NEWS 2SWEET

Родители считали, что правильно воспитали дочь. Мать девочки любила ходить на родительские собрания: там Уленьку неизменно хвалили. Пусть девочка и не была круглой отличницей, зато по поведению тихую и послушную Ульяну ставили всем в пример.

Однажды, возвращаясь домой из школы, Уля встретила старичка. Он держал подмышкой маленькую дрожащую собачку.

Что ждёт нас в 2025 году: предсказания от которых мороз по коже
Brainberries
Канадка с персидскими корнями Naaz Torbati покоряет TikTok
Brainberries
Эти знаки зодиака обречены на одиночество в старости
Herbeauty
— Девочка, не могла бы ты мне помочь? — обратился к ней старичок: — там подвал затопило, а собака выбраться не может, и вот… щеночки. Одного спас, да нагибаться тяжело. Ты маленькая, как раз пролезешь!

Уля была воспитанной девочкой: её учили, что старость нужно уважать. Да и дедушка не вызывал никаких подозрений: у него были светлые, добрые глаза.

— А далеко? Мне домой надо, меня мама ждёт, — Ульяна посмотрела на часы, которые недавно папа подарил ей за примерное поведение.

— Нет, совсем рядом, — заверил дед, — скорее бы, а то вода прибывает, боюсь потонут щеночки-то.

— Ладно, если недалеко, я помогу, — Уля поправила ранец и пошла за старичком в подворотню.

— Вон там, — дедушка показал на козырёк над подвалом. Там дверь, толкни её и окажешься в подвале. Справа коробка с щенками!

Девочка пошла к подвалу, чтобы спуститься, но тут рыгнув, ей навстречу вышел алкоголик. Он застегивал ширинку и никак не ожидал увидеть девочку, как и она его.

— Дяденька, вы сантехник? — услышал он звонкий голос, — там трубу прорвало, помогите спасти щенков!

— Какой сантехник? Где? — испугавшись, алкаш быстро ретировался. А девочка, посмотрев вниз, увидела следы его преступления: от лестницы несло мочой.

Она хотела повернуться, но не успела — на голову ей обрушилась трость.

***

Мама Ульяны, Ольга Леонидовна, не находила себе места: дочь давно должна была вернуться домой. Наконец, женщина позвонила в школу. Ее заверили, что четвертые классы закончили согласно расписанию, час назад. Идти от школы до дома было двадцать минут и Уля никогда не задерживалась. Ольга выбежала на улицу и пошла навстречу дочери. Не встретив её, побежала в школу. Там к ней вышла учительница и сотрудник милиции в форме.

— А вот и мама девочки, — сказала классный руководитель и тут Ольга Леонидовна потеряла равновесие.

— Очнитесь, гражданка Абакумова, ваша дочь жива! Товарищ из милиции как раз пришёл узнать ваши контакты, — донеслось до её сознания.

— Почему из милиции? — очнувшись, мать Ули открыла глаза и увидела склонившихся над ней учительницу и сержанта, — что случилось? — прошептала она.

— Ульяну оглушили ударом сзади по голове. Она сейчас в больнице, её жизнь вне опасности, — поспешил успокоить мать милиционер, — мы по тетрадям увидели имя и фамилию девочки.

— Но кто напал на мою дочь? — мама встала, оперевшись на его руку, — хулиганы?

— Мои коллеги сейчас пытаются это выяснить. Мы думаем, что нападавший был один. Он оглушил Улю, предположительно палкой. Но, к счастью, преступника спугнули и он бросил девочку недалеко от подвала.

— Господи, какой ужас… — закрыла лицо руками мать Ульяны.

— Врач, заверил, что с ней всё будет хорошо. Надо допросить вашу дочь. Пока что она не может описать преступника. Только плачет. Нужно, чтобы с ней поработал наш психолог.

— Нет, нет, вы что, с ума сошли?! Девочка и так пережила нападение, нет, это невозможно. Сначала она должна выздороветь!

— Поймите, Ольга Леонидовна, — позже уговаривал её капитан милиции Трофимов, — без вашей помощи нам не поймать преступника, и возможно, он уже наметил себе новую жертву! Время дорого, помогите нам!

— Ловить преступников ваша задача! — поджав губы, отрезала мама, — моя дочь и так пережила огромный стресс, оставьте нас в покое, хотя бы пока Ульяна не поправится!

— Позвольте, с ней поговорит наш психолог, — не отставал капитан, но Ольга Леонидовна была непреклонна. Пока душевное состояние дочери не придёт в норму, закон на её стороне.

Конечно, в глубине души женщина знала, что боится. Она привыкла быть первой и никогда не ошибаться. Теперь она боялась признаться себе, что совершила ошибку, которая могла стоить жизни её дочери.

Не прошло и нескольких дней, как недалеко от места, где оглушили Улю, в полузатопленном подвале нашли ученицу первого класса Танечку Р. Спасти ребёнка не удалось, на похороны пришло полгорода.

Когда Ульяна вернулась в школу, одноклассники объявили ей бойкот. Учителя тоже изменили отношение, перестали хвалить и ставить в пример.

Через несколько дней, на уроке физкультуры, когда класс вышел на улицу, к Ульяне подошла незнакомая молодая женщина, с зачёсанными назад волосами и красными, воспалёнными глазами. Пока физрук был занят разметкой для прыжков в длину, женщина схватила Улю за руку и отволокла в сторону.

— Пойдем, отойдём! Ты ведь Ульяна?

— Да, это я,— не понимая, что от неё хотят, ответила девочка.

— Из-за тебя погибла моя дочь! Если бы ты назвала тогда приметы преступника, Танечка была бы жива! Ты это понимаешь?!

— Да, — кивнула Ульяна, и из глаз её брызнули слёзы, — но я не могла говорить!

Тут физрук, заметив что на площадке посторонняя женщина, направился к ним.

— Ты должна пойти в милицию и описать убийцу! — сказала женщина, больно ущипнув Ульяну, и пошла прочь через стадион.

В тот же день Ульяна сбежала с последнего урока и отправилась прямо в отделение милиции. С ней никто не хотел говорить, тогда она попросила позвать капитана Трофимова. Дежурный удивился, но просьбу её выполнил.

— Ульяна? — удивился капитан, — а где твоя мама?

— Мама не знает, что я здесь, — ответила девочка, — я пришла описать того старичка, который пытался заманить меня в подвал. Я уверена, что это он убил Таню!

— Так, — лицо капитана стало серьёзным, — сейчас я попытаюсь освободить нам проектор, и мы попробуем составить фоторобот преступника.

— Но у меня мало времени, мама будет волноваться, — умоляюще сказала девочка.

— Хорошо. Тогда давай обойдёмся словесным портретом, а после наши специалисты попробуют создать несколько вариантов, из которых ты выберешь наиболее похожий. И Ульяна описала, то, что помнила.

После ей пришлось бежать, чтобы успеть зайти в школу до того, как её мать подошла её встретить.

— Что-то ты какая-то растрёпанная, — подозрительно прищурилась Ольга Леонидовна, смерив дочь взглядом.

— На физкультуре сегодня сдавали норматив по прыжкам, — сказала девочка. И мать больше ни о чём не спрашивала.

Прошло несколько дней, Ульяна немного успокоилась и почти привыкла к тому, что одноклассники её игнорируют. Не задирают и на том спасибо. В тот день мать не успевала её встретить, и девочка впервые после рокового нападения должна была идти домой без сопровождения. На светофоре вместе с Ульяной стояло несколько человек. Все ожидали зелёного сигнала светофора.

— Ульяна? — услышала она мужской голос и вздрогнула.

Она хотела побежать, но впереди неслись машины, а сзади стояли люди. Она повернула голову и увидела мужчину, который показался ей знакомым.

— Не бойся, меня. Я папа той девочки, которая… — голос мужчины задрожал, — я не должен был подходить к тебе, но…

Тут зажёгся зелёный, и Ульяна, и мужчина оказались на той стороне дороги.

— Мне очень, очень жалко Танечку, — сказала Ульяна, — простите, что не смогла описать преступника сразу!

— Но ты можешь сделать это сейчас, — сказал мужчина с надеждой глядя на Ульяну.

— Я уже сказала его приметы капитану Трофимову, — Ульяна увидела, что на них косятся случайные прохожие.

— Странно, что он ничего не говорил мне об этом, — задумчиво сказал мужчина, — ты не могла бы повторить мне, как выглядел тот подонок?

— Это был дедушка с добрыми, лучистыми глазами, я ни за что не подумала бы, что он… такой! У него была борода и тросточка в руке… Под мышкой он держал дрожащую собачку. У неё нижняя челюсть вперёд.

— А причёска? Он лысый был?

— Я не знаю, — Ульяна опустила глаза, — на голове у него была шляпа.

— Спасибо, Уля. Прости, что потревожил тебя! — сказал мужчина, погладил её по голове, и развернувшись, быстро пошёл в другую сторону.

В милицию семью Абакумовых больше не вызывали, а спустя полгода они, не выдержав молчаливого осуждения соседей, переехали в другой район.

***

К моменту взросления Ульяну разрывали противоречия. Закончив институт, она выскочила замуж за первого, кто позвал, лишь бы не оставаться дома с матерью, которая критиковала почти все её поступки. Муж пил, но зато умел так красиво говорить о любви, что Ульяна всё ему прощала. Вскоре она стала составлять ему компанию, потому что реальный мир, где хороших и правильных бьют по затылку тростью, пугал её своей лживостью.

Она научилась врать, но не научилась говорить «нет», сладострастным старичкам, некоторые из которых работали в её учреждении.

Однажды вернувшись домой, муж нашёл Ульяну без сознания. Рядом с ней валялась пустая банка от снотворного. Хорошо, что Григорий не успел ещё надраться и оперативно вызвал скорую.

Так Ульяна оказалась в психбольнице. Молодая врачиха, быть может, старше её всего на пару лет, заполняя карту, весело щебетала, сыпала вопросами, как будто находились они не в больнице с решётками на окнах, а в санатории. Уля отвечала неохотно, язык едва ворочался, а мысли, словно речные камни на отмели тёрлись друг о друга, вызывая шум в голове.

Ульяна провела в больнице две недели. Вернувшись домой, она увидела, что в её кровати вместе с мужем спит какая-то неопрятная дама. Тогда Ульяна повернулась и ушла.

Григорий, придя в себя, побежал за ней к её родителям. Бился головой о стену, просил прощения, грозился убить себя, и она… простила. Ольга Леонидовна предупредила дочь, что назад, если что, не пустит, но это не помогло: Ульяна вернулась к мужу.

Григорий бросил пить, получил повышение на работе. У семьи появилась надежда на светлое будущее. Ульяна даже стала мечтать о ребёнке… Но однажды Григорий всё-же сорвался: пришёл домой пьяным и избил её.

Ульяна выскочила из дома и пошла, сама не зная куда. Села на лавочку и заплакала навзрыд, растирая накрашенные глаза.

***

— Что случилось, девушка, кто тебя обидел? — услышала она спокойный, доброжелательный голос.

— Я сама-а-аааа… — она судорожно искала в сумочке платок, но не находила. Мужчина протянул ей свой, чистый и даже, как ей показалось, отглаженный.

Он присел рядом, однако не настолько близко, чтобы ей было некомфортно, и сказал:

— Расскажи, может я чем сумею помочь.

— А вы.. вы кто? — всхлипнула Ульяна, с благодарностью приняв протянутый платок.

— Меня зовут Сергей, — сказал он, и добавил: — Иванович.

— Чем же вы мне поможете, Сергей Иванович? — она посмотрела на него, а потом на платок, на котором отпечатались её ресницы — ой, я вам платочек испортила!

— Платочек это ерунда. Как тебя зовут?

— Уля, — сказала она, перестав плакать, — Ульяна.

Мужчина как-то странно посмотрел на неё.

— Ульяна? Ты… в какой школе училась?

— В четвёртой. На Берсеньевской.

— Фух, — с облегчением выдохнул он,— мне на мгновение показалось, что я тебя знаю, я думал, что сейчас скажешь в тридцать первой, что на Лизы Чайкиной.

— Да, я и там училась. До пятого класса, а потом мы переехали. А что?

Она посмотрела на мужчину пристальнее, и его лицо показалось ей знакомым. Она узнала его.

— Вы… вы папа Танечки, — сказала она, — не думала, что снова вас увижу.

— У тебя редкое имя, Ульяна, — ответил он, разглядывая её, как ей показалось с восхищением, — значит, моя Танюша была бы уже такой же красавицей.

На глаза его навернулись слёзы, но платок он отдал ей, и ему пришлось утираться рукавом.

— А что преступника, поймали? Ну, того старика? — спросила Ульяна.

— Его никто и не собирался ловить. После того, как ты в полиции оставила описание его внешности, оказалось, что этот человек вне зоны досягаемости. Вот так. Трофимова отстранили.

— Так что? Он остался безнаказанным? — крикнула Ульяна в отчаянии.

— Нет, конечно. Его нашли спустя полгода, у входа в подвал, куда всякие алкоголики спускаются отлить. Он поскользнулся, и полетев вниз сломал себе шею.

