NEWS 2SWEET

— Ты произвела на свет четверых? Забирай их и выкручивайся сама, это уже чересчур! — заявил мне муж, едва переступив порог.

Я смотрела на него, не мигая. В голове была пустота. Четыре крошечных тельца в самодельных люльках казались нереальностью. Четыре дыхания, слабых, как трепет крыльев бабочки.

Родовая деятельность продолжалась 18 часов. Мерцающий свет больничных ламп. Крики акушерок. Мой вопль, разрывавший границу между жизнью и смертью.

Когда появился первый малыш — Петя — я думала, что это конец пути, провалилась в забытьё, хоть и знала, что последуют ещё. Но за ним появилась Маша. Потом Лена. И, наконец, Олег.

Сергей стоял у входной двери нашего дома, не снимая верхней одежды. В руке — бутылка. Капли от неё падали на потёртый пол, но мне было абсолютно всё равно.
— Я не договаривался на такое, — продолжил он, избегая взгляда на детей. — Я хотел нормальную семью. Не… это.

«Это» — были наши отпрыски. Наша плоть и кровь. Наши глаза, носы, пальцы.

Деревенские женщины рожают по двое — уже событие. Трое — тема для разговоров на долгие годы. Четверо…

— Как ты собираешься их прокормить? — Сергей нервно провёл рукой по волосам. — Где брать средства? Кто будет за ними ухаживать?

Я молчала. Дети спали. Мир сузился до маленькой комнаты с четырьмя колыбелями, сделанными моим отцом за одну бессонную ночь.

— Таня, ты слышишь? — он повысил тон.

— Ты знал и был готов, а теперь говоришь такое? Уходи, — тихо произнесла я. — Просто исчезни.

Сергей замер. Потом покачал головой:

— Ты спятила. Четверо детей. Боже мой. Я до последнего не верил в это.

Он закрыл за собой дверь. Не хлопнул. Тихо, будто извиняясь. Но этот мягкий щелчок замка прозвучал как выстрел. Мир не рухнул. Он просто преобразился.
Я стояла у окна, наблюдая, как его силуэт растворяется в сумерках. Сергей шёл быстро. Спина прямая. Ни разу не обернулся.

Первой пришла Галина, соседка. Без слов взяла веник, смела пепел, затопила печь. Потом появилась Нина Петровна, бывшая учительница.

Села у колыбели, начала напевать. К вечеру подтянулись другие женщины. Кто-то принёс суп, кто-то пелёнки.

— Выдержишь, девочка, — сказала баба Клава, самая пожилая в деревне. — Не ты первая, не ты последняя.

А ночью я осталась одна. Дети спали. В доме было так тихо, что я слышала, как пульсирует кровь в висках. На столе — четыре свидетельства о рождении. Четыре имени.
Я не плакала. Слёзы застыли где-то внутри. Вместо них появилась решимость — твёрдая, как скала.

Позвонила отцу. Три гудка.

— Тятя, — сказала я. — Он ушёл.

Пауза. Тяжёлое дыхание.

— Приеду завтра, — просто ответил он.

В ту ночь я дала себе обещание. Глядя на их крошечные тела, на пальчики, сжатые в кулачки, на полуоткрытые во сне ротики.
— Я справлюсь, — прошептала я. — Ради вас. Ради того, что почувствовала, когда впервые услышала ваши голоса. Вы стоите всей боли мира.

Утром приехал отец. Высокий, седой, с глазами цвета выцветшего неба. Посмотрел на внуков. Положил на стол деньги — все, что были.
— Чай будешь? — спросила я.

— Буду, — кивнул он. — А потом дострою ещё одну комнату. Зимой с четырьмя будет тесно.

Так началась наша жизнь. Без Сергея. Без жалости к себе. С любовью, которая расцветала, как яблоня за окном — упорно, несмотря ни на что.
Детство моих четверых текло, как река — иногда бурно, иногда спокойно, но всегда наполняя берега жизнью.

Отцовский дом на краю деревни стал нашим убежищем.

— Не годится детям расти без бабушкиных сказок, — сказала моя мама, обнимая каждого.

Дети росли, словно подсолнухи — все в разные стороны, но к одному солнцу. Маша — стройная, мечтательная, с серыми глазами, умела находить красоту во всём.

Петя — крепыш, серьёзный мальчишка, весь в деда, уже в пять лет помогал колоть лучину для растопки.

Лена — самая спокойная, всегда с книжкой, строила убежища для муравьёв.

Олег — непоседливый фантазёр, с постоянно содранными коленками.

Двор наш наполнялся голосами с раннего утра до позднего вечера. То, что раньше казалось невыполнимым, стало привычным делом.

Я научилась готовить на печи, держа младенца на руках. Научилась штопать одежду при тусклом свете, когда все уже спали. Научилась растягивать финансы, как тесто для пирогов — тонко, но чтобы всем хватило. Мой отец — дед Иван для детей — стал их неформальным покровителем. Никогда не нянчился, не лебезил, но всегда был рядом. Молчаливый, основательный, как могучий дуб у реки.

— Пойдемте, орлята, — говорил он по субботам, собирая внуков. И вёл их в лес, на рыбалку, в поле — учить житейской мудрости.

Однажды они вернулись под вечер, перемазанные глиной и увешанные ветками.

— Что это? — спросила я, встречая их у калитки.

— Корни, мама, — серьёзно ответил Петя. — Дед говорит, надо пускать прочные корни. Тогда никакая буря не страшна. Поэтому мы обмазались землёй.

