины открыл сразу и Алю больше не удерживал. С нами, то есть со мной и своим здоровенным соседом, этот Иван вел себя, вообще, довольно любезно. Но руки Али были покрыты свежими синяками и ссадинами и пока я подвозил ее до дома, женщину просто трясло.

Поднявшись вместе с Алей в ее квартиру, я не смог удержаться от нравоучительной беседы с ней.

— Это и был твой так называемый друг, ради которого ты оставляла сына одного.

Аля лишь утвердительно покачала головой.

— Кошмар! Маньяк какой-то! — я с раздражением схватил графин с водой и, налив жидкость в стакан, протянул ей. — Аля, тебе сколько лет?

— Тридцать два скоро будет, — промямлила женщина.

— Вот именно! Пора уже начать разбираться в мужиках! Отчего тебя тянет на самое дно?! Оглянись, вокруг тебя полно более подходящих кандидатур!

— Ты что, имеешь в виду себя?! — Аля подняла удивленные глаза.

— Еще чего! — возмутился я. — Вон Ярик из отдела продаж постоянно на тебя смотрит, скоро дыру прожжет!

Уши Алевтины моментально залились краской.

— Ефим! Ну кто я, а кто он! Я в офисе не смею даже по сторонам смотреть, прекрасно понимаю, если бы не ты, не видать бы мне такой должности. Но ты, прав, я выбираю не тех мужчин! Лучше уж быть одной, чем с таким…

— Маньяком! — подсказал я.

Аля печально улыбнулась.

— Вполне, может быть. Если бы ты не приехал, я бы наверно тут уже не сидела. Иван вел себя словно помешанный. Я и раньше замечала агрессию с его стороны, когда он не отпускал меня домой к сыну, чуть ли не силой удерживая рядом с собой. Но я приписывала такое поведение его излишней страстности и даже немного гордилась, что вызвала такие чувства в мужчине.

— Ладно. Все позади. Ложись спать, утром привезу тебе Пашку и постараемся забыть все твои приключения.

Уже стоя в дверях, я добавил:

— С понедельника хочу видеть новую Алю! Уверенную в себе, целеустремленную, гордую! Такую, к ногам которой повалятся нормальные мужчины, способные оценить тебя!

На губах Алевтины застыла растерянная улыбка, похоже, нарисованный мной портрет, пришелся ей по вкусу.

Подъезжая к дому, я посмотрел на часы и застонал. После сегодняшнего вечера, Ксения, девушка моей мечты, явно, больше не захочет даже слышать обо мне. Если, ко всему прочему, не примет меня за того же самого маньяка.

— Ксюша, простите меня! — закричал я с порога.

— Тише! Паша уже спит.

Девушка вышла ко мне навстречу и улыбнулась. Ласково, или мне показалось?

— Ну и вид у вас! Вы что сражались с маньяком?

— Как вы догадались? — опешил я.

— Я, вообще, пошутила. А, что это правда?

— Почти.

Мы вместе прошли на кухню. Я на правах радушного хозяина, поставил чайник, все еще не веря, кто именно присел на стул возле моего обеденного стола.

Потом мы пили чай и Ксения выведала у меня всю эту историю, начиная со дня знакомства с Пашкой. После моего рассказа девушка мечта, вдруг, сказала:

— Ефим, а когда вы уже позовете меня на свидание?

— Сереж, а где деньги? – нахмурилась девушка, открыв шкафчик. – Я пару дней назад отложила наличку, чтобы с твоей мамой сходить на рынок. Там просто карты не принимают, а переводом не всегда получается…

Высокий, темноволосый парень зашел в комнату с большой чашкой чая в руках и равнодушно пожал плечами.

— А много там было?

— Да нет. Пару тысяч. Я хотела мяса купить и овощей. Ну ладно, сниму с карты по дороге. Может сама потратила и забыла, – махнула рукой девушка.

— Или завалились куда, – согласился Сергей.

Женя, кивнув, поцеловала парня по дороге к выходу.

Буду ближе к вечеру. Мы сначала к твоей маме поедем.

…Женя и Аврора Павловна шли по рынку, прицениваясь.

— Подорожало-то как всё, – качала головой Аврора Павловна. – Уважаемая, а почем картошечка? — обратилась она к молоденькой девушке продавщице.

— Да по тридцать пять.

— А чего так дорого?

— Да неурожай, засуха. Дешевле не найдете.

Аврора Павловна вздохнула и пошла дальше. Она повернулась к Жене.