— Значит, его Бог наказал! — с облегчением выдохнула Ульяна. И он больше не навредит никому.

— Не совсем. Я долго выслеживал его. Конечно, никто не поверил в несчастный случай. Меня задержали в тот же день.

— Значит, это вы его…?

Он кивнул.

— Дали по полной: пятнадцать лет. Вышел через девять. А здесь, уже другая страна! Жена ушла, но я её не виню: молодая, что себя хоронить…

— Но как же вы? Вы?! — Ульяна непроизвольно взяла его за руку, и он легонько сжал её.

— Нормально, — сказал он, вздохнув, — работаю. Живу.

Тут взгляд его упал на её запястье, на котором выступили синяки, оставленные ей мужем.

— Кто посмел? — только и спросил он.

Она вырвала у него руку и поспешила натянуть рукав.

— Я сама виновата. Мой муж алкоголик, когда не пьёт, чудесный человек, но вот… опять сорвался.

— Домой тебе идти нельзя! — покачал головой Сергей Иванович, — со мной сидели мужики, женоубийцы, которые даже не помнили, как расправились со своими женами! Алкоголь это зло.

— Но мне некуда идти. Мать сказала, что не пустит. Подруг у меня нет.

— Пошли ко мне! У меня не хоромы, конечно, но отдельная квартира! —увидев, что девушка сомневается, Сергей добавил: — ты не подумай чего дурного, поживёшь, успокоишься, а там решишь, куда тебе.

— Нет, что вы, я не могу принять ваше предложение! Спасибо конечно!

— Ну смотри, как знаешь. Но если что, приходи в любое время. Первомайская дом семь, квартира шестьдесят два. Запомнишь? Если меня не будет, ключ под ковриком.

Она поблагодарила и отправилась домой. Муж спал, его храп было слышно даже на лестнице. Стараясь не шуметь, она сняла туфли, и осторожно прошла в комнату.

Дышать было невозможно, и она открыла форточку. Взгляд её упал на дорожку у подъезда, на которой она заметила Сергея Ивановича. Он тоже увидел её, и повернувшись, растворился в ночи.

Утром Григорий божился, что сорвался случайно. Он целовал синяки на руках Ульяны, плакал и обещал, что впредь такого больше не случится. Руки у него дрожали, а вид был жалкий. Слушая вполуха заверения мужа, Ульяна собиралась на работу. Надела блузку с длинными рукавами.

На работе немного отвлеклась. Когда вернулась домой, и вставила ключ, поняла, что дверь открыта. Муж спал за столом, за которым выпивали какие-то два его приятеля. Заметив её, они притихли.

— Сейчас же выметайтесь, не то я вызову полицию! — зашипела она них.

— Вызывай! — нагло ответил один из дружков, — ты Гришке не жена, и не прописана здесь! Так что прав у тебя, не больше, чем у Петровича — он кивнул на своего приятеля, окунувшего свой нос, похожий на сливу, в единственный уцелевший хрустальный бокал, из набора, который был подарен на свадьбу Ульяне и Григорию.

— А кто я тогда? — спросила Ульяна алкаша, одновременно набирая «02».

— Слышь, ё-моё, ты мозги пропил, Лёня! Это ж Гришкина жена! Ты его с Васькой перепутал. У того — не жена!

— Алло, полиция? Пишите адрес! — тем временем говорила Ульяна в трубку. Это был блеф, никуда она не звонила, но алкаши поверили.

— Мы уходим, Гриша, — прихватив бутылку со стола, алкаши пошли на выход.

Григорий пошевелился, и вылупившись на спины собутыльников, заорал:

— Назад!

— Слышь, кореш, твоя баба легавку вызвала, так что нам тут некомильфо! — прогнусавил сизый нос.

Григорий поднялся, и засучив рукава, попёр на Ульяну. Она хотела проскользнуть к двери, но он отбросил её на кровать,

— Сидеть, я сказал!

В ужасе она вспомнила слова Сергея Ивановича о сидельцах- женоубийцах.

— Гриш, ты же обещал мне… — она пыталась говорить мягко.

— Мужик слово дал, мужик слово взял назад, — заплетающимся языком сказал муж, но ярость его поуменьшилась, — ты зачем Коляна с Петровичем выгнала? Насчёт работы шёл базар! Вечно ты всё пор… портишь! — он взял со стола недопитый стакан и опрокинул в себя остатки водки.

Воспользовавшись моментом, Ульяна выскользнула из комнаты и открыв дверь, побежала вниз.

— Стоять! — зарычал ей вслед Григорий, — а ну, вернись! Я с тобой не закончил!

Выскочив на улицу, неосознанно она пришла на ту самую лавочку, где встретила Сергея Ивановича. Ждать ей пришлось недолго. Вскоре он сел рядом.

— Здравствуй, Ульяна. Я знал, что ты придёшь. Моё предложение в силе.

— Я… не стесню вас? — Ульяна улыбнулась, но улыбка вышла вымученной.

— Буду счастлив, — сказал он поднимаясь и подавая ей ладонь, — вдвоём веселее.

Они шли минут пятнадцать, и оказались у кирпичной девятиэтажки. Поднялись на третий этаж.

— Прости, у меня небольшой беспорядок, — сказал Сергей Иванович, приглашая её в небольшую прихожую.

— Что вы! Разве это беспорядок? — спросила она, оценив аскетичность обстановки.

— Ну что? Чайку? У меня есть мёд, — потирая руки, спросил хозяин.

И осталась Ульяна у Сергея Ивановича. Она боялась, что его работа связана с криминалом, всё-таки он сидел. Но узнав, что он работает механиком в автосервисе, успокоилась.

Григорий о жене в ближайшие дни не вспоминал, скорее всего ушёл в запой.

Сергей Иванович выходил из дома позже, поэтому Ульяну каждое утро ожидал горячий завтрак. Зато Ульяна приходила раньше, и как умела, готовила нехитрые ужины.

Она понимала, что долго оставаться в квартире холостого мужчины она не может, хотя хозяин, судя по всему, совсем не тяготился её присутствием. Напротив, купил ей красивые тапочки, полотенце, халат. В общем, как ей показалось, относился к ней, как к дочери.

Вечером они смотрели фильмы, или вели размеренные беседы, по выходным ездили на природу.

Незаметно пролетел месяц. Выходя с работы, за стеклянными дверьми проходной Ульяна увидела своего мужа, и внутри у неё всё похолодело. Григорий стоял бледный: в гроб, и то краше кладут.

Ульяна попятилась назад, и стала наблюдать, надеясь, что муж вскоре уйдёт. Стемнело. Но Григорий всё стоял на посту, видимо, кто-то из сотрудников сказал ему, что Ульяна всё ещё на работе.

Наконец возле проходной остановились старенькие жигули, и Ульяна увидела Сергея Ивановича. Он вышел из машины, и уверенным шагом направился к проходной. Поравнявшись с Григорием, он остановился, видно тот ему что-то сказал, после чего, схватившись за бок, Сергей Иванович медленно осел на землю. Григорий склонился над ним, вытащил нож и быстрым шагом пошёл в сторону промзоны.

— Сергей Иванович! — со всех ног она бросилась к нему, — боже мой, да что же это! — она приподняла его голову. Из раны в животе сочилась кровь.

— Ничего, царапина, — слабо улыбнулся он, — на мне, как на собаке… — и потерял сознание.

В дверях появился седой вахтёр.

— Вызовите скорую! — истошно завопила Ульяна.

— Уже сделано, — кашлянул вахтёр, и пошёл обратно, на свой пост.

Скорая приехала быстро и увезла раненого. Всю ночь Ульяна провела в вестибюле больницы, пока ей не объявили, что критический момент миновал, но состояние тяжёлое.

Каждый день Ульяна ездила к Сергею Ивановичу, ухаживала за ним, привозила домашний куриный бульон из тощей курицы, купленной на рынке.

— Милая, зачем? — говорил ей Сергей Иванович, — я выберусь, не трать своё время на старика!

— Какой же ты старик? — искренне говорила она, держа его руку, — сорок два вообще не возраст!

— Сорок три, — поправил он её, — у меня сегодня день рождения!

— Ой! А я не знала! Поздравляю! — склонившись над ним, она поцеловала его в обе щёки, а потом, расхрабрившись, в губы…

Медсестра, которая пришла, чтобы сделать перевязку, увидев целующихся, решила зайти попозже и деликатно закрыла дверь. Она по опыту знала, что у пациентов, которых целуют, всё гораздо быстрее заживает.

— Я… развелась с Григорием, — тяжело дыша, сказала Ульяна.

— Рад слышать. Ты достойна большего. Ты ещё встретишь свою любовь, — сказал он, пытаясь говорить непринуждённо.

— Уже встретила. Я люблю тебя Серёжа, и никто другой мне не нужен.

— Ты… ты выйдешь за меня? — голос его дрогнул.

Сергей и Ульяна поженились, как только его выписали из больницы. В положенный срок у них родилась дочка Катя, а спустя два года сын Слава.

— Девочка, ты к кому? — спросила я.
— Я маму ищу, вы её не видели? — на меня пристально посмотрела маленькая девочка лет шести..
Я задумалась, в этом доме я жила совсем недавно и насколько знала, квартира, перед которой она стояла, все это время пустовала…
— Но там никто не живет, — ответила я девочке.
В ответ она разрыдалась и села на ступеньки.
— Тетенька, нам очень мама нужна! Только она может все изменить, папа очень по ней скучает…
Я стояла в рассеянности, не понимая чем помочь этому чудесному созданию, детей у меня самой не было, поэтому и не знала с какой стороны подойти…Обнять, пригласить на чай, только ведь к незнакомой тете она вряд ли пойдёт…В это время у меня зазвонил телефон, попросив девочку никуда не уходить, я побежала отвечать. А вернулась — ее и след простыл.
Весь вечер она не выходила у меня из головы, решила я тогда позвонить своей хозяйке и спросить, кто же мои соседи по лестничной площадке.
— Там пять лет уже никто не живет, — сказала Любовь Ивановна — а тебе зачем?
— Сегодня приходила девочка, маму искала…
Соседка помолчала, будто что-то припоминая.
— Это наверно Катина дочка… да нет уже ее давно. Муж ее один да ещё с младенцем на руках в этой квартире видимо жить не смог, съехал. С тех пор она пустует…Знаешь, Ир, они ведь недалёко сейчас живут, если прибежит снова отведи домой, — и женщина продиктовала мне адрес.
Со временем эта история начала забываться, я работала, приезжала домой поздно, рано утром уезжала. Однажды, накануне новогодних праздников я снова услышала тихий стук и всхлипывания. Бросилась к двери — там стояла она, та самая сероглазая девочка и плакала.
— Что у тебя случилось? Где твой папа?
— Он дома, я маму ищу, — тихо сказала она.
Вспомнив, что у меня где-то записан ее адрес, я побежала его искать, на этот раз попросив девочку подождать у меня. Она зашла, осмотрелась, присела на пуф в коридоре. А когда я все-таки нашла заветную бумажку — уже сладко спала, свернувшись калачиком. Аккуратно перенеся малышку в гостиную на диван, я снова набрала номер хозяйки.
— Любовь Ивановна, простите за беспокойство, помните, я вам рассказывала про ребёнка, который приходит к пустующей квартире напротив? Так вот она у меня. Я хотела увести ее домой, но пока искала адрес — девочка уснула. Боюсь, отец будет искать…
— Знаешь, Ир, я живу недалеко от них, сейчас попробую сходить, будь на связи.
— Хорошо, — я положила трубку и невольно залюбовалась девочкой. Поправила непослушную прядь, погладила по плечу.
Я так мечтала о своих детях, но, увы, моей мечте не суждено было сбыться. С мужем мы когда-то жили душа в душу, пришло время и мы задумались о детях. Я забеременела сразу, но через некоторое время потеряла малыша. Сказался видимо стресс на работе, мы ждали проверку, нервничали, работали практически без отдыха…Узнав, что снова жду малыша, я уволилась с работы, но видимо у судьбы для меня были другие планы — этого малыша я опять потеряла на раннем сроке. А потом, как бы мы не старались — забеременеть я больше не смогла.
Вскоре от меня ушёл муж, знаю, что в его новой семье подрастает дочь, но я о нем больше ничего не слышала, намеренно вычеркнув из своей жизни вместе с общими друзьями и знакомыми.
Так и жила уже более семи лет, одна на съемных квартирах…
***
Мои размышления прервал тихий стук в дверь. Бросилась открывать и…не поверила своим глазам — на пороге стоял мой бывший муж…
— Юра? Ты как здесь оказался?
— Я пришёл за дочкой…подожди, Кирова 5, да?
— Да, верно. Так это твоя дочь? Проходи, она спит, — мы прошли на кухню, я поставила чайник. Вот уж кого не ожидала увидеть на пороге своей квартиры, но жизнь порой нам подкидывает и не такие сюрпризы..
— Мы не помешаем тебе? Я могу разбудить Аню и забрать домой.
— Пусть поспит, что у вас произошло? Она уже несколько раз приходит на нашу площадку и стучится в дверь напротив.
Юра устало прикрыл глаза, а потом начал рассказ:
— Несколько лет назад мы жили в этой квартире с Катей. Это жильё, досталось ей по наследству от деда. После свадьбы мы въехали в эту квартиру. А вскоре Катя забеременела, я был на седьмом небе от счастья! Помню, как отвез жену на роды, она плакала, переживала, видимо чувствовала… Взяла меня за руки и попросила позаботится о ребёнке, если с ней что-нибудь случится. Во время родов начались осложнения, жену не спасли…
— Прости, мне очень жаль, — я погладила Юру по плечу, видела, как он крепился, но предательские слезы текли по его щекам вновь и вновь, словно он держал всю эту боль внутри, а теперь закончились силы, и она вырвалась наружу.
Тут послышался топот детских ножек в зале.
— Папа?
Юра кинулся к дочери, обнял её и прижал к себе.
— Аня, я переживал…зачем ты ушла без спроса?
— Я просто хочу найти свою маму…
— Мы ее обязательно найдём, но немного позже, идём домой.
— Спасибо тебе Ира, вот мой номер, — Юра протянул мне свою визитку — звони, если вдруг Анютка опять прибежит сюда. Мы живём неподалёку, дорогу она теперь знает хорошо.
— А откуда она узнала адрес этой квартиры? — поинтересовалась я.
— Сам показал, — вздохнул он — надо было забрать кое-какие вещи, Аня увидела Катины фотографии на стенах и с тех пор она грезит встречей с матерью. Я ведь сказал, что Катя просто уехала, но обязательно когда-нибудь вернётся.
Они ушли, а через несколько дней Юра мне позвонил. Так мы стали вновь с ним общаться, по выходным ходить втроём в парк, кафе и кино. Аня привязалась ко мне и даже как-то назвала мамой…
— Ир, — однажды сказал Юра — переезжай к нам, хватит по съемным углам мотаться, Аня по тебе скучает, часто спрашивает.
— А ты?
— И я…- он опустил глаза и взял мои руки в свои — очень соскучился. Прости меня за все…
С тех пор мы вместе. Растим наше маленькое счастье — Анютку. Каждый день я благодарю судьбу за подарок, которому нет цены — быть любимой женой и матерью. И пусть Анюта — неродная дочь, это не мешает мне дарить ей всю свою нерастраченную материнскую любовь и нежность…
Сеть