Позже они посадили яблоневый ряд вдоль дороги к дому. Четыре молодых деревца — для каждого своё. Как символ, как обещание.

Бабушка Мария, моя мама, стала хранительницей нашего очага. Круглая, мягкая, пахнущая выпечкой, она умела превращать будни в праздники. — А сегодня у нас что? — спрашивали дети каждое утро.

— А сегодня у нас день синицы! — отвечала она. — Или день первого снега, или день орехов.

И сразу же рождалась традиция, сказка, игра, связанная с этим выдуманным торжеством. Дети верили — искренне, полностью. Финансы… Да, с финансами было нелегко. Когда дети подросли до трёх лет, я начала работать на почте — полдня, пока бабушка присматривала за ними.

По ночам шила детям одежду, расписывала старые свитера яркими узорами, чтобы никто не догадался — переделанные. Отец мой тоже трудился, поэтому на еду хватало.

Был у нас огородик — небольшой, но щедрый. И куры, и две козы, которых дети звали Звезда и Ромашка. Молока хватало и себе, и соседям на продажу. Детские вопросы об отце неизбежно возникали. Первой спросила Лена, когда ей исполнилось пять.

— Мама, а где наш папа?

Я замерла тогда, отложила недоштопанный носок. Что сказать? Как объяснить предательство, не разрушив детскую веру в людей? — Он был слишком слаб для такой любви, — ответила я. — Испугался. Но мы с вами — сильные.

— Как дубы? — уточнил Петя.

— Как дубы, — подтвердила я.

Они приняли это объяснение с удивительной мудростью. Без горечи, без обиды. Просто как факт жизни — где-то живёт человек, который мог бы быть с ними, но выбрал другой путь.

Наш дом стал не просто постройкой — а маленькой страной со своими законами и обычаями.

У нас были свои ритуалы — вечернее чтение книг, воскресные блины, четверговые прогулки к реке.

Была своя экономика — каждый выполнял работу по силам. Была своя дипломатия — мирное решение конфликтов за большим столом.

А главное, у нас была любовь — не сентиментальная, не из книжек, а настоящая. Та, что проявляется в мозолях на руках, в недосыпах, в способности делить последний кусок на пятерых. Однажды мы узнали, что Сергей женился в соседнем районе. Дети восприняли новость спокойно. Как-то услышали разговоры, хоть и никогда не видели отца.

— У него теперь другая семья? — спросил Олег.

— Да, — ответила я.

— Бедный, — вдруг сказала Маша. — У него только одна семья, а у нас — мы все.

Двадцать пять лет пролетели, как один вздох. Дети выросли, разлетелись по городам, но наш дом остался сердцем, куда они возвращались снова и снова. Маша стала дизайнером. Её светлые идеи превращались в интерьеры, от которых — по словам заказчиков — становилось теплее жить.

В ней проявилась бабушкина душа — создавать уют из ничего. Петя выучился на инженера, строил мосты. Основательный, как дед, он считал, что соединять берега — лучшее, что может делать человек.

Лена, наша тихоня, поступила в медакадемию. «Хочу лечить», — сказала она в выпускном классе, и с тех пор не свернула с пути.

А Олег, вечный выдумщик, стал учителем литературы. «Лучший способ остаться вечным ребенком», — смеялся он.

А я? Я была просто мамой. Для четверых. Для девяти внуков, что появились потом. Для соседских детей, которые прибегали на запах свежего хлеба. Отец состарился незаметно. Сначала появились морщины у глаз — глубокие, как речные протоки.

Потом серебристые нити в волосах — уже не отдельные прядки, а целые участки. Походка стала неторопливее, но осанка оставалась прямой, величественной.

Он ушёл тихо, во время сна. За день до этого мы все собрались — случайно совпало, что дети приехали одновременно.

Помню, как он сидел на веранде, наблюдая за внуками, резвящимися в саду.

— Хорошо вышло, Таня, — произнёс он мне. — Правильно.

Я тогда не знала, что это прощальные слова.

Ночью он покинул этот мир. Без боли, без страха. С лёгкой улыбкой, говорила мама, обнаружившая его утром. Будто увидел что-то прекрасное перед концом.

Провожали его всей деревней. Молча стояли мужчины, знавшие его полвека. Плакали женщины, которым он помогал чинить крыши и колоть дрова. Дети держались вместе — плечом к плечу, четверо, такие похожие и такие разные. У свежего холма, когда люди начали расходиться, они достали саженец кедра.

— Дед говорил, — произнёс Петя, разминая в руках комок земли, — кедр живёт триста лет, растёт триста лет и потом ещё умирает триста лет.

— Почти вечность, — добавила Лена, вытирая слёзы.

Они посадили дерево вместе, как когда-то сажали яблони с дедом.

— Помнишь, как он учил нас ловить раков? — спросил Олег, когда мы возвращались домой.

— А помнишь, как мы с ним плот на речке строили? — подхватил Петя.

— А как он рассказывал нам о созвездиях, — добавила Маша.

— И про медведя, которого встретили в малиннике, — улыбнулась сквозь слёзы Лена.

Воспоминания текли потоком — бесконечной чередой историй, где дед был героем, наставником, другом. После похорон дети разъехались — работа, семьи, обязанности. Дом опустел. Мы с мамой остались вдвоём. Она стала полностью седой, но взгляд оставался ясным, руки — тёплыми.

— Вот ведь как бывает, — сказала она мне однажды вечером. — Сергей считал, что жена с четырьмя детьми — это конец жизни. А вышло — целый мир.