— А ты чего такая задумчивая?

— Да понять пытаюсь, куда деньги сунула. Отложила, чтобы на рынок сходить, а их в шкафу не оказалось. Ох как мне не нравится с наличкой дело иметь… Вечно теряю, – вздохнула Женя.

Аврора Павловна нахмурилась.

— И часто так? Деньги теряешь?

— Да было пару раз. Один раз пятитысячную купюру где-то посеяла, в другой раз тыщу или две кот утащил. Ну, Сережа так сказал. Говорит, видел, что тот с чем-то игрался, да внимания не обратил. Так мы и не нашли. И вот опять. Отвыкла я совсем от наличных денег.

— А ты уверена, что… что никто не берет?

Женя фыркнула.

— Кто? Сосед в окно залезает? Дома только я, Сережа и кот. Ну разве только Барсик по кошкам ходить начал. А так… Сереже они незачем, он и сам работает, а я… Да я просто растеряша. О, смотрите, мясо свежее привезли.

Женя подошла к прилавку с фермерским мясом, а Аврора Павловна встала позади, грустно глядя на девушку.

Тем же вечером Женя попросила Сережу встретить её с пакетами у подъезда. Обычно он сам ездил по магазинам вместе с девушкой, но последнее время у него было много работы, так что Женя старалась его не трогать.

Сережа быстро выскочил из подъезда, схватил сумки и кинулся обратно.

— Идем быстрее, я так хочу есть. Заказал пол кафе.

— Заказал? Зачем? Я бы приготовила.

— Я не мог ждать, – крикнул Сережа, исчезнув во тьме подъезда, оставив ошарашенную девушку позади.

Женя поднялась в квартиру, где её встретил резкий запах еды. На столе было несколько коробок с китайской лапшой, рядом стояла пицца, какой-то салат, сок и ещё пару десертов.

— Да мы дня три это есть будем… – тихо сказала Женя, краем глаза заметив, как её парень уже разложил почти все пакеты по холодильнику. – Ты чего такой, как заведенный?

— Устал работать просто и соскучился. – улыбнулся Сергей, обняв девушку.

— Да вижу. Вон глаза какие краснющие. Ты хоть отдыхал?

Сережа закивал головой, отошел от Жени и стал раскладывать еду по тарелкам.

— Садись, будем гурманить.

У Сергея были странные, резкие движения, он метался из стороны в сторону и очень быстро разговаривал. Иногда невпопад смеялся. Женя покачала головой. Надо же столько работать, чтобы довести себя до такого состояния. Она, стоит признать, нечасто видела его таким уставшим, пропадая на работе. Женя была технологом на производстве и в рабочие дни могла вернуться домой в восемь, а то и девять вечера. К тому же была такой уставшей, что не обращала внимание на состояние Сережи. Но сейчас у нее был отпуск, и она наконец-то увидела.

Около часа спустя Женя пошла мыть посуду и непонимающе посмотрела на посуду. Она поняла, что большую часть – если не всю – съела сама. Сережа почти ничего не съел, хотя очень активно ковырялся вилкой в еде. Женя тряхнула головой. Наверное ей показалось и он в самом деле поел, целый день ведь голодный, а она просто устала, вот и кажется черtи что…

— Сереж, ты что, похудел? Даже ремень тебе стал велик, – удивилась Женя, заходя в спальню, где парень одевался. У неё в руках был ремень со свежим отверстием.

Её не было дома пару дней, она уезжала к своей маме в другой город.

Сережа лишь пожал плечами.

— Наверное, из-за того, что я в зал ходить начал. Вот и схуднул. Не всё же время за компьютером сидеть.

Женя кивнула и краем глаза увидела, что майка висела на парне, да и лицо у него было осунувшееся с синяками и впадинами на щеках.

— Ты не заболел? И тебе, наверное, надо отказаться от нескольких заказов. Ужасно выглядишь. Зал похоже делает только хуже.

Сережа покачал головой.

— Всё нормально. Просто вода ушла. Не волнуйся. Слушай, мне за заказ деньги только завтра придут. Ты можешь мне скинуть пару тысяч?

— Конечно, – кивнула Женя. – Какие проблемы? Сколько точно?

— Тысяч десять есть?

Женя кивнула и тут же перевела деньги. Они никогда не создавали общий бюджет, но при этом когда было нужно, делились деньгами. В этом не было проблемы.