Кaте paссказывали в детском доме, кaк ее нaшли. Завернутая в детское байковoe одeяльце, лежала на крыльце гоpoдской больницы. Ей было несколько дней от роду, вся такая чистенькая, досмотренная, хотя и в стареньких пеленках.
В записке, вложенной в одеяльце, прыгающими буквами было написано: «Прости меня, доченька!». У Кати всегда наворачивались на глаза слезы, когда это слышала. Однажды попросила показать ей эту записку, что хранилась в личном деле. Так растрогалась, что даже понюхала листок, думая, что он пахнет мамой…
После того, как новорожденную нашли, ее ждала судьба большинства подкидышей: дом малютки, дошкольный детский дом, школа-интернат для детей-сирот. Какой болью отзывалась в ней каждая счастливая история, когда кто-то из ровесников обретал семью! Особенно завидовала, если отыскивалась родная мама.
По ночам часто плакала в подушку. Плакала не она одна, но показывать свои переживания было не принято, поэтому держали их в себе. Когда Катя забывалась тревожным сном, видела одну и ту же женщину, которая ласково гладила ее по голове и шептала:
— Доченька, родная моя кровинка!
Видение былo таким явственным, что после сна летала словно на крыльях, и была уверена, что мaма ее помнит, и они обязательно встретятcя.
Одна из воспитательниц, немолодая Анна Петровна, очень сочувствовала Кате. Как-то вечером, беседуя с воспитанницей, предложила:
— Катюша, а давай напишем письмо в газету. Может, мама прочитает и найдет тебя.
У Кати загорелись глаза, вместо ответа бросилась Анне Петровне на шею. Вместе составили текст, а утром, идя с работы, женщина занесла письмо в редакцию. Его поместили на видном месте с фотографией девочки и броским заголовком «Найди меня, мама!».
После публикации в школу-интернат зачастили гости. Одни приходили просто с подарками, другие хотели стать для Кати приемными родителями. Отказывалась наотрез. Ждала маму!
Мама, ее звали Александрой Павловной, жила в глубинке. Семьи у нее не было. Близких подруг тоже, собственно, в деревне не до подруг, слишком много работы для одних женских рук. Жила скромно, но в домике было чисто и уютно. И никто не знал, сколько бессонных ночей провела, сколько слез выплакала в подушку, вспоминая, как мама уговорила оставить новорожденную дочку на крыльце городской больницы.
— Ты не справишься, – убеждала она, – а я помочь не могу, сама больна, отец пьет. Если привезешь ребенка домой, убьет нас обеих. А так, может, девочка попадет в xoрошую семью, и ее воспитают добрые люди.
Александра, Шурочка, как ее тогда звали, сопротивлялась. Но выхода не видела – училась в техникуме, жила на одну стипендию и сама еле сводила концы с концами. Кавалер испарился задолго до рождения ребенка, сказал, что не готов к такой ответственности, а к его родителям Шурочка побоялась идти – мама не жаловала подружку сына, и при первой встрече продемонстрировала свое «фи».
В общежитие с ребенком не пустили. Из роддома забирали две однокурсницы, которые жили на съемной квартире, и у них провела с дочкой несколько дней. А потом появилась хозяйка (кто-то из соседей сообщил, что слышат детский плач) и велела Шурочке убираться. Хотела и квартиранток выставить, но тем удалось уговорить ее сменить гнев на милость.
В отчаянии молодая мама написала записку прямо на скамейке в больничном сквере, вложила в сверток с дочерью и подошла к больнице. Оглядевшись, положила спокойно спящую дочку на крыльцо и, обливаясь слезами, убежала прочь. Остановилась за забором, поодаль, и когда увидела, что к крыльцу подходит женщина, медленно побрела прочь, не видя перед собой дороги…
Александра надеялась, что сможет забрать дочку. Окончит учебу, устроится в жизни и найдет ее. О том, что девочку могут удочерить, почему-то не думала вообще. А еще она ей снилась, во сне гладила ее по голове, шепча одну и ту же фразу: «Доченька, родная моя кровинка!».
Время шло, разыскать дочку словно что-то мешало. Сначала не повезло с работой. Отработав положенный срок, вынуждена была уехать подальше от городка, куда направили по распределению. Родителей к тому времени уже не было: мама ушла из-за болезни, отец сгорел из-за пьянки. Сгорел не в переносном смысле – устроил пожар и спасти его не успели. В конце концов за бесценок приобрела домик в дальней деревне, устроилась почтальоном.
В то утро, сортируя почту, уронила областную газету. Она раскрылась, и взгляд выхватил заголовок «Найди меня, мама!». С фотографии смотрело лицо ее дочки – Александра узнала бы его из тысячи лиц, девочка была похожа на нее. Перед глазами все поплыло, и она едва успела прислониться к стене. Подбежала коллега:
— Александра Павловна, что с вaми?..
Работать в тот день не смогла. Рукoводство почтового отделения пошло навстречу, подписав заявлениe на несколько дней по семейным обстоятельствам, и Александра стала coбираться в город, где находилась школа-интернат. Рейсовый автобус уже ушел, хорошо, что остановилась машина и водитель взял попутчицу.
Узнав, куда и зачем едет, подвез к школе-интернату. У женщины подгибались ноги, когда ступила за калитку. К окнам прильнули несколько лиц, разглядывая незнакомую тетеньку. Кати среди них не было. Ее немного позже пригласили в кабинет директора. Вошла и сразу узнала ее – женщину из своих снов. «Мама!!! Доченька!!!» – бросились друг другу навстречу…
Мама все просила у Кати прощения, а она, услышав драматичную историю, отвечала:
— Мамочка, я тебя не виню, у тебя просто не было выхода.
…Прошли годы. Катя выросла, вышла замуж. У нее хорошая семья, заботливый муж, сын. И все это время рядом была мама, для которой Катюша как свет в окошке.
Помогая дочке с малышом, Александра Павловна словно наверстывала то, что упустила. По своей ошибке, вине или глупости, это уже не имело значения. А еще не переставала удивляться дочери, которая была благодарна cyдьбе даже за испытания, объясняя, что за счастье надо платить. Обе заплатили сполна. Что им оставалось? Правильно, быть счастливыми!
ххх
Небольшое пояснение. Это очень давняя история. Произошла в небольшом белорусском городе. Но Катя, сейчас уже взрослая женщина, все помнит до мелочей. И спустя годы ни в чем не винит свою маму, которой уже нет. Она у нее былa и потом долго была рядом, и это считает глaвным.
Автор:
Нина Пиcaренкo

– Значит не возьмёшь девочку?

– Нет. И тебе не советую, Борь. Не знаешь ты, что это такое – грудной ребенок. А я знаю. Троих вырастила, только из пелёнок выползли…

Բոլորը կարող են բուժել varicose veins-ը: Ահա բաղադրատոմսը
Zmeetonik Veno Plus

Տղամարդկանց համար պարտադիր կարդալ! Պրոստատիտը կանցնի 5 օրից
Urofarm

Այս բնական միջոցը արագ կազատի մակաբույծներից
շանթերելներ biocleaning
– Не оставлю я ее! – он стукнул маленьким граненым стаканом по столу.

Боря выпил многовато. И теперь сидел, наклонившись к столу с вытертой клеенкой в доме сестры, крепко сжимая в руке стакан.

– Да тихо ты! Дети спят! Вот говорили тебе, говорили! А ты … «Сирота, значит тещи не будет, благодать!» Вот и дошутился,– шептала Зинаида.

– Это-то тут при чем?

– А при том. Была б хоть одна бабка. А так…

Причина напиться у Бори была. Да и делал он это не часто – второй раз после смерти жены. Первый раз – после похорон.

Его Лида умерла при родах. Вернее, после них.

Санитарка, получившая шоколадку, застучала стоптанными тапками по лестнице, а вскоре вернулась.

– Девочка у тебя, папаша. Большая – три восемьсот.

– Девочка? – Борис почему-то расплыться в улыбке. Вроде сына хотел. Все мужики же сыновей хотят. А тут – расплылся, – А Лида как? Когда приехать-то?

Санитарка почему-то рассердилась, развела руками:

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. Тазом плод шел. Говорят, кровотечение пока. Завтра приезжай уж.

И Боря совсем и не принял во внимание это кровотечение. Решил, что так и должно быть у всех рожениц. Не сильно-то мужики понимают в родах.

Приехал уж к вечеру дня следующего, после работы.

Шёл вдоль ограды под сухими уже акациями с коричневыми витыми стручками, под мокрыми рябинами с красными гроздьями, под тополями с горьким запахом осени. Шел и смотрел на окна, улыбался.

Может Лида уж встала, уж видит, что идёт он?

Сумка была не тяжёлой. Мужики подсказали, что взять. Там свежая булка, варёные яйца, пару яблок и виноград. Тогда кормящих не сильно ограничивали.

Он долго торчал в коридоре, ничего ему не поясняли, а он прятал черные от станка руки токаря в карманы.

Наконец, к нему вышла врач.

– Мы сделали все возможное. Но кровотечение сильное было. Такое бывает – осложнение после родов. Соболезную…

Борис слушал, не понимая – о чем она?

Бледный, как полотно он осел на кушетку. Ему дали стакан воды, какие-то капли. Он послушно все выпил, а потом поднял глаза.

– Она что, умерла?

– Да, ваша жена умерла. Примите наши соболезнования.

Он кивнул. Теперь понял. Как-то неловко стало, что собралось вокруг него столько народу. Он встал, направился к двери.

– Поеду… Вон передайте ей,– кивнул на сумку,– Ой! – взял сумку опять, – Я поеду…

– Постойте. Девочку мы подержим подольше, не волнуйтесь. А тело жены будет в морге. Когда вы приедете?

– Девочку? А да… , – он как-то мысленно ещё не отделил жену от ребенка, привез же сюда одного человека, – А она что, живая?

– Живая, живая. И здоровенькая. С девочкой нормально все. Только…только… В общем, занимайтесь пока похоронами, а девочка побудет у нас.

– Похоронами? – он совсем потерялся от всего этого, – Ах да. Хорошо. А чего надо-то?

Осознание случившегося навалилось уже дома. Боль пронзительно налетала, колола сердце, грызла голову. Потом затаивалась, набирала новый виток сил, и налетала опять.

Лида…Лидушка… Его Лида… Не хотела душа принимать. Не уберег… Не уберег…

Борис родился и жил в деревне Бараново. Работал в совхозе, долго не женился – не складывалось.

А потом умерла мать, остался он в доме с семьёй сестры. Вообще неуютно стало. Сестра всегда была резка, с сумеречным взглядом, вечно усталая от семейных хлопот и хозяйства.

И как только позвали в Заречное на завод – Борис уехал. Там, на заводе, и встретил он Лиду.

Молодая, скромная, приветливая. Выросла она в детдоме, но здесь, в городе, жила у нее бабка. К ней и приехала Лида после детдома и училища.