Через пять лет не стало и мамы. Она ушла во сне, как и отец. И снова собрались дети, снова звучали истории — теперь о бабушке Марии, о её сказках, о праздниках из ничего. Я осталась одна в большом доме. Но ненадолго.

Олег развёлся и вернулся с маленькой дочуркой. Потом Петина супруга прислала их старшего к нам на время — «набираться деревенской силы». Маша с мужем купили дом по соседству.

На летние каникулы Лена отправляла своих двойняшек «к бабушке на парное молоко».

И снова, как двадцать лет назад, наш двор наполнился голосами. Новое поколение собирало ягоды с тех самых кустов, что посадили их родители. Взбиралось на крышу сарая. Пряталось в высокой траве. Строило шалаши и крепости. И только иногда, в тихие вечера, сидя у окна, я ловила себя на мысли: «Он ушёл тогда, оставив мне четверых. Думал, что я не справлюсь. Боже, как же мы справились».

Кедр рядом с могилой отца набирал силу, тянулся к небесам. А дом наш с каждым годом словно становился просторнее — вмещая в себя новые истории, новые жизни, новую любовь.

Однажды летом, когда все снова собрались вместе, мы сидели на веранде — большой круг из детей, внуков, их супругов. Звенели бокалы, звучал смех. Кто-то рассказывал истории, кто-то играл на гитаре. Соседи заглядывали на огонёк. Я смотрела на них — моих красивых, сильных, счастливых — и вдруг поняла: это и есть настоящее богатство.

Не золото, не карьера, не слава. А полный дом людей, которые знают свои корни и умеют любить.

— Бабушка, — спросил меня младший внук, забравшись на колени. — А правда, что наша семья самая большая в деревне?

— Правда, — сказала я, глядя на звёзды, проступающие в летнем небе. — И самая крепкая.

— Ты смотри, как Нинка развернулась, не ожидала от неё такой прыти! – качала головой Полина Игнатьевна, листая фотографии на странице в социальной сети.

На фото были изображены виды уютного приморского пансионата. Полина Игнатьевна не сразу поняла, что находится в комнате одна и прокричала в сторону кухни.

— Вера, ты чего ушла? Я же с тобой разговаривала.

Из кухни выглянула молодая женщина лет 30 с небольшим.

— Ну, что ты кричишь, мам?

— Иди сюда! – скомандовала Полина Игнатьевна, и Вера нехотя подчинилась.

Вытирая на ходу руки кухонным полотенцем, она села рядом с матерью на диван.

— Только недолго, скоро Кирюшка на обед прибежит, а у меня ничего не готово.

— Посмотри! – ткнула пальцем в фотографии Полина Игнатьевна. – Нинкины владения.

— Ну и что? – равнодушно спросила Вера.

— Как что? Ты когда ребёнка последний раз на море вывозила? – строго спросила мать.

— А то ты не знаешь? – закатила глаза Вера. – С моей зарплатой и алиментами от Кольки только по морям разъезжать.

— Зато племянница твоя, Алёнка, теперь на море живёт постоянно, – с обидой сказала Полина Игнатьевна.

— Алёнка – не только моя племянница, но и твоя внучка, – парировала Вера.

Полина Игнатьевна отмахнулась.

— Отрезанный ломоть, – с досадой сказала она. – Правду говорят, что дети от дочери – твои внуки, а от сына – невестины дети.

— Мама, если у тебя всё, то я вернусь в кухню, – сказала Вера и, не дожидаясь ответа, встала и направилась на выход.

Полина Игнатьевна осталась дальше изучать страницу Нины, своей бывшей невестки, с которой её сын, Саша, развёлся три года назад и теперь платил алименты на их дочь, Алёну. Причина развода была банальной – Саша ушёл к другой по причине «большой любви», которую сама Полина Игнатьевна категорически не одобрила.

Новая избранница сына, в отличие от Нины, рожать свекрови новых внуков не торопилась.

Сразу после развода Нина забрала дочь и уехала в родной приморский город, где жили её родители. Чувствуя вину перед бывшей женой и дочерью, Саша на алименты не скупился.

В отличие от бывшего зятя, мужа Веры и отца её сына Кирилла.

У того, что называется, в пустыне песка было не допроситься, а в тундре снега. Он тоже платил алименты, но копеечные, и каждый раз со скандалом и кучей напоминаний. Хотя бывшая тёща прекрасно знала, что реальная, серая зарплата Николая, намного выше официальной. И такая несправедливость просто сводила Полину Игнатьевну с ума.

Какая-то девочка, с которой она даже не имеет возможности общаться, пусть и родная внучка, ни в чём себе не отказывает и живёт, как сыр в масле катается. А любимого и такого близкого внука его матери и бабушке приходится тащить вместе, отказывая в самом необходимом себе, а порой и самому ребёнку.

Полина Игнатьевна не особо интересовалась жизнью Нины после развода. И вот случайно наткнулась на её страницу в социальной сети. И буквально потеряла покой и сон.

На следующий же день женщина отправилась на работу к бывшему зятю, где буквально припёрла его к стенке.

— Тебе не стыдно сыну такие копейки переводить? – в лоб спросила она без предисловий.

— Так положенный по закону процент с зарплаты отчисляю, – пытался оправдаться Николай.

— Я знаю твою зарплату! – заявила ему Полина Игнатьевна. – Выяснила по своим каналам. Если будешь и дальше голову морочить, я на тебя натравлю соответствующие службы! Будешь по закону отвечать!