— Ой, Аврора Павловна, да вы балуете нас, – засмеялась девушка. – Столько всего. А сами-то что есть будете?

— Ешь, пока рот свеж, – строго произнесла женщина. – Пока молодые и здоровые — ешьте. Это самое главное. А как там Сережа? А то так давно его не видела…

— Он неплохо вроде, – пожала плечами Женя, расставляя банки с соленьями по холодильнику и балкону. – В зал ходить начал, новый заказ взял. Но мне, кажется, он как-то слишком устал… Будто бы весь измученный. Но я думаю, что это из-за работы.

Аврора Павловна нахмурилась, но ничего говорить не стала. Она прошла внутрь квартиры и оказалась в гостиной.

— Жень, а тут на полке стояла маленькая статуэтка. Старая такая, еще бабушкина. Ты не видела?

— Статуэтка? Да давненько уже не видела… А что?

— Да ее тут просто нет. Странно. Она дорогая, антикварная…

— Да? Дорогая? Не знаю. Может Сережа куда переставил, в другое место…

Аврора Павловна кивнула, но на душе у неё стало тревожно. Она понимала, что приближается что-то непоправимое.

— Жень… Приезжай. Прошу тебя. Я… Я умирaю… – сиплым голосом в трубку произнес парень и отключился.

Женя в это время была на работе, ходила по цеху, контролируя процесс. Удивительно, что телефон вообще пропустил звонок. Обычно тут ужaсно ловила связь, но у Сережи получилось дозвониться. У него был очень слабый голос, он говорил невнятно и хрипло, будто произошло что-то ужасное.

Женя поняла, что нужно ехать.

— Вить, мне срочно надо домой! Передай, что у меня чп. И сдай отчет, буду должна, – крикнула девушка, снимая на ходу халат. Мужчина кивнул ей, забрав документы.

Полчаса спустя девушка уже была дома, у неё тряслись руки, когда она открывала дверь. По дороге она позвонила маме Сережи, потому что та была ближе. К дому они подошли вместе. Девушка неслась на всех парах, от испуга она даже поругалась с таксистом, чтобы тот ехал быстрее.

…Сережа лежал в спальне на полу. Он был без сознания, рядом валялся телефон, дышал он очень тяжело и был весь в холодном поту. Женя подлетела к нему и попыталась его поднять, но парень совсем не реагировал.

— Помогите мне, – рыдая, кричала она. – Он умирает? Это инсульт? Вызывайте скорую!

— Это передозировкa, – тихим голосом произнесла Аврора Павловна. – Давай отнесем его в ванную. Я сейчас позвоню сестре. Она врач, приедет. Ей не впервой.

Женя ничего не понимала. Она помогла отнести парня в ванную, Аврора Павловна провела какие-то манипуляции, его вырвало. Спустя двадцать минут на пороге уже стояла Олеся Павловна – сестра. Она осмотрела парня, и сказала, что ему повезло. Скорую пока не надо.

А потом они все рассказали девушке.

…В восемнадцать лет Сергей подсел на зaпрещенные веществa, он употреблял много и часто. Всё выносил из дома, продавал вещи, воровал, забыл про работу. С трудом мать и тетка вытащили его, он прошел курс реaбилитации и наконец-то начал нормальную жизнь. Для этого пришлось переехать в другой город, продать родной дом, но этого того стоило.

И сейчас история повторилась. Он воровал деньги, продал бабушкину статуэтку. Ни в какой зал, конечно, не ходил, а работу забросил давно. Он опять начал употреблять. Но Женя никогда с таким не сталкивалась. Она ему верила, она его любила. И она не могла понять, почему никто ей не сказал. Почему от неё скрыли эту стрaшную правду.

— Ты бы его бросила, – виновато произнесла Аврора Павловна. – А ему нужна семья, поддержка, иначе он не сможет.

— Он и со мной сорвался, – зло произнесла Женя, краем глаза наблюдая за парнем, который спал на диване. — И мне тоже была нужна семья, а не вот это все…

— Мы ему поможем. Правда. Обещаю. Все будет хорошо.

Но у них не получилось. Курсы, реабилитация, специальные учреждения. Ничего не помогло. Чуть больше года спустя Женя настолько устала, что ушла. Что стало с парнем и его мамой она не знала. Но она поняла, что это очень тяжело. Любить того, кому важнее уколотьcя. Противно, мерзко и опасно. Она не была готова до конца его или своих дней вытаскивать его с другой стороны. С той стороны, откуда нет возврата…