В дом к бабке пришел жить и Борис. Старуха была ворчлива, замучена жизнью, когда-то спивающейся дочерью и ее собутыльниками. Бориса встретила плохо.

Дом их, скорее флигель – пристройка к ещё одному хозяйскому дому, совсем обветшал. Две маленькие комнаты, кухня без окон, в которой стояла ещё и старая, оттертая Лидой, но давно порыжевшая ванна, да небольшая веранда.

Самое главное – дом был болен, заражен каким-то кошмарно прожорливым грибком или жучком.

Жучок этот ел полы, нижнюю часть стен. Стулья и столы в комнате проваливались ножками в пол. Сколько не топи – в доме было холодно. Борис перестилал пол, боролся, как мог с этим существом, но оно все равно возобновляло свою разрушительную силу.

Находился этот дом в старом районе города возле рынка, но в тихом тупиковом проулке, куда заворачивали лишь местные жильцы, да порой алкашня с рынка – недалеко была пивная.

Может поэтому и спилась когда-то мать Лиды? Может поэтому и не могла с детства Лида переносить даже запах спиртного?

Борис, как встретил Лиду, старался и не выпивать больше. Знал – и расплакаться может.

Старуха, бабка Лиды, смирилась с зятем, потому что увидела – работящий. В доме начались перемены, ожила такая несчастная, брошенная всеми когда-то внучка.

А уж в конце Борис носил высохшую сорокакилограммовую старуху в ванну на руках. Пролежала бабка полгода, а потом тихо померла.

И вот теперь заводской токарь Борис Захаров остался в этом доме один. Вернее, вскоре должен был забрать сюда грудного ребенка – дочку. Ей шел уж второй месяц, но больше в роддоме держать ее не могли.

Он ездил в деревню, просил сестру о помощи, но та отказалась. Понять можно – только на работу вышла, на свои законные сто рублей, с тремя пацанами полегче стало, и тут – он. А Борис, хоть деньгами помогать и собирался, но сто рублей и для него было много. Но он обещал присылать сто – все равно не взялась.

Лида когда-то только с ним и ожила. Оказалось, что не такая уж она и стеснительная, не такая зажатая. Она долго не рассказывала ему о себе, о детдоме, и лишь года через два раскрылась.

– Меня избили на третий же день в детдоме, Борь.

– Мальчишки?

– Не-ет. Воспитатель. Я боевая такая пришла, веселая, баловаться начала. Она таскала за волосы. Так вот за волосы и притащила в кладовку, заперла – учила быть тихой.

– Лида, Господи! Неуж там так с детьми?

– Да. Не со всеми. Некоторые уж приходят тихими, а остальных такими делают. С тех пор я боялась ее, вела себя, как мышка. Ненавижу детдом. Никогда мои дети не окажутся там! Никогда!

А Зинаида сестра настаивала – отдай в детдом, там уход получше твоего будет. А подрастет, может и заберёшь… А он вспоминал рассказ Лиды. Нет уж… Пусть лучше с ним девчонка растет.

Борису дали отпуск в самом начале года. За месяц нужно было решить – что же делать с девочкой.

Пожилая медсестра смотрела на него и жалостливо и сердито.

– Куда руки-то тянешь? Черные ведь… Это тебе не болванка, чай – ребенок!

– Да не грязь это. Не отмывается… Токарь я.

– Пока не отмоешь, не дам дитя. Поди вон… мыло.

Мыло не помогало, она принесла ему какой-то медицинский раствор, чернота запузырилась, и правда, руки стали чище.

– Разве пеленки это? Думал ли чего брал! … Пеленать-то умеешь? … А купать как знаешь? … С детской кухней договорился? Ох…горе, горе… , – причитала она, заворачивая ему девочку, объясняя по ходу основные азы кормления и купания, – Ищи бабенку, или бабку какую. Ведь не справишься сам-то. Как назовешь-то?

– Уж назвал. Свидетельство дали. Жена хотела мальчика – Сашу. Вот Александрой и записал. Александрой Борисовной.

– Шурочка, значит. Ну, – медсестра подняла запеленанный кулёк, – Сейчас бумаги вынесут, молочка, да и ступай. Чуть что – зови врача.

В авоське болталась бутылка холодного молока. Борис вышел на морозную улицу. Девочка сморщила личико, сжала глазки от яркого света зимней улицы, кругленький рот ее открылся, она чуток покряхтела.

Он почувствовал под руками ее живое тельце, и только сейчас вдруг испугался. Она же живая! Не кукла… Борис прикрыл девочке лицо и направился на автобусную остановку. Под ногами скрипел снежок.

Девочка уснула. А Борис ехал в каком-то оцепенении.

А что там будет дома? Что делать дальше? Растить, кормить, пеленать и думать, как жить …

Пока ещё особой любовью к этому «червячку» Борис не проникся, хоть и была она, вроде, хорошенькая. Теперь личико ее не было таким красным, как тогда, когда показывали ему ее месяц назад, чуток налились щёчки. Он называл ее мысленно – девочка. Не дочка, не Александра, не Шура, а именно – девочка. Как чужую.

Он вез домой нечто шевелящееся, канительное, создающее множество проблем. Он так задумался в автобусе, что расслабил и отпустил руки.

– Мужчина, Вы ребенка уроните! – услышал женский голос.

Борис спохватился, прижал девочку к груди, взглянул на нее – губки ее подергивались, девочка улыбалась во сне. Он прижал ее к себе покрепче.

А дома долго боялся распеленать, пугался ее крика. Выкормил все молоко, какое дали в роддоме, а позже с кричащей, плохо завернутой, побежал с ней на детскую кухню. Благо была она недалеко.

Детская кухня оказалась уже закрыта, но оставшаяся там работница сжалилась над ним, дала пару бутылочек молока, и велела приходить до одиннадцати каждый день.

Несколько дней Борис никак не мог втянуться в процесс. Девочка без конца плакала, он тряс ее, измерял температуру, то пеленал, то разворачивал. Она сучила ножками и ручками, вся напряжённая, красная от слез. А Борис думал, что наверное, в детдоме б ей было лучше. Таких малышей уж там точно не бьют.

Пустая стояла ее кроватка – девочка спала с ним.

– Чего ж она орет всё у Вас? – спрашивала соседка по дому, с которой ещё из-за несносной Лидиной бабки были они в ссоре.

– Я и сам не знаю… Как будто я специально! – вспылил он.

Соседка пришла, надавала советов, но эти советы выручили лишь чуток.

Он вымотался, не спал ночами. Один раз съездил с девочкой в поликлинику, там выписали какие-то капли от газов, велели класть на животик, но и это не помогло.

Неужто так и будет? – и ни сна, ни продыху…

Однажды днём ввалились ребята с работы. Шумные, веселые, дышащие свежестью. С ними Катерина – табельщица из их цеха.

– Пришли папашку навестить!

Они ввалились в тесный флигель.

– Эээ, зарос ты брат! Плохо нам без тебя. Возвращайся…

Дочка проснулась от шума, заплакала. Он схватил ее на руки. Но вскоре забрала ее Катерина, засюсюкала.

– Ничего себе! Берегись, папашка! Красоту вырастишь, проходу от женихов не будет.

– Лови…, – в дверь через головы вплыла красная высокая современная коляска, – Это тебе от коллектива. Начальство тоже подключилось.

– И это. От внучки младшей, – протянул узел Василий Петрович.

Они принесли с собой выпить и закусить. Чуток задержавшись, все прибрала Катерина.

Куль «это от внучки» Василия Петровича, их слесаря, было просто волшебным. Когда все ушли, Борис развязал узел, а там… ватное одеяло, пеленки, застиранные и совсем новые, пинетки вязаные, шапочки, ползунки, одежка и даже платьица… Борис и не знал, что на малышей есть столько одежды.

Следующим утром Борис проснулся неожиданно выспавшимся и настроенным оптимистично. Ушла тоска и хандра. Мирно спала где-то у него под мышкой дочка. Он долго смотрел на нее. Она опять улыбалась во сне – вот-вот проснется.

Борис начал понимать свою ошибку. Он делал все спонтанно: кормил, когда заплачет, укладывал спать ее практически постоянно, потому что хотел покоя, раздражался от ее хныканья, за пелёнками тоже следил абы как. Мыл – по необходимости.

Как там в деле токарном? Все по этапам: закрепление – точение – работа с резцами и … контроль. Так и тут надо действовать – утомить, опорожнить, накормить, уложить… Борис был токарем четвертого разряда. Иногда ему начальство доверяло самое сложные индивидуальные заказы.

Неужто тут не справится?

И когда девочка проснулась, заиграла ножками, он не стал совать ей бутылку сразу, как делал это раньше. Он развернул ее, натянул пинетки, и начал играть. Она весело ловила его палец, вытягивая рот трубочкой, тянула в рот.

Борис первый раз с похорон жены громко смеялся.

– Ох, Шурка! Ох, хитрющая… , – он первый раз назвал дочку по имени.

А она подтянула ножки и наложила ему кучку на пеленку.

– Ну, спасибо тебе, дорогая. Предупредить не могла? Я б газетку подложил.

И тут Шурочка радостно вскрикнула, упёрлась ножками в пинетках, приподняла спинку и размазала вокруг себя то, что размазывать было нежелательно.

– Эх ты! Кулемина… Специально, да? Только в новое одел! Жди теперь, сейчас купаться будем, – говорил он с дочкой впервые.

Он не давал ей спать до похода в магазин. В магазине его пускали без очереди, потому что пару раз Шурочка устроила там ор. Уже знали – один мужик девчонку рОстит, жена померла. Жалели…

А Борис вдруг понял, что дочка его любит, что с ней можно общаться. Она радостно встречает, узнает, успокаивается, когда напевает он песенки. Странно все это было – такая маленькая, а ты смотри…

Он первый раз с начала отпуска взглянул на себя в зеркало – почесал щетину. За что его любить-то такого? Он взял бритву и побрился.

А ведь она вырастет – отчего-то удивился он сам своей мысли. Вырастет, и будет у него взрослая дочь… Только сейчас он до глубины осознал, что это его ребенок, и только его. И будет дочка рядом во всей его предстоящей жизни.

И казалось ему, что все у нее сбудется, осуществится. Он как будто понял теперь две великие тайны земли – явление смерти и явление новой жизни. И теперь все, исключительно все было и будет в его жизни посвящено этой цели – вырастить дочь.

Борис влез в драку с пьяницами, зачастившими к ним в проулок. Они тащили сюда от мусора пивнушки какие-то коробки, доски, устраивали себе посиделки, орали песни, ругались матом…

А Боря вдруг подумал, что его дочка тут будет ходить в школу.

Он выгнал их с рукоприкладством, вынес все натасканное и решил, что будет впредь за этим следить. Но рыночные пьянчуги менялись, и этот угол он теперь разгонял регулярно. Выходил развешивать белье во двор, шел к забору, выглядывал. И если видел очередные посиделки, шел ругаться.

Он втягивался в такую жизнь…

Вот только, что делать в конце отпуска?

Чрез пару недель пошел он в ближайшие ясли. Впереди гордо катил коляску с дочкой, подтаяло, санки были лишними. Оказалось, детей туда берут с трёх месяцев. А ещё он узнал, что есть там пятидневка – в понедельник отдать, а в пятницу забрать дитя можно.

Все бы хорошо, да только мест в яслях нет, а очередь через горисполком.

– Чего ж вы раньше-то не пришли? Льготник ведь, раз один воспитываете. Идите в горисполком. Требуйте.

В горисполком он сходил. Заставили его в коридоре написать заявление, и на этом – всё. Сколько ждать, никто ему не объяснил.

Идти в отпуск по уходу? Но деньги катастрофически заканчивались, скоро жить будет не на что.

Катерина?

Ведь не зря она приезжала с мужиками. Не зря вздыхала, деловито убирала со стола, наводила после всех тут порядок.

Разведена, одна растит двоих детей.

– Хозяйка тебе нужна, – озиралась вокруг, – Да и сам ты мужик справный. Возле тебя ведь можно ещё и угреться, – она смеялась, а Борис опускал глаза.

Потом Катерина ещё прибегала, принесла ему оплату индивидуального заказа – мастер попросил. Опять посидела, поохала на горькую жизнь «без мужика», пожалилась.

Она широкая в бёдрах и неразмерно узкая в талии, с приподнятыми плечами и резкими чертами лица обладала какой-то неженственной силой. Борис и трёх секунд не выдерживал ее взгляда, смущался темных полукружий у век и какого-то лихорадочного огня в глазах.

Несмелым Борис был с бабами. Да и Лида была совсем другая. Понял он – Катерина не против будет с ним сойтись.

Но не хотелось.

А какой у него выход?

Оставалась неделя до конца отпуска. Он уж обдумывал, как доехать до завода, да поговорить с Катериной. Как в омут… Неужто с ней жить придется? Знать, судьба у него такая. А Катерина, хоть и хабалистая, но детей любит.

Приболела Шура, затемпературила. В этот день с утра он вызвал врача. Врач пришла ближе к обеду, выписала лекарства. Нужно было пойти в аптеку. Борис выскочил развесить белье, пока дочка уснула, привычно выглянул на угол проулка.