— Мы сами с Верой разберёмся, – пытался отбиться бывший зять, но Полина Игнатьевна не дала ему такого шанса.

— Нет уж, теперь я в игре, – заявила она. – Так что, готовься к неприятностям. Причём не только ты сам, но и контора твоя, которая с бухгалтерией химичит. У меня все доказательства есть.

Полина Игнатьевна, конечно, блефовала, и вся информация у неё была только на уровне догадок и слухов. Но блеф сработал, Николай заметно запаниковал.

— С чего Вы именно сейчас вдруг взбеленились? – возмутился он. – Столько лет молчали, и вдруг…

— Повод появился, – ответила бывшая тёща. – Ребёнка твоего на море хочу вывезти.

Николай растерялся.

— Нет у меня сейчас таких денег, – запричитал он. – Я же ипотеку плачу и ремонт затеял.

— А мне плевать! – сказала женщина. – Бери, где хочешь. Краля твоя новая пока без ресторанов проживёт. Вечером позвоню и скажу, сколько точно надо. И попробуй только отказаться.

Полина Игнатьевна кивнула в сторону офиса, где работал Николай.

— Я тебя предупредила… Всем чертям тошно будет.

И ушла, оставив бывшего зятя в состоянии полного раздрая.

— Ниночка, дорогая, как ты там? – уже через минуту ворковала Полина Игнатьевна по телефону, дозвонившись бывшей невестке по телефону, указанному на её странице в Интернете. – А я всё время про тебя вспоминаю. И по Алёнке соскучилась.

— Да всё хорошо, Полина Игнатьевна…

Голос Нины звучал сухо и отстранённо, но бывшую свекровь это ничуть не смущало.

— Ниночка, я видела Ваш пансионат, – заявила бывшая свекровь. – Прелесть! Сколько у вас там комнаты стоят? Я так поняла, с полным пансионом?

Услышав озвученную сумму, Полина Игнатьевна что-то ту же прикинула в голове.

— Комнату на лето никому не сдавай, – заявила она, не дав бывшей невестке опомниться. — Мы к тебе на море с Кирюшей приедем!

Она отключилась от разговора, даже не удосужившись выслушать ответ. И сразу же позвонила бывшему зятю, озвучив стоимость двух билетов, взрослого и детского, туда и обратно.

— И помни, о чём я тебя предупредила, – подытожила она своё общение с отцом внука.

Весь вечер Полина Игнатьевна просидела с калькулятором, а затем заявила дочери, что Кирилл в этом году отдохнёт на море.

— С Ниной я уже обо всём договорилась, – сообщила она. – И бывшего твоего потрясла.

— Мама, ты о чём? Мальчика одного отправлять? Ты же знаешь, я в этом году от отпуска отказалась, деньгами взяла.

— Зачем одного? Я с ним поеду. Мне тоже давно отдых положен.

— Но мама…

— Даже слышать ничего не хочу! – категорично заявила Полина Игнатьевна. – Если сама беззубая и не могла Кольку прижать нормально, то хотя бы я плату возьму за то, что терпела его столько лет!

Женщина ограничилась лишь сообщением бывшей невестке о дне и времени их приезда, а сама на её звонки и сообщения не отвечала.

И вот Кирилл и Полина Игнатьевна уже сидели в самолёте, и пятилетний мальчик с любопытством вертел головой во все стороны — всё ему было в новинку. А любящая бабушка с умилением смотрела на внука и хвалила саму себя за напористость.

Такси мчало из по небольшому и очень уютному приморскому городку. Кирилл пребывал в полном восторге, то и дело норовя высунуться в окно чуть ли не наполовину, но Полина Игнатьевна успевала вовремя его перехватить и вернуть в салон.

Вдалеке показалась довольно большая территория, застроенная небольшими одноэтажными домиками, окружённая забором. Машина остановилась у расписных ворот.

Полина Игнатьевна рассчиталась с водителем, и они с Кириллом направились к главному входу. Женщину удивило, почему на воротах зоны отдыха изображены герои мультфильмов и сказок, но она не стала заострять на этом внимание.

Полина Игнатьевна постучала. Ей пришлось подождать, пока ворота ей открыл охранник. И вновь женщина была озадачена – с территории слышалась детская песенка.

Она назвала имя и фамилию бывшей невестки, и охранник взялся за телефон. Наконец, на аллее появилась Нина, которая вела за руку семилетнюю дочь Алёнку. При виде Кирилла и бабушки, девочка радостно бросилась им навстречу.

— Господи, выросла-то как! — потискала Алёнку Полина Игнатьевна, а затем посмотрела на бывшую невестку. – Ну, принимай гостей, Ниночка.

Нина с удивлением смотрела на бывшую свекровь.

— Куда нам с Кириллом заселяться? – настойчиво спросила она.

— Полина Игнатьевна, это детский санаторий, – ответила Нина. – Здесь взрослые не живут, кроме персонала.

— Погоди, что значит, не живут? И вообще… Разве ты не…

— Я здесь работаю, – ответила Нина. – В отделе маркетинга. Поэтому и рекламировала это заведение.

Полина Игнатьевна растерянно смотрела на Нину.

— Это что значит?

— Путёвку для Кирилла нужно было приобрести заранее. Я вам пыталась объяснить, но вы трубку не брали, – пояснила Нина.

Она бросила взгляд в сторону детей. Алёнка уже успела затащить на территорию младшего двоюродного брата. И они уже резвились на детской площадке.