Там опять валялись картонные коробки, стоял притащенный кем-то ящик.

И вдруг он увидел, что за ящиком кто-то есть. Пьянь?

Борис занёс в дом таз, прислушался – спит ли дочка, накинул старую фуфайку и пошел на угол – разгонять этих пьяниц. Но за ящиками на корточках сидел парнишка лет пяти, а то и меньше, что-то нехотя жевал.

– Эй, пацан! Ты чего тут?

Мальчик вздрогнул, хотел улизнуть, но Борис схватил его за шиворот.

– Стой! Да не бойся ты! Куда? – он взял мальчика за руку. Ручонка грязная, красная и очень холодная.

Мальчик смотрел на него испуганно.

– Откуда ты?

– От мамы.

– А мама где?

– Там, – мальчик неопределенно махнул рукой в сторону рынка.

– Ты уж не потерялся ли? Знаешь, где мать-то?

– Знаю, – он посмотрел на раскинувшиеся ряды рынка, – Там, наверное. Или там.

– Ага, не знаешь, значит, – Борис догадался.

– Знаю, – твердил мальчишка.

– Ну, раз знаешь, покажешь.

Борис решил, что все равно нужно ему собирать Шуру и идти в аптеку. Заодно и мальчонку проводит, проверит, не заблудился ли.

– Ко мне пошли, погреешься и отведу тебя к матери.

Мальчик не спорил, мирно пошел с Борисом, шмыгнул у него прямо одетый на диван и притих. Когда собрал Борис Шуру, обнаружил мальчонку спящим. Пришлось будить.

– Эй, проснись. Мамка, поди, с ума сходит. Пошли, покажешь, где потерялся. Звать-то тебя как?

– Сашка, – тихо откликнулся мальчик, с трудом разлепив глаза.

– А фамилия как?

– Емельянов Александр Юрьевич…

– Ого. Молодец, все знаешь, – Борис знал, что на рынке есть радиорубка. Если мальчик мать не найдет, надо будет идти туда.

Александру Юрьевичу дали чаю, натянули большие рукавицы, и он с удовольствием помогал катить старые плетеные санки с Шурочкой. Как и ожидал Борис, мать они не нашли.

Площадь рынка здесь была немаленькая, да и близлежащие улицы пестрели лотками, киосками, кусками клеёнки с приложенными сверху камнями и разложенным товаром. Сначала мальчик шел уверенно, а потом засуетился.

– Стой! Хватит метаться. Вспомни, что вы покупали? Может мясо или овощи? Может одежду?

– Мы ничего не покупали.

– Хорошо. Может смотрели что? Разглядывали…

– Нет, ничего не смотрели.

Вот те на! Как с ним быть!

– Так чего ж вы тут делали?! – уже в сердцах прикрикнул Борис, он переживал за нездоровую Шурочку.

– Мы? Я ходил просто, а тетя мне пирожок дала, а мама ругается, – захныкал малыш… , – А я хотел пирожок.

– Так а мама что делала, когда тебе тетя пирожок дала? Что покупала?

–Ничего. У нас денег мало.

– Зачем вы тогда на рынок пришли? – Борис терял терпение, смотрел уж, как ближе пройти в радиорубку.

– Мы не пришли. Мы на автобусе приехали. Мама тут творог продает и сметану.

– Оооо!

Они направились в молочные ряды. Молоко в стеклянных банках, сметана в эмалированных бидончиках и вёдрах, творог, брынза, сливочное масло … эти ряды были нескончаемыми.

И вдруг:

– Санька! Санька! А мать с ума сходит! А он вота! Побежала уж в милицию ведь она, – полная продавщица в молочных лотках закричала в голос.

За матерью побежал какой-то подросток. Борис ждал, держал дочку на руках, ему задавали вопросы и уже приносили и ставили в санки баночки с молоком, сметаной, кулёк творога. Чувствуется, за Саньку переживали тут все.

Вскоре меж рядов показалась молодая светловолосая девушка в белом халате поверх толстого пальто. Глаза ее были заплаканы, но все равно была она очень миловидна. Из-под черной шапки – длинная толстая коса. Она прихрамывала.

– Мама! Мам, я больше не буду прятаться, – рванул к ней Санька.

Она обняла его, потом потрясла за плечи, что-то говорила, ругала.

– Нин, вон этот мужчина с дитем его привел. Мы уж его отблагодарили.

– Спасибо Вам! – она подошла к Борису, глаза глубокие, как озера,– Я … я уж не знала, что и думать. И по радио звали, и… к цыганам сбегла. Ох, думала – цыгане украли. А он…, – она с укоризной глянула на понурого сына.

Оказалось, Нина подрабатывает на рынке продавцом. Ездит сюда вместе с Санькой на электричке из деревни, потому что зимой в колхозе работы нет, соответственно и денег. По выходным возит сына с собой, потому что оставить не с кем – детсад не работает.

А Санька … А он вдруг понял, что если просто ходить по рядам и смотреть на вкусности, их иногда дают без денег. Мать об этом узнала, отругала, ну и начал Санька прятаться, чтоб съесть добытое… И на этот раз просто заблудился.

– А вашу девоньку как звать? – погладила она одеяло Шурочки.

– Да также – Санька.

– Ох ты! Надо ж! Я вам топлёного молочка сейчас дам, – она быстро пошла за свой лоток и достала литровую банку молока.

– Да я уж затарился, подруги ваши…

– А вы ещё приходьте, жену присылайте. Я подешевше отдам. Со среды до воскресенья я тута.

– Приде-ом, – с каким-то мягким удовольствием потянул Борис, уж больно нравился ему мягкий говорок женщины, – Нет у нас мамки. Одни мы с Шурой.

– Одни? Это как? А как же вы? – глаза распахнулись.

– Да вот так и живём. Померла жена.

– От-те, батюшки! – она схватилась за грудь. А потом покопалась в коробке, – Вот ещё маслица возьмите.

– Нет, нет, – уже смеялся Борис, – Мы лучше завтра придем.

Борис думал о Нине весь вечер. Понравилась, чего уж там. Хоть разглядеть ее в теплых рыночных одеждах и валенках хорошо и не смог. И вроде не замужем. Но чем больше думал, тем больше расстраивался. Нет, не пара он ей – мужик с ребенком, старше ее – видно же. Да и что он может предложить – старый флигель? А сейчас у него и денег совсем мало… Поиздержался…

Он ждал следующего утра. Ждал…

Но ночью случилось то, что испугало сильно – Шура горела. Борис утром опять вызвал врача, но так и не дождался, помчался в больницу сам.

– Чего вы паникуете, папаша? – успокаивала его детская медсестра, – Болеют дети, а как Вы думали?

А он, действительно, паниковал. Вернулись домой они уж к обеду. Неумело Борис принялся за процедуры, никак не мог приноровиться. Шурочка капризничала, ничего не ела, кашляла. Он носил ее по комнатам, приговаривал, заворачивал в теплые одеяла.

Вокруг валялись детские грязные пеленки, стояли лекарства, постель он утром так и не собрал. Не до порядка…

И в этот момент в дверь лихо застучали.

– Кто?

– Это мы с мамой!

Борис выглянул в окно – по двору быстро,чуток прихрамывая, шла Нина. Он положил Шуру, откинул дверной крючок.

– Нина? – он был очень удивлен.

– Уж простите, – она краснела, – Это Санька вот – «пошли, пошли, покажу, где живёт».» Мы ждали-ждали, уж уезжать, а вас нету. Мы просто молока привезли козьего. Для девочки Вашей специально. Вот, свежее, – она вынула из сумки банку, протянула ему, – Санька, а ну пошли! – прикрикнула на сына, и зашагала со двора.

– Спасибо, а я… А у меня Шура заболела сильно. Мы в больницу ездили.

– Заболела? – Нина остановилась, – А чего с ней?

– Температура, кашляет и капризы… В общем, простуда…

– Это плохо. Маленькая ведь, – Нина сделала шаг назад, – Чем лечите?

– Так чем… Врачи вот капли прописали.

Нина с Санькой вернулись в дом. Уже во всю плакала Шура. Борис ушел в комнату, подхватил дочь. Застыдился своего беспорядка.

– Вы уж простите, у нас тут…

Она отмахнулась.

– Дайте-ка, – протянула руки.

Борис отдал ей Шуру.

– Так а зачем ее кутать-то? Ей же жарко… Температура ведь.

– Так ведь простуда, прогреть надо.

– Не сейчас. Только температуру нагоните. Нут-ка…, – она положила Шуру, развернула, велела дать сухую рубашечку и пеленку, дала ей простой водички. И Шура вдруг успокоилась и даже начала гулить.

– Ох, чудо просто какое-то! Я уж часа два бегаю. Она не ест ничего.

– Так ведь когда болеешь и не до еды. Пить давайте поболе. Чаек вон.

– Разве можно ей чай?

– Слабенькой, конечно, можно… Травок бы. Так ведь только в среду тут буду, – она размышляла,– А ведь в аптеке есть ромашка-то… ,– хватилась, – Мы сбегаем.

– Да Вы весь день на ногах, оставайтесь. Побудьте с Шурой. А я сам.

Нина написала ещё какие-то лекарства, велела купить. А Борис вдруг увидел, что Нина необычайно стройна.

– Я в медицинском не доучилась. Саньку вон родила, да и бросила со второго курса. Не удивляйтеся – я и в деревне у нас всех лечу.

Как ждал он среды! Как ждал!

Соседка выручила – осталась с Шурой, а он помчался на рынок один. Нина смотрела озабоченно, спрашивала о здоровье Шуры, а он благодарил. Шурочка поправлялась очень быстро. Правда, от прогулок он воздержался. Да ещё и больничный оформил. Теперь отпуск его продлевался.

Теперь они виделись каждый день. А в субботу он забрал Саньку с утра домой, чтоб не болтался по холодному рынку. Но Сане сидеть в доме надоело быстро, попросился погулять во двор.

Нина отторговала и пошла за сыном.

Хороша она была собой. Коса приметная. А на углу – а на углу опять пьянь.

– Ты смотри какая краса. Заходи к нам на огонек, милая!

Борис ждал Нину. Он сливал кастрюлю со сварившейся картошкой, когда в дом вбежал запыхавшийся Санька.

– Дядь Борь, там маму бьют!

– Будь тут.

Борис рванул раздетый, в тапках.

– Ээй! А ну…, – ещё издали кричал он и бежал со всех ног!

Нина вырывалась, а ее упорно лапали и тянули в угол трое здоровых пьяных мужиков. Один пошел грудью на Бориса. Борис со всего лету саданул ногой его в грудь. Мужик попятился, повернулся и, как-то по-крабьи, боком, отбежал в сторону.

Другой размахнулся и кулаком ударил Бориса в плечо. Боль пронзила, но Борис сейчас зубами б загрыз любого, так был зол. Он пошел на мужика, схватил за полы куртки, толкнул в бок и тот завалился – они были пьяны.

Третий ретировался.

– Ты чего, мужик? Мы ж так… шутканули просто… Если б знали, что жена твоя…

Борис погнал их с проулка. Вернулся обратно к Нине, держась за руку.

– Борис! Тебе надо в больницу!

– Да нет. Пройдет!

Но Нина настояла, можно сказать – вытолкала из дома в больницу.

– Ты вот видишь, хромаю я. Протянули с лечением в детстве, кость неправильно срослась. Ступай…

Перелома не оказалось – ушиб. Но вернулся он не скоро, наложили ему шину.

А дома ждала его Нина. На диване Санька играл с Шурочкой, она нараспев гулила. И Борис вдруг подумал, что Лиде бы Нина понравилась.

– Нин, – был он сильно возбуждён этой дракой, решил не тянуть резину, – Нина, а у тебя есть кто-нибудь?

– Ага. Санька…, – улыбалась Нина.

– И у меня – Санька. И больше никого.

– Намекаешь, чтоб было у нас двое Санек? – она прятала смешливые глаза, разливала чай.

– Намекаю. Я хороший токарь, Нин. Зарабатываю… Дом этот плохой, ну так построить новый можно. Тут знаешь, такой жучок живёт неистребимый. Все ломать надо. А я… Я с ребенком вот, один. И вообще, старше тебя … Незавидный жених, в общем …

Борис совсем не умел делать предложение.

– Так ведь и я – хромая одиночка.

– Нин, я не от безысходности, нет. Ты только не думай так. Не хочешь – не соглашайся. Ты мне просто очень сильно понравилась. Очень… Только… Какой уж жених из меня?

– Незавидный? Вона какой завидный. Так за меня сегодня дрался! За меня ведь никто никогда не дрался, – Нина опустила глаза, покраснела. А потом подняла их, а они – бездонные, – Разе не догадался? Разе просто так я тогда сама к тебе пришла? Странные вы – мужчины.

Из комнаты вышел озадаченный Санька.

– Ма-ам! Там Шурочка во-от такую кучу навалила… Она что, в туалет прямо на кровати ходит? Девчонки – они такие странные…

Нина с Борисом переглянулись и громко рассмеялись.

Саньки их будут расти вместе. Это уж точно…

После многих лет безуспешных попыток завести ребенка, мы приняли в семью Сэма — милого трехлетнего мальчика с завораживающе голубыми глазами. Но когда Марк, мой муж, впервые попытался купать его, он неожиданно выбежал из ванной, крича: «Надо вернуть его!» Его паника казалась необъяснимой, пока я не заметила характерное родимое пятно на его ноге.

Я никогда не ожидала, что появление приёмного сына способно разрушить наш семейный очаг. Однако, оглядываясь назад, я понимаю, что некоторые дары судьбы приходят, обернутые в боль, и порой время подсовывает нам странные испытания.

«Ты нервничаешь?» — спросила я Марка, когда мы ехали в агентство. Держа в руках крошечный голубой свитер, купленный специально для Сэма, я представляла, как его маленькие плечики наполнят эту мягкую ткань.
«Я? Нет, — ответил он, хотя его пальцы судорожно сжимали руль. — Просто хочется, чтобы всё шло по плану. Пробки выводят меня из себя».
Он беспокойно постукивал по приборной панели, привычный нервный тик, который я замечала в последнее время всё чаще.
«Ты проверил детское кресло уже три раза, — добавил он с легкой усмешкой, — мне кажется, именно ты переживаешь больше».
«Конечно, переживаю! — ответила я, снова поглаживая свитер. — Мы так долго ждали этого момента».

Путь к встрече
Процесс усыновления оказался изнурительным: я проводила бессчетные часы, занимаясь бумажной волокитой, обследованиями дома и интервью, в то время как Марк всё больше уделял внимание своему бизнесу. Именно поэтому я так долго искала на сайте агентства фотографию подходящего ребёнка. И вот я увидела снимок Сэма — мальчика с глазами, как летнее небо, и улыбкой, способной растопить любой лёд. Его мать его оставила, и в его взгляде я увидела не только печаль, но и некую судьбоносную притягательность.

Однажды вечером, я показала Марку фотографию Сэма на планшете. Его лицо озарилась мягкой улыбкой, и он сказал: «Он замечательный малыш. Эти глаза — что-то особенное».
Но сомнения всё же присутствовали: «Справимся ли мы с воспитанием малыша?» — спрашивала я.
«Конечно, справимся, — уверял он, сжимая меня за плечо. — Независимо от возраста, я знаю, что ты станешь великолепной мамой».

Встреча с Сэмом
После всех этапов оформления, в агентстве нас встретила социальный работник, госпожа Чен, которая повела нас в небольшую игровую комнату. Там, среди разноцветных кубиков, Сэм сосредоточенно строил башенку.
«Сэм, помнишь ту добрую пару, о которой мы говорили? Они здесь», — тихо сказала госпожа Чен.
Я опустилась на колени рядом с мальчиком, сердце билось учащенно. «Привет, Сэм, какая замечательная башня! Могу я помочь?»
Он долго смотрел на меня, затем кивнул и протянул мне красный кубик. Этот маленький жест казался началом чего-то великого.

Домашний уют и первая трещина
По дороге домой в тишине Сэм крепко держал своего плюшевого слона, время от времени издавая забавные звуки, от которых Марк невольно улыбался. Я не могла поверить, что этот мальчик, казавшийся таким хрупким, теперь наш. Дома я начала распаковывать его несколько личных вещей. Маленькая сумка, в которой он приехал, казалась слишком легкой для того, чтобы вместить целый мир детства.
«Давай я купаю его, — предложил Марк, — так ты сможешь обустроить его комнату так, как мечтаешь».
«Отлично, не забудь про игрушки для ванны», — ответила я с радостью.
Но счастье длилось всего сорок семь секунд.

Из ванной донёсся пронзительный крик. Я выбежала в коридор и увидела, как Марк, бледный как привидение, вырывается из ванной.
«Что ты имеешь в виду, говоря о возврате его? Мы только что усыновили его! Он не товар из магазина!» — с трудом сдерживала слёзы я.
Марк нервно ходил взад и вперёд, заплетая волосы, дыхание его было прерывистым.
«Я понял, что не могу принять его как своего сына. Это была ошибка», — говорил он, избегая моих взглядов.

Я едва могла поверить: «Ты был так счастлив всего несколько часов назад, смеялся вместе с ним в машине, имитируя звуки слона! Почему теперь?» «Не знаю… просто я не могу с ним сблизиться», — отвечал он, дрожа и опуская взгляд.

Я ворвалась в ванную, где Сэм сидел, растерянный и почти полностью одетый, за исключением носков и обуви. Он крепко прижимал плюшевого слона к груди.
«Привет, малыш, — попыталась я улыбнуться, несмотря на разбитое сердце, — давай помоем тебя. Может, мистер Слон тоже захочет принять участие?»
Сэм тихо сказал: «Он боится воды».
«Ничего страшного, пусть наблюдает», — ответила я, ставя игрушку на полку, и продолжила купать его, пытаясь вернуть в мир хоть каплю радости.

В этот момент, глядя на его маленькую ножку, я заметила родимое пятно, которое было идентично тому, что я видела на ноге Марка во время наших летних походов к бассейну. Это открытие заставило моё сердце биться быстрее, и в моей голове начали мелькать тревожные мысли.

— «У тебя волшебные пузырьки», — произнёс Сэм, весело похлопывая по пене, которую я, едва заметив, добавила в воду. — «Это особенные пузырьки», — тихо сказала я, наблюдая за его игрой. Его улыбка теперь казалась чем-то знакомым.

Разоблачение и перемены
Поздней ночью, после того как я уложила Сэма спать, я столкнулась с Марком в нашей спальне. Расстояние на двуспальном матрасе казалось непреодолимым.
«Пятно на его ноге совпадает с твоим», — тихо произнесла я.
Марк замер, снимая часы, а затем с хриплым смехом ответил: «Просто совпадение. Многие имеют родимые пятна».
«Я настаиваю на ДНК-тесте», — твердо сказала я.

«Это абсурд, — резко возразил он, отворачиваясь, — ты позволяешь своему воображению унести тебя. День был слишком тяжелым».

Но его реакция говорила сама за себя. На следующий день, когда Марк ушёл на работу, я взяла несколько прядей с его расчески и сделала мазок с щечки Сэма во время чистки зубов, сославшись на проверку на кариес.

Ожидание результатов длилось мучительно. Марк всё больше отдалялся, проводя время в офисе, а я, тем временем, сближалась с Сэмом. Уже через несколько дней он начал звать меня «мамой», и каждое это слово согревало меня, несмотря на всю неопределенность ситуации.
Мы установили свой семейный ритм: утренние блины, вечерние сказки и прогулки по парку, где он собирал маленькие сокровища — листья и интересные камешки для своей подоконной полки.

Две недели спустя результаты подтвердили мои подозрения — Марк был биологическим отцом Сэма. Я сидела за кухонным столом, уставившись на бумагу, пока весёлый смех Сэма доносился с заднего двора, где он играл с игрушечной палочкой для пузырей.

«Это случилось однажды ночью, — наконец признался Марк, — я был пьян на конференции. Я даже не знал… не думал, что это возможно». Он протянул мне руку, лицо его исказилось от боли. «Пожалуйста, давай попробуем всё исправить. Я обещаю, что изменюсь».
Я отступила, голос мой стал ледяным: «Ты почувствовал страх, когда увидел то родимое пятно. Именно поэтому ты испугался».
«Прости, — прошептал он, опускаясь на кухонный стул. — Когда я увидел его в ванне, воспоминания нахлынули. Та женщина… я даже не запомнил её имени. Мне было так стыдно, что я пытался всё забыть».
«Четыре года назад, когда я проходил лечение от бесплодия? Каждый месяц слёзы из-за неудач?» — каждое слово было как нож, пронзающий меня.

На следующее утро я обратилась к опытной юристке по имени Джанет, которая выслушала меня без осуждения и подтвердила, что, будучи легально приёмной матерью Сэма, я обладаю родительскими правами. Незарегистрированное отцовство Марка не давало ему права на опеку.

В тот же вечер, когда Сэм уже крепко спал, я сказала Марку: «Я подаю на развод и хочу получить полную опеку над Сэмом».
«Его мать уже оставила его, а ты почти сделала то же самое», — добавила я резко. «Я не позволю, чтобы он снова оказался брошенным».
Марк опустил голову: «Я люблю тебя».

«Любовь, которая не способна быть честной, не стоит того. Похоже, ты любил лишь себя».
Марк не стал спорить, и развод прошёл быстро. Сэм, несмотря на всё, адаптировался, хотя время от времени спрашивал, почему папа больше не живёт с нами.

«Иногда взрослые совершают ошибки, — говорила я, гладя его по волосам, — но это не значит, что они не любят тебя». Это была самая добрая правда, которую я могла ему предложить.

Новая глава
Прошли годы, и Сэм вырос в замечательного молодого человека. Марк время от времени присылает поздравительные открытки и редкие письма, но сам держится на расстоянии — его выбор, а не мой.
Многие спрашивают, жалею ли я, что не ушла, когда узнала правду. Я лишь качаю головой. Сэм перестал быть просто приёмным ребёнком — он стал моим сыном, несмотря на все биологические сложности и предательство. Любовь не всегда бывает простой, но она всегда требует выбора. Я поклялась никогда не расставаться с ним, разве что, может быть, с его будущей невестой.

А вот ещё одна история: несмотря на все трудности одинокой мамы, мне пришлось помочь пожилой женщине, которую я встретила холодной рождественской ночью. Никогда не думала, что один акт доброты приведёт ко встрече с роскошным внедорожником у моего дома — и поможет залечить разбитое сердце. Чтобы узнать подробнее, нажмите здесь.

Эта история вдохновлена реальными событиями и людьми, но все детали вымышлены для художественного эффекта. Имена, персонажи и факты изменены для сохранения конфиденциальности. Любое совпадение с реальностью является случайным.

Автор и издатель не несут ответственности за точность описанных событий и характеров, а также за возможное неверное толкование. История представлена «как есть», и все мнения принадлежат только персонажам, а не автору или издателю.

– Стёп, я не понимаю, что ты хочешь, – произнесла Катя.

– Да ничего особенного, – отозвался Степан. – Просто хочу побыть в одиночестве, передохнуть. Вот… Съезди на дачу, расслабься, сбрось пару килограммов. А то совсем расплылась.

Он брезгливо скользнул взглядом по фигуре жены. Катя знала, что набрала вес из-за лечения, но спорить не стала.

– Где эта дача? – спросила она.

– В очень живописном месте, – усмехнулся Степан. – Тебе должно понравиться.

Катя решила не спорить. Ей тоже хотелось отдохнуть. «Наверное, мы просто устали друг от друга, – подумала она. – Пусть соскучится. А я не вернусь, пока он сам не попросит».

Она начала собирать вещи.

– Ты не обижаешься? – уточнил Степан. – Это ненадолго, просто чтобы отдохнуть.

– Нет, всё в порядке, – выдавила улыбку Катя.

– Тогда я пошёл, – Степан чмокнул её в щёку и вышел.

Катя тяжело вздохнула. Их поцелуи давно утратили прежнюю теплоту.

Дорога заняла гораздо больше времени, чем ожидалось. Катя дважды сбивалась с пути – навигатор глючил, а мобильной связи не было. Наконец показалась табличка с названием деревни. Место оказалось глухим, дома хоть и деревянные, но аккуратные, с резными наличниками.

«Современных удобств здесь явно нет», – подумала Катя.

Она не ошиблась. Дом представлял собой полуразвалившуюся избушку. Без машины и телефона она бы чувствовала себя как в прошлом веке. Катя достала мобильник.
«Сейчас позвоню ему», – решила она, но связи по-прежнему не было.

Солнце клонилось к закату, Катя устала. Если не зайти в дом, придётся ночевать в машине.

Возвращаться в город не хотелось, да и давать Степану повод сказать, что она не справляется, тоже не хотелось.

Катя выбралась из машины. Её ярко-красная куртка выглядела нелепо среди деревенских пейзажей. Она улыбнулась сама себе.

– Что ж, Катюша, не пропадём, – произнесла она вслух.

Утром её разбудил пронзительный крик петуха под окном машины, в которой она и заснула.

– Ну что за шум? – проворчала Катя, опуская стекло.

Петух посмотрел на неё одним глазом и снова завопил.

– Да что ты раскричался? – возмутилась Катя, но тут увидела, как мимо окна пролетел веник, и петух замолчал.

На пороге появился пожилой мужчина.

– Здравствуйте! – поприветствовал он её.

Катя удивлённо рассматривала его. Таких персонажей, казалось, уже не осталось – словно сошёл с картинки.

– Не серчайте на нашего петуха, – сказал дедушка. – Хороший, только орёт будто режут.

Катя рассмеялась, сон моментально слетел. Дедушка тоже улыбнулся.

– Ты к нам надолго или в гости?

– На отдых, насколько хватит терпения, – ответила Катя.

– Заходи к нам, деточка. На завтрак. Познакомишься с бабкой. Она печёт пироги… Да вот некому есть. Внуки раз в год приезжают, дети тоже…

Катя не отказалась. Нужно же познакомиться с соседями.