— По поводу Кирилла я смогу договориться и найти ему одно место, – сказала Нина. – Но Вам придётся самой о себе позаботиться.

— В смысле, самой? И жильё мне тоже самой искать? А что насчёт твоей квартиры?

— Я её ещё в мае сдала, как только сезон начался, – ответила Нина. – На всё лето. До середины сентября. Извините, мне пора идти.

Полине Игнатьевне пришлось покинуть территорию, и за её спиной закрылись расписные ворота. Она буквально спиной чувствовала, как мультяшные и сказочные герои издевательски смотрят ей вслед.

Женщине пришлось в срочном порядке искать жильё в городке, который в разгар сезона был битком набит отдыхающими. Бывший зять, судя по всему, заблокировал её номер, поскольку её сообщения и звонки им не принимались.

Вере пришлось брать кредит, чтобы мать могла хоть как-то прожить до дня вылета обратно. Ведь Полина Игнатьевна рассчитывала, что жить и питаться они с внуком будут бесплатно, а на мелкие расходы и развлечения она как-нибудь наскребёт.

Полина Игнатьевна с трудом нашла комнатушку на четвёртой линии по цене приличного номера в хорошем отеле на берегу Баренцева моря в январе. Своё питание ей пришлось ограничить самыми дешёвыми продуктами по акции, и костяк её рациона составляла лапша быстрого приготовления.

На пляж женщина старалась лишний раз не ходить или надолго там не задерживаться, поскольку плата за лежаки и зонты была отдельной.

Дни для заботливой бабушки, измученной отдыхом супер-эконом класса, тянулись невыносимо долго. И вот, наконец, наступил день отъезда.

Нина вручила Полине Игнатьевне довольного, загорелого и полного впечатлений внука. Глядя на счастливого Кирилла, она из последних сил натянула на своё мрачное лицо жалкое подобие улыбки.

Вера встретила мать с сочувствием.

— Мама, всему виной твоя манера никого не слушать и всё делать по-своему, – сказала ей дочь. – Мы же с Ниной до сих пор прекрасно общаемся. И договорились, что к будущему году я насобираю денег на путёвку Кириллу и отправлю его туда официально, в сопровождении воспитателей. А ты… Извини, кто тебе доктор?

И Вера, взяв сына за руку, повела его в кухню, выслушивая по пути его эмоциональный рассказ про замечательный отдых. А Полина Игнатьевна осталась одна переваривать полученную информацию.

Я ВЛЮБИЛСЯ В АННУ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА — НО НАША ЖИЗНЬ ПРИНЕСЛА ИСПЫТАНИЯ, КОТОРЫЕ Я НЕ ОЖИДАЛ

Я влюбился в Анну в тот же миг, когда увидел её. Она была невероятно красивой, но это не остановило её парня, который бросил её, когда узнал, что она беременна. Она плакала у меня на плече, а я… я был безумно влюблён. Поэтому я сделал ей предложение. Я просто хотел быть рядом.

Анна ненавидела каждую минуту своей беременности. Я надеялся, что после рождения ребёнка всё изменится. Но когда на свет появилась Лиза, Анна только жаловалась, скучая по своей прежней жизни. Ей было всё равно на дочь. Но Лиза? Она стала для меня всем. Моим светом.

Мы прожили в этом странном ритме пять лет, пока однажды Анна не бросила бомбу:

— «Я хочу развода! Мне надоело и ты, и эта девчонка! Лучше бы её вообще не было!»

Это стало последней каплей. Спустя всего месяц она вернулась к Сергею — тому самому парню, который бросил её! Пока Лиза и я пытались выстроить новую жизнь, Анна веселилась, как всегда мечтала.

И вот, когда мы с дочерью начали заново находить счастье, Анна снова появилась:

— «Сергей наконец-то готов стать отцом. Отдай мне мою дочь.»

— «Ты серьёзно?! Она моя дочь. Я был с ней, когда ты исчезла, занимаясь Бог знает чем!»

— «Какой суд выберет тебя? Она моя по крови. Ты для неё никто!»

Наступил суд. Я знал, как всё устроено — матери всегда выигрывают. Мысль о том, что я могу потерять Лизу, разрывала меня.

И когда мне казалось, что всё уже решено, я услышал знакомый голос:

— «Извините, а можно мне сказать что-то?»

Я поднял глаза и увидел Лизу. Она стояла в проходе, её маленькие пальцы дрожали. Для своего возраста она была миниатюрной, но в тот момент она выглядела невероятно смелой. В её больших карих глазах отразилось сразу всё — страх, надежда, решимость.

— «Ваша честь?» — сказала она дрожащим голосом. — «Можно я расскажу про моего папу?»

Судья, строгая женщина в чёрной мантии, кивнула и жестом предложила Лизе подойти. Бейлиф помог ей занять место у микрофона. Моё сердце бешено колотилось. Я боялся, что она скажет. Может быть, она захочет быть с Анной? Ведь они связаны кровью…

Но с первыми её словами мои страхи начали рассеиваться.

— «Я знаю, что Сергей — мой биологический отец. Мама мне так сказала. Но я его никогда не видела. А мама…» — она замялась, опустив взгляд. — «Мама всегда была где-то далеко. Она не любила со мной играть. Она говорила, что я слишком много плачу и мешаю ей.»

В зале воцарилась тишина. Даже судья слегка наклонилась вперёд, внимательно слушая.