Жена Петра Ильича оказалась настоящей сказочной бабушкой – в передничке, платочке, с беззубой улыбкой и добрыми морщинками. В доме царили чистота и уют.

– Как у вас замечательно! – восхитилась Катя. – Почему же дети так редко приезжают?

Анна Матвеевна махнула рукой.

– Мы сами просим их не ездить. Дорог нет. После дождя неделю не выехать. Раньше был мост, хоть и старый. А лет пять назад обрушился. Живём как отшельники. Раз в неделю Степаныч ездит в магазин. Лодка не выдерживает. Степаныч крепкий, но возраст…

– Божественные пирожки! – похвалила Катя. – Неужели никому нет дела до людей? Кто-то должен этим заниматься.

– Да кому мы нужны? Пятьдесят человек всего. Раньше тысяча жило. А теперь разъехались.

Катя задумалась.

– Странно. А администрация где?

– На той стороне моста. А в объезд – 60 километров. Думаешь, мы не ходили? Ответ один: денег нет.

Катя поняла, что нашла себе занятие на отдых.

– Расскажите, где найти администрацию. Или поедете со мной? Дождя не предвидится.

Старички переглянулись.

– Ты серьёзно? Ты же отдыхать приехала.

– Совершенно серьёзно. Отдых может быть разным. А вдруг я ещё приеду, а тут дождь? Я и для себя постараюсь.

Старички тепло улыбнулись.

В городской администрации ей заявили:

– Да сколько можно доставать! Вы делаете из нас злодеев. Посмотрите на городские дороги! Кто, по-вашему, даст денег на мост в деревню, где полсотни жителей? Ищите спонсора. Например, Соколовского. Слышали о нём?

Катя кивнула. Конечно, слышала – этот Соколовский владелец фирмы, где работает её муж. Он родом отсюда, родители переехали в город, когда ему было около десяти лет.

Продумав всю ночь, Катя решилась. Она знала номер Соколовского – муж несколько раз звонил с её телефона. Решила не упоминать, что Степан её муж, а позвонить как сторонний человек.

Первый раз не удалось поговорить, во второй – Соколовский выслушал её, помолчал, потом рассмеялся.

– Знаете, я уже забыл, что там родился. Как там сейчас?

Катя обрадовалась.

– Очень красиво, спокойно, люди замечательные. Я отправлю фото и видео. Игорь Борисович, я обошла все инстанции – никто не хочет помогать старикам. Остаётесь только вы.

– Подумаю. Отправьте фото, хочу вспомнить, как там было.

Катя два дня усердно снимала видео и фотографии для Соколовского. Сообщения были прочитаны, но ответа не последовало. Она уже решила, что всё напрасно, когда Игорь Борисович позвонил сам: – Екатерина Васильевна, не могли бы вы завтра подъехать в офис на Ленина около трёх? И подготовьте предварительный план работ.

– Конечно, спасибо, Игорь Борисович!

– Знаете, это словно погружение в детство. Жизнь такая гонка – некогда остановиться и помечтать.

– Понимаю вас. Но вам стоит приехать лично. Завтра я обязательно буду.

Только положив трубку, Катя осознала: это тот самый офис, где работает её муж. Она улыбнулась: будет забавный сюрприз.

Приехала заранее, до встречи оставался ещё час. Припарковав машину, она направилась к кабинету мужа. Секретаря не оказалось на месте. Вошла внутрь, услышала голоса из комнаты отдыха и пошла туда. Там был Степан и его секретарша.

Увидев Катю, они явно растерялись. Она застыла в дверях, а Степан вскочил, пытаясь натянуть брюки.

– Кать, что ты здесь делаешь?

Катя выбежала из кабинета, в коридоре столкнулась с Игорем Борисовичем, сунула ему бумаги и, не сдерживая слёз, побежала к выходу. Как добралась до деревни, не помнила. Упала на кровать и разрыдалась.

Утром стук в дверь разбудил её. На пороге стоял Игорь Борисович с группой людей.

– Доброе утро, Екатерина Васильевна. Вижу, вчера вы были не готовы говорить, поэтому приехал сам. Чаю нальёте?

– Конечно, проходите.

Игорь ни словом не обмолвился о вчерашнем. За чаем к дому собрались почти все жители деревни. Игорь выглянул в окно.

– Ого, делегация! Екатерина Васильевна, это случайно не дед Ильич?

Катя улыбнулась: – Он самый.

– Тридцать лет назад он уже был дедом, а его хозяйка кормила нас пирогами.

Мужчина обеспокоенно взглянул на Катю, и она быстро ответила: – Анна Матвеевна жива-здорова и печёт свои знаменитые пироги.

День пролетел в заботах. Люди Игоря замеряли, записывали, считали.

– Екатерина Васильевна, можно вопрос? – обратился Игорь. – По поводу вашего мужа… Вы его простите?

Катя задумалась, потом улыбнулась: – Нет. Знаете, я даже благодарна ему за то, что всё так вышло… А что?

Игорь промолчал. Катя встала, оглядела дом: – Если мост появится, здесь можно сделать удивительное место! Отремонтировать дома, создать уголки для отдыха. Природа нетронутая, настоящая. Но заняться некому. А если бы вы не захотели вернуться в город…

Игорь любовался ею. Женщина особенная, решительная, умная. Раньше он не замечал, но теперь видел её во всей красе.

– Катя, я могу ещё приехать?

Она внимательно посмотрела на него: – Приезжайте, буду рада.

Строительство моста шло стремительно. Жители благодарили Катю, молодёжь начала возвращаться. Игорь стал частым гостем.

Муж несколько раз звонил, но Катя игнорировала звонки, затем занесла номер в чёрный список.

Рано утром раздался стук. Сонная Катя открыла дверь, ожидая беды, но на пороге стоял Степан.

– Привет, Кать. Я за тобой. Хватит дуться. Извини, – сказал он.

Катя рассмеялась: – «Извини»? Это всё?

– Ну, ладно тебе… Собирайся, поехали домой. Не прогонишь же меня? И вообще, дом-то не твой, не забыла?

– Сейчас как прогоню! – воскликнула Катя.

Скрипнула дверь, из комнаты вышел Игорь в домашней одежде: – Этот дом куплен на средства моей фирмы. Или вы, Степан Александрович, считаете меня дураком? Сейчас в офисе ревизия, и вам придётся ответить на много вопросов. А Катерину я попросил бы не волноваться – вредно в её положении…

Глаза Степана округлились. Игорь обнял Катю: – Она моя невеста. Будьте любезны покинуть дом. Документы на развод уже поданы, ждите уведомление.

Свадьбу сыграли в деревне. Игорь признался, что снова полюбил это место. Мост построили, отремонтировали дорогу, открыли магазин. Люди начали покупать дома под дачи. Катя с Игорем тоже решили обновить свой дом – чтобы было куда приезжать, когда появятся дети.

— Рома, Ромочка, у нас близнецы! — раздался радостный и взволнованный голос Тани по телефону. — Они такие крохотные, всего по 2,5 килограмма, но здоровые, представляешь? Всё хорошо!

— На УЗИ ведь говорили, что двойня… — буркнул Роман, словно новость не была для него сюрпризом. — Пацаны?

— Да, мальчики! Они такие хорошенькие! — слёзы счастья текли по щекам молодой мамы. Она наконец-то держала своих детей на руках…

Беременность далась Тане нелегко. Ещё с самого начала отец её детей, Роман, не был в восторге от этой новости. Они работали вместе: Таня — бухгалтером, Роман — водителем на небольшом предприятии. Их нельзя было назвать страстными влюблёнными, но они были молоды, часто пересекались, и между ними завязались отношения. Роман тогда только переживал разрыв с невестой — свадьба с Лидой была уже назначена, но измена разрушила их будущее. Он своими глазами увидел, как она целовалась с его другом, и после этого свадьбу отменили. Роман искал утешения, а Таня оказалась рядом.

Она никогда не пользовалась особым вниманием мужчин: ярко-рыжие непослушные волосы, усыпанные веснушками щеки и склонность к полноте делали её не самой популярной девушкой. Она с детства пыталась бороться с лишним весом, но порой торты и шоколадки брали верх. Роман стал её первым серьёзным мужчиной, и Таня с головой окунулась в эти чувства.

Но если для неё эти отношения значили многое, то для Романа всё было иначе. Он не хотел афишировать их, поджидал Таню за зданием конторы после работы, избегал людных мест. Однако в небольшом посёлке тайны не бывают долгими. Люди заговорили, и чтобы досадить бывшей невесте, Роман начал открыто заявлять, что он влюблён в Таню. Девушка услышала об этом, поверила и, конечно, растаяла.

Таня жила у своей одинокой тётки в маленькой квартире. Они особо не ладили, но девушку терпели, потому что она привозила из дома продукты и готовила. Когда тётка нашла тест на беременность с двумя полосками, она немедленно отправилась на разведку — к матери Романа. Узнав о беременности Тани, Марта Олеговна пришла в настоящий шок.

— Сын, оказывается, у тебя невеста! — встретила она Романа словами, полными удивления.

— Какая невеста?! — нахмурился он. — Да, встречаюсь с девушкой, но ничего серьёзного!

— А ничего, что она беременна? — голос матери был строг.

Так Роман узнал, что скоро станет отцом. Он не был готов, но выхода не оставалось: свадьба состоялась. Вернее, просто роспись и скромный ужин в доме его родителей.

Таня была счастлива, не замечая ни холодности мужа, ни косых взглядов его сестры. Она верила, что он полюбит её, ведь теперь у них семья.

Но Роман не скрывал своего безразличия. Он не проявлял нежности, не интересовался самочувствием жены и совершенно не ждал рождения детей. Он начал задерживаться на работе. Таня пыталась не замечать этого, но однажды всё изменилось.

В магазине к ней подошла эффектная блондинка.

— Теперь я понимаю Ромку, — насмешливо сказала Лида, окинув Таню оценивающим взглядом. — Понятно, почему он домой не спешит.

— В смысле? — Таня напряглась.

— Он не хочет там быть. Не любит тебя. Ты ведь понимаешь?

Эти слова резанули по сердцу. Таня хотела ответить, но почувствовала резкую боль в животе. Её срочно увезли в больницу.

Через несколько дней она родила.

— Ром, приезжай, посмотри на сыновей, — тихо попросила Таня.

— Посмотрим… — пробормотал он и повесил трубку.

После выписки Таня вернулась в дом его родителей. Кирилл и Ефим были беспокойными, не давали спать, требовали постоянного внимания. Свекровь помогала, но муж… Муж держался подальше.

А потом Таня случайно услышала разговор Романа с матерью.

— Мне плевать на них, — равнодушно сказал он. — Таня сама хотела детей, вот пусть теперь и живёт с ними.

Она собрала вещи и решила уехать.

— Оставайся, — вдруг сказал Роман. — Я уйду.

Он ушёл к Лиде. Но очень скоро понял, что сделал ошибку.

Жизнь с Лидой не была такой, как он ожидал. Она не готовила, не заботилась о нём, тратила его деньги и требовала большего. А он всё чаще вспоминал Таню.

Впервые за долгое время он пришёл в родительский дом, чтобы увидеть детей. Когда он увидел Татьяну — изменившуюся, похорошевшую, улыбчивую — внутри что-то дрогнуло.

— Ты изменилась, — тихо сказал он.

— Спасибо, — ответила Таня, глядя ему прямо в глаза.

Роман стал проводить с детьми больше времени. Теперь каждую неделю он приходил домой и задерживался подолгу. Лида психовала, но ему было уже всё равно.

— Может, пора развестись? — предложила однажды Таня.

— Давай не будем спешить… — неожиданно ответил он.

В тот вечер он не вернулся к Лиде.

А вскоре она уехала на неделю, а он собрал вещи и вернулся домой.

— Я знала, что ты вернёшься, — шепнула Таня, прижимаясь к нему.

— Я больше никуда не уйду, — ответил он.

Лида, сидя в кафе у моря, усмехнулась, глядя на кольцо с бриллиантом.

— Да, Саш, я выйду за тебя замуж, — легко сказала она.

Любовь? Не всегда она гарантирует счастье. Иногда проще без неё…

А Таня в это время улыбалась, держа мужа за руку.

Она знала: любовь всё-таки победила.

Алиса подозревала, что мальчик, который часто собирал остатки еды из ее ресторана, что-то скрывает, поэтому однажды решила последовать за ним. Но то, что она обнаружила по пути, потрясло ее.

— Тебе повезло, мальчик. Сегодня у нас много остатков, и ты можешь забрать все домой, — сказал Стив. Он был шеф-поваром ресторана Алисы и часто откладывал еду для Кристофера, маленького мальчика, который часто приходил в ресторан, чтобы поесть.

— Правда? Так много еды? Мне хватит, чтобы поделиться с друзьями? — Глаза Кристофера загорелись.

— Да, Крис, — ответил Стив с широкой улыбкой. — Подожди здесь, я принесу пакеты для тебя.

Почему женская фигура “плюс-сайз” становится всё популярнее?
Herbeauty
Кристофер был в восторге, получив еду. Он поблагодарил Стива с сияющей улыбкой, помахал ему на прощание и радостно ушел.