Лиза глубоко вдохнула и продолжила:

— «Но мой папа — тот, кто стоит вон там…» — она указала на меня. — «Он укрывает меня одеялом перед сном. Он собирал мне ланч в школу. Он обнимал меня, когда гремел гром. Он сидел рядом, когда я болела гриппом, и не уходил ни на минуту. У нас нет одинаковой крови, но он мой настоящий папа. Он любит меня. И я его тоже.»

Я почувствовал, как слёзы подступают к глазам. Я не мог поверить, насколько смело говорила моя дочь.

Затем она повернулась к Анне.

— «Мама, я хотела, чтобы ты меня любила. Я ждала, что ты будешь со мной, но тебя никогда не было рядом. А теперь ты хочешь меня забрать только потому, что Сергей вдруг решил стать отцом? Прости, но я боюсь, что ты снова меня бросишь.»

Её слова эхом разнеслись по залу. Анна вспыхнула от злости, а Сергей скрестил руки на груди, недовольно фыркая.

Судья внимательно посмотрела на Лизу и спросила её про нашу повседневную жизнь. Лиза честно рассказала про вечерние сказки, про омлет, который я готовлю по утрам, про то, как я помогаю ей чистить зубы. Всё это было так просто… и в то же время так сильно.

Когда Лиза закончила, её увела судебная помощница. Я попробовал поймать её взгляд, но она уже исчезала за дверью. У меня сжималось сердце от страха. Даже после её слов закон мог встать на сторону Анны.

Сергей встал, осыпая меня обвинениями:

— «Он манипулирует девочкой! Он покупает её подарками! Он ей никто!»

Анна поддержала его, изображая слёзы:

— «Я совершила ошибки, но теперь я всё осознала! Я хочу начать заново!»

Судья хмуро выслушала их оправдания.

— «Если вы так хотели быть родителями, почему не были рядом последние пять лет?» — спросила она Сергея.

Он что-то пробормотал про «финансовые трудности».

— «Анна, а вы? Почему, даже находясь рядом, не заботились о ребёнке?»

Анна неловко передёрнула плечами.

— «Я… просто была перегружена. Теперь я другая.»

Её слова звучали пусто.

Судья повернулась ко мне:

— «Вы не её биологический отец. Верно?»

— «Да, Ваша честь.»

— «Но всё это время именно вы заботились о ребёнке?»

— «Да, Ваша честь.»

Она кивнула и объявила перерыв.

Это были самые длинные пятнадцать минут в моей жизни.

Когда мы вернулись, судья сказала:

— «Главное для суда — благополучие ребёнка. И в данном случае очевидно, что тот, кого Лиза называет своим отцом, — это человек, который о ней заботился.

— «Основываясь на всех доказательствах, я оставляю ребёнка с тем, кто действительно является её папой.»

Я был ошеломлён. Я не мог дышать. Анна вскочила, закричав:

— «Это несправедливо!»

Но судья стукнула молотком:

— «Слушание окончено.»

Когда я нашёл Лизу в коридоре, она тревожно прижимала к себе своего старого плюшевого мишку.

Я присел перед ней.

— «Знаешь что?» — едва сдерживая слёзы, прошептал я. — «Мы остаёмся вместе.»

Она облегчённо вздохнула и обняла меня.

— «Я так боялась, папа…»

Этот день научил меня одной важной вещи: семья — это не ДНК. Семья — это тот, кто рядом, кто защищает, кто любит.

Если эта история тронула тебя, поделись ей. Возможно, кто-то из твоих друзей нуждается в напоминании, что истинное родительство — это выбор, а не просто кровь. ❤️

Егор, как всегда, опаздывал в школу. Он привычно гаркнул на отца, который спал на полу кухни, так и не добравшись до дивана после вчерашней попойки, нахамил матери, не показывая вида, что его заботит свежий синяк на ее лице и уже ополовиненная бутылка вина на столе. Заглянул в холодильник, ухватил обветренный кусок колбасы.
– Хоть что то, -подумал парень и зло хлопнул дверцей. Мать пробовала что-то сказать, но Егор отмахнулся от нее как от назойливой мухи и выскочил в подъезд, на ходу натягивая тощую куртейку. Голова болела от недосыпа, гулянка родителей затянулась далеко за полночь, живот привычно урчал с голоду. Но есть колбасу на ходу он не стал.
– Не такой я уж и пропащий, как говорят эти козлы, -мысленно одернул он сам себя. Этими самыми козлами для него были одноклассники, соседи и учителя, которые неустанно напоминали о его родителях алкоголиках и сулили не особо радужное будущее.
Холод пробирал до костей, спать хотелось неимоверно. И ноги сами по себе свернули в заброшку. Там жил давний знакомый Егора, бомж Толич, и можно было поспать в ворохе одеял и в относительном тепле. Нет, Егор не брезговал. Толич был нестандартным бомжом. Утром он ходил в привокзальный туалет, умывался и брился старенькой бритвой, каждую неделю ходил в баню, а при малейшей возможности, тащил свою малочисленную одежонку и одеяла в прачечную.
В тесной каморке никого не оказалось, но Егор привычно стал умащиваться на одеялах. Толич был в курсе его проблем и не гнал парня. Как вдруг откуда-то послышался писк.
– Вот мыши обнаглели, подумал он и резко встряхнул импровизированную постель, из недр которой неожиданно выпало три маленьких комка.
– Котята? Откуда здесь котята, мелькнула мысль.
Комки потерянно ползали по полу и пищали.
– И что с ними делать? Толич котят точно не одобрит, выбросить что ли подальше, а то еще подумает что я их приволок.
Егор взял одного котенка в руки, а тот неожиданно замурлыкал и стал тыкаться носом в ладонь, вынюхивая что-то вкусное. И тут накатили воспоминания.
Счастливый отец и радостная мама, которую они забирают из роддома, крошечная сестренка, такая несуразная, но уже с серьезными глазками.
Неожиданная болезнь мелкой, скорая, которая приезжает как минимум раз в неделю.
Постоянное хождение в больницу, чтобы хоть на минутку увидеть маму. Он долго мерзнет под окнами, его гонят, говорят что нельзя.
Хмурый отец, молчаливо достающий из холодильника бутылку водки, Егор в первый раз увидел его пьяным и плачущим навзрыд.
На следующий день приехала мама, осунувшаяся, с потерянным взглядом, и одна.
Бутылка, бутылка, еще одна бутылка. Егор тогда накрыл голову подушкой, чтобы не слышать эту страшную тишину, периодически прерываемую глухими всхлипами и звоном горлышка бутылки о рюмки.
Похороны. Родители с пустым взглядом. Он пытался подойти, что-то сказать, но в ответ только молчание.
С того времени прошел всего лишь год. Родители пили, а Егор рос сам по себе. За это время из отличника он превратился в настоящего гопника. Да, ему хоть и 15 лет еще, но секция бокса, в которую он ходил раньше, давала ему фору перед старшими противниками. Теперь его хоть и обзывали, но только за глаза, иначе дело заканчивалось дракой и стандартным нагоняем от учителей или участкового.
Дверь каморки скрипнула, и Егор вернулся в реальность.
Толич… Сейчас влетит, только и успел подумать он, так и держа котенка в руках.
Толич хмуро посмотрел на ползающих по полу котят.
– Ну и чего малышню морозишь, сказал он и собрал пищащие комки. Давай вот, я им коробку для гнезда принес.
И действительно, у него в руках была коробка с потрепанным, но мягким и чистым пледом.
– А ты молодец, не обидел малявок. Толич внезапно улыбнулся и Егор увидел, что не такой он и старый.
День пролетел незаметно. Егор прошвырнулся на рынок к знакомой продавщице, помог перетаскать ящики, за что получил пакет молока, батон и пару сосисок. Толич мотнулся к дворникам и раздобыл у них грелку и горячую воду. Они покормили котят, перекусили сами, и остаток дня наблюдали за их потешной возней изредка переговариваясь.
С тех пор Егор стал ежедневно навещать Толича и его котят, принося тем что-то вкусненькое, что можно было втихую урвать со стола.
Но однажды все изменилось.
После школы Егор, как всегда, привычно повернул к заброшке, но там было целое столпотворение – скорая, несколько машин и куча зевак. Тихонько подойдя к толпе, он пнул в бок смутно знакомого пацана.
– Что там, спросил Егор кивая на дверь каморки.
– Да бомж какой-то помер, вон уже вынесли, сейчас двери заколотят и все, отмахнулся тот. – В общем, ничего интересного.
Егор отошел и устроился во дворе детского сада. Оттуда был отличный обзор, а сам он не привлекал внимания, ну сидит пацан, да и сидит. Сердце непривычно трепыхалось, болело в груди, глаза жгли слезы. Эх Толич, Толич, ну как же все вот это так…
Через час все разошлись по своим делам, и парень подошел к дверям. Сквозь толстые доски слышался писк голодных малышей.
– Вот уроды, зло выругался он сквозь зубы и пошел за куском арматуры, которую они с Толичем собирались сдать в металлолом.
Дверь быстро поддалась.
Егор зашел в каморку. На импровизированном столе лужа из опрокинутого пакета молока, на полу разбитое блюдце, разбросанные одеяла, перевернутая коробка с котятами с отпечатком чьей-то грязной подошвы. Двое малышей испугано забившиеся в угол, и третий, неподвижно лежащий на полу.
– Козлы, какие же они все козлы, сквозь злые слезы ругался Егор, закутывая малышей в их пледик. Домой мчался как на крыльях, третий котенок был еще жив… пока жив.
Дверь квартиры была как всегда открытой, отец с матерью привычно сидели за столом уже в хорошем поддатии.
Парень бросился к шкафу, где лежали скудные сбережения, которые оставались от зарплаты грузчика и уборщицы. Схватив все купюры, он бросился к ошарашенным родителям и сунул каждому по котенку.
– Я это, мне в больницу, вот с ней.
Егор показал на ладони еле дышащее маленькое тельце.
– Это Василий и Толич, а ее я назову Лизой, и она обязательно выживет.
Он хлопнул дверью квартиры и не уже не слышал, как глухо зарыдала мать, а отец ударил кулаком по столу так, что бутылка с водкой упала на пол и разбилась. Лизой звали сестренку Егора, которая так и не дожила до 3 месяцев…
Он бежал в клинику с одной мыслью, лишь бы успеть. И его не заботило, что потом ему скажут за все потраченные деньги.
Лизу пришлось оставить в стационаре. У нее были шансы выжить, но требовалось постоянное лечение, капельницы и уколы. Домой Егор шел с самыми нерадостными мыслями.
На удивление, двери квартиры были закрыты.
– Вот козлы, привычно подумал он и в сердцах стукнул кулаком по обветшавшей обивке. -Бросили малышню и умотали. Но вдруг в коридоре послышались шаги, и дверь открыл отец.
В квартире царила непривычная тишина, обычно в это время на кухне собирались собутыльники родителей. Но там было пусто.
– Мы котят у тебя в комнате обустроили, сказала мать, выходя из кухни. – Там молоко в холодильнике и корм для котят, я специальный купила, а то худющие они. А молоко подогрей, не забудь, их кормить скоро.
– Как там… Лиза? Спросил глухо отец и сглотнул, его глаза подозрительно заблестели и он отвернулся.
– Жить будет, ответил Егор, но лечить нужно.
– Там в шкафу деньги, я одолжил, возьмешь на врачей. Отец резко повернулся и ушел к себе в комнату. Мама подошла к Егору и обняла его, впервые, за целый год.
– Какой ты у меня, сказала она, – Вырос и не заметила. И человеком стал, а не козлом каким то. Пошли малышню посмотрим, а завтра к Лизе поедем. Выживет она, обязательно выживет.
Спина матери мелко задрожала.
– Не плачь, все хорошо будет, обнял ее в ответ Егор. – Все обязательно будет хорошо…
И действительно, у них все было хорошо. Не так как в сказках, конечно, но Лиза выжила и из забавного котенка превратилась к наглую котищу, а Васька с Толичем в два здоровенных пуховых клубка.
Нет, родители не сразу бросили пить, и употребляют до сих пор, но умеренно и исключительно по выходным, без собутыльников. Они иногда скандалят, ругают Егора за поведение, терпят визиты участкового (да, он не стал пай мальчиком и так же не дает спуску своим обидчикам). Но в холодильнике есть еда, в том числе и для котов, они часто сидят на кухне и просто разговаривают, а как только кто-то из них повышает голос, на шум сразу бегут три мохнатых комка, залезают на руки и начинают мурлыкать. И скандал утихает сам по себе. Ведь невозможно ругаться и одновременно гладить кота…
Из сети ️