Алиса, с другой стороны, не знала, что это обычная практика в ее ресторане, пока не увидела, как Кристофер уходит ночью. Однако она не была уверена, что мальчик действительно ел остатки еды, чтобы просто утолить голод.

«Я должна выяснить, что происходит с этим ребенком. В конце концов, он не выглядит бездомным», — подумала она, наблюдая за ним.

В следующие дни Алиса ждала его возвращения, и когда он пришел на третий день, она встретила его в ресторане.

— Привет, ты пришел за остатками еды? — мягко спросила она.

— Да! — радостно ответил Крис. — Вы можете позвать повара? Он, наверное, оставил мне несколько пакетов.

Алиса улыбнулась ему.

— В этом нет необходимости. Я приготовила для тебя свежую еду, чтобы ты не ел остатки. Кстати, как тебя зовут?

— О, это очень мило с вашей стороны, спасибо, — ответил Кристофер. — Меня зовут Кристофер, но можете звать меня Крис.

— Почему ты не ешь дома, Крис? — спросила Алиса. — Твоя мама больна?

Выражение лица Кристофера изменилось.

— Ну… на самом деле, я живу в детском доме, и там плохо кормят. Каждый раз, когда я прихожу сюда, ваши сотрудники помогают мне. Я очень благодарен вам за это. В любом случае, мне пора идти, — сказал он и убежал.

Алиса все это время подозревала, что мальчик что-то скрывает. Поэтому в тот день она решила последовать за ним.

И то, что она увидела дальше, потрясло ее.

Вместо того чтобы пойти в детский дом, Крис подошел к дому, оставил пакет с едой на крыльце и убежал. Вскоре вышла пожилая женщина, озадаченно огляделась, взяла пакет и зашла обратно в дом.

Алиса уже собиралась постучать в дверь и спросить женщину, кто она и откуда знает Кристофера, но в этот момент ей позвонили из ресторана по срочному делу, и ей пришлось уйти.

На следующий день, когда Кристофер снова пришел в ресторан, она уже ждала его.

— Тебе есть что мне объяснить, Крис. Я знаю, что ты берешь еду не для себя. Будь честен, кто эта женщина?

— Прости, что солгал тебе, — сразу признался Крис. — Я носил еду своей бабушке. Она единственная семья, которая у меня осталась.

Алиса была ошеломлена.

— Тогда почему ты живешь в детском доме?

Крис нахмурился.

— Когда мои родители умерли, моя бабушка не смогла получить опеку надо мной, потому что у нее не было достаточно денег. Она даже не может позволить себе еду, поэтому я каждый день беру здесь еду и оставляю у ее дома.

Алиса гордилась тем, как Крис заботится о своей бабушке, но в то же время ей было больно за них. Поэтому в тот же день она пошла к его бабушке и все ей рассказала.

Бабушка Кристофера, Эдит, была потрясена, когда поняла, что это ее внук оставлял пакеты с едой у ее двери.

— Это правда был мой внук? — Эдит едва не заплакала. — О боже, как же я скучаю по нему! Мне так жаль, что я не могу ему помочь.

— Не переживайте, мадам, — успокоила ее Алиса. — Есть способ, как я могу помочь вам и вашему внуку.

В тот же день Алиса отправилась в детский дом, где жил Кристофер, и подала заявление на опеку над мальчиком. К счастью, все формальности были быстро улажены, и Кристофер смог вернуться домой к своей бабушке.

— Я не знаю, как отблагодарить вас за то, что вы сделали, Алиса, — благодарила Эдит. — Я всегда хотела быть рядом с внуком, но обстоятельства были таковы, что… — Эдит расплакалась.

— Вам не нужно благодарить меня, мадам, — ответила Алиса. — Я была более чем счастлива помочь. Я потеряла родителей, когда была молода, поэтому понимаю, как важно быть рядом с родными.

Эдит взяла Алису за руки.

— Я не могу тебя отблагодарить, но ты всегда можешь приходить к нам в гости. В конце концов, теперь ты как семья для нас.

— Это очень мило с вашей стороны, мадам, — сказала Алиса, почти прослезившись. — Мне бы очень этого хотелось. Я уже люблю Криса. Он замечательный мальчик.

— О, да, он такой, — согласилась Эдит. — Теперь мне только нужно найти способ его обеспечивать.

— В таком случае у меня есть для вас предложение…

Эдит думала, что Алиса предложит ей работу в ресторане, но когда услышала, что именно, снова расплакалась.

— Знаю, это может быть неожиданно, но с тех пор, как я потеряла родителей, у меня нет никого, кто бы заботился обо мне, — сказала Алиса. — Поэтому я ищу кого-то, кто мог бы полюбить меня, как мать. Надеюсь, вы согласитесь. А что касается образования Криса, это моя ответственность, ведь я его опекун.

— Конечно, дорогая, — ответила Эдит, обнимая ее. — Я никогда не смогу отблагодарить тебя за твою доброту. Ты буквально явилась в нашу жизнь как ангел.

— Вам не нужно благодарить меня, — сказала Алиса. — Теперь у меня есть семья, и это самое большое богатство, которое я могла бы иметь.

Чему нас учит эта история?
Не все герои носят плащи. Алиса спасла Кристофера и его бабушку от бедности и стала для них настоящей героиней.
Будьте добры и сострадательны к другим. Как Алиса по отношению к Кристоферу и его бабушке Эдит.
Если эта история вам понравилась, поделитесь ею с друзьями. Она может сделать их день лучше и вдохновить на добрые поступки.

Я трижды выходила замуж, и каждый раз пыталась быть идеальной женой: теперь я боюсь остаться одна на старости лет

Ему не нужна была слабая, больная жена. Он просто ушёл, не оглядываясь, нашел себе другую.

Третьего мужа я, можно сказать, с улицы подобрала. Я его на ноги поставила, помогла устроиться. Я работала, половину зарплаты отдавала ему, хотя он и пальцем не шевельнул ради меня. А недавно он вдруг заявил мне, что я выгляжу неухоженной, что я старая и не слежу за собой.

Я трижды выходила замуж, и каждый раз пыталась быть идеальной женой: теперь я боюсь остаться одна на старости лет

И это мне говорит мужчина, который младше меня всего на три года! Себя он при этом считает молодым, полным сил, а меня — чуть ли не развалиной. Я разозлилась, перестала давать ему деньги, но он тут же начал называть меня жадной, высказывать всё, что думает.

Внутри что-то говорит, что мужчина должен быть рядом, что он всё-таки глава семьи. Но я больше не могу терпеть этого нахлебника.

Я трижды выходила замуж, и каждый раз пыталась быть идеальной женой: теперь я боюсь остаться одна на старости лет

И вот я не знаю как поступить. Я столько лет с ним прожила, работала, тянула его на себе. Но кому я теперь буду нужна? Ведь старых женщин никто не любит… Или я ошибаюсь?

Когда мы с женой поехали в детский дом для усыновления, мы никак не ожидали встретить маленькую девочку, которая выглядела в точности как наша дочь. Но самое шокирующее оказалось впереди — правда, которую невозможно было представить.

«Эмили, ты готова? Мама присмотрит за Софией, так что у нас целый день в запасе». Я завязывал шнурки, пока моя жена спускалась по лестнице. Она выглядела нервной, разглаживая невидимые складки на своей блузке.

«Думаю, да, Дэвид», — тихо сказала она, в голосе звучала неуверенность. — «Просто… Надеюсь, мы делаем правильный выбор. А если ребенок не почувствует с нами связь?»

Я подошел и взял ее за руки.

«Мы говорили об этом месяцами. Ты прочитала все книги. Мы готовы настолько, насколько это возможно. К тому же ни один ребенок не устоит перед твоими блинчиками».

Эмили улыбнулась, ее щеки порозовели.

«Спасибо за доверие».

Моя пятилетняя дочь от первого брака, София, выглянула из гостиной.

«Можно мне блинчики завтра, мамочка?»

Лицо Эмили смягчилось.

«Конечно, дорогая». Она улыбнулась, но в ее глазах мелькнула тень грусти. Я знал, что она любит Софию как родную, но также понимал, что ей хочется услышать слово «мама» с самого начала.

Когда мы ехали в приют, воздух в машине был наполнен напряжением. Эмили смотрела в окно, крутила обручальное кольцо.

«Ты в порядке?» — спросил я.

«Мне страшно», — призналась она. — «А вдруг мы не найдем ребенка, который будет… наш?»

Я сжал ее руку.

«Мы найдем. Ты всегда говоришь — любовь найдет путь».

Когда мы приехали, нас тепло встретила директор приюта. Миссис Грэм — пожилая женщина с серебристыми волосами и добрыми глазами.

«Добро пожаловать. Я так рада, что вы здесь».

Эмили кивнула сдержанной улыбкой.

«Спасибо, миссис Грэм. Мы взволнованы и… немного нервничаем».

«Это нормально», — заверила нас миссис Грэм. — «Давайте сначала немного поговорим в моем кабинете».

В уютном кабинете, среди фотографий счастливых семей, мы рассказали, какого ребенка ищем.

«Мы открыты к любому ребенку», — сказал я. — «Мы просто хотим почувствовать связь».

Миссис Грэм кивнула.

«Понимаю. Давайте я покажу вам игровую комнату. Дети все такие разные, и я думаю, вы почувствуете, когда найдете своего».

В игровой комнате звучал смех. Дети бегали, рисовали, играли. Лицо Эмили озарилось, когда она увидела мальчика, строящего башню из кубиков.

«Привет!» — сказала она, присев рядом. — «Какая высокая башня! Как тебя зовут?»

Мальчик улыбнулся.

«Илай. Не сломай её!»

«Даже не подумаю», — рассмеялась Эмили.

Я подошел к девочке, которая рисовала мелками на доске.

«Что ты рисуешь?»

«Единорога», — уверенно ответила она. — «Ты большой. Ты папа?»

«Да», — улыбнулся я. — «Ты любишь пап?»

«Они нормальные», — пожала плечами девочка.

Эмили поймала мой взгляд. Я знал, что она чувствовала то же самое — как выбрать одного ребенка?

И тут я почувствовал легкое прикосновение к плечу. Обернувшись, я увидел маленькую девочку лет пяти с любопытными глазами.

«Ты мой новый папа?» — мягко, но уверенно спросила она.

Мое сердце остановилось. Она выглядела в точности как София — такие же медово-русые волосы, круглые щечки, ямочки при улыбке.

«Эм… я…» Голос застрял в горле.

Девочка наклонила голову, изучая меня. Затем протянула руку.

И тогда я увидел это — маленькое родимое пятно в форме полумесяца на запястье. Сердце заколотилось. У Софии было такое же, в том же месте.

«Эмили», — прошептал я. Жена стояла рядом, держась за стол, её лицо побледнело. — «Посмотри на её запястье».

Эмили подошла ближе, её глаза расширились.

«Дэвид… Она…»

Девочка застенчиво улыбнулась.

«Ты любишь пазлы?» — спросила она, держа в руке кусочек. — «Я в них хороша».

Я опустился на колени.

«Как тебя зовут?» — с трудом выдавил я.

«Энджел», — весело ответила она. — «Здесь говорят, что мне подходит это имя».

Энджел. Грудь сдавило. Это имя…

Четыре года назад моя бывшая жена Лиза пришла ко мне домой.

«Дэвид, мне нужно тебе кое-что сказать», — нервно произнесла она. — «Когда мы развелись, я была беременна. У нас родилась девочка… Твоя дочь. Я не могла её воспитывать. Ты возьмешь её?»

Так София появилась в моей жизни. Но… двойняшки? Лиза никогда не говорила о двойне.

Я набрал её номер.

«Дэвид?» — голос Лизы был напряженным. — «Что случилось?»

«Лиза. Я в приюте. Здесь девочка — точная копия Софии. Она её сестра. Ты знала?»

Повисло молчание. Потом я услышал тяжелый вздох.

«Да», — едва слышно призналась она. — «Я родила близняшек. Я была в ужасе, без денег. Я оставила одну, потому что не справилась бы с двумя».

«Ты скрыла от меня мою дочь?»

«Я боялась. Боялась, что ты меня возненавидишь».

Я закрыл глаза, пытаясь успокоиться.

«Лиза, я забираю её домой».

Пауза. Затем тихий голос:

«Пожалуйста… Заботься о ней. Она заслуживает лучшего».

Я вернулся в игровую. Эмили держала Энджел за руку.

«Она наша», — твердо сказал я.

Эмили кивнула, слезы текли по её щекам.

«Я уже знала».

Энджел посмотрела на нас и засияла.

«Значит, вы мои мама и папа?»

Я взял её за руку.

«Да, Энджел. Именно так».

Через неделю процесс усыновления завершился. Когда мы привезли её домой, София бросилась к двери.

«Папа, кто это?»

«София, это Энджел. Твоя сестра. Твоя близняшка».

София раскрыла рот.

«Мы одинаковые?»

Она подбежала и обняла сестру.

С того дня девочки были неразлучны.

Пять лет спустя наш дом наполнен смехом.

Эмили обняла меня.

«Мы сделали это».

«Нет», — прошептал я. — «Они сделали».

Любовь нашла путь.