Наконец, темнота стала рассеваться. Послышался голос:
– Вера Владимировна, это спacатель, у них там что-то взoрвaлось.
Сквозь бoль почувствовал на шее прикocновение руки. Попытался приоткрыть веки. Это удалось с трудом. Перед глазами кулон в виде прямоугольника с выгравированными на нём знаками зодиака… Глаза жeнщины в белом халате…
– В oпeрационную! – раздался голос совсем рядом.
Родители вернулись с работы. Мать сразу бросилась на кухню, заглянув в комнату, где сын делал уроки. Дмитрий же, зайдя в комнату, сразу обратил внимания, что настроение у сына не очень.
– Толя, что случилось? – отец потрепал его по голове.
– Ничего, – буркнул сын, четырёхклассник.
– Ладно, давай, говори!
– Скоро Восьмое марта. Учительница нас сегодня задержала и сказала, что мы должны девчонкам подарки приготовить.
– Ну, и в чём проблема-то? – улыбнулся отец.
– У нас мальчишек и девчонок одинаково. И она распределила кто кому дарит, – сын тяжело вздохнул. – Мне досталась некрacивая, Вeрка Ерофеева.
– Все девчонки хотят подарок на Восьмое марта получить, и некрасивые – тоже, – отец старался говорить с сыном, как со взрослым. – А как она распределяла? По алфавиту? – Нет, по знакам зодиака?
– Это как? – Дмитрий не смог удержаться и вновь улыбнулся.
– По coвместимости. Вeрка – Дева, а Девам больше всего Телец подходит. А я, как раз, Телец.
– Это же хорошо, если подходите! Вырacтишь, может ещё влюбишьcя в нeё.
– Я?! В Вeрку Ерофееву?!
Отец не выдержал и рассмеялся. В комнату тут же забежала мать:
– Что у вас здесь происходит?
– Лена, иди на кухню, – лицо отца стало строгим. – У нас с сыном серьёзный разговор.
Когда мать вышла, Толя грустным голосом спросил:
– Папа, и что мне теперь делать?
– Готовить подарок!
– Какой?
– Завтра на работе сделаю я твоей избраннице подарок.
– Папа, какой ты можешь сделать подарок? Ты же на заводе работаешь.
– Да! Но я работаю в гальванике. А нас все виды покрытия металлов производятся.
– Папа, я не понял.
– Завтра сам увидишь!
***
На следующий день отец принёс кулон на цепочке в виде прямоугольника, который казался золотым. На одно стороне был выгравированы два знака зодиака, Телец и Дева, а на другой мелко, но красиво написано:
«Моей однокласснице Вере на Восьмое марта! Анатолий».
Ох, как этот кулон красиво смотрелся! А когда мама упaковала его в целлофановый пакетик, стало смотреться совсем потрясающе.
***
И вот седьмое марта. Уроки вести учительница не собиралась. Сначала школьники вручили ей подарок. Она долго благодарила. Потом объявила, чтобы мальчики подарили подарки девочкам.
Что здесь началось! Все мальчишки бросились к своим «избранницам». Толя тоже подошёл к Вере Ерофеевой и произнёс, как учил папа:
– Вера, поздравляю тебя с праздником Восьмое марта! Возможно, когда-нибудь судьба соединит Тельца и Деву.
Проговорив, заученную фразу Толя направился на своё место и, конечно, не заметил, как забилocь ceрдце этой некрacивой, по его мнению, дeвчонки.
Вскоре родители Веры переехали жить в другой район, и сама Вера с пятого класса стала учиться в другой школе.
***
Анатолий открыл глаза. Белый потолок бoльничный палаты. Попробовал пошeвeлить руками и ногами. Шeвелилась только левая рука.
– Я где? – обратился не понятно к кому.
Послышался какой-то цокот и к его кровати подошёл бoльной на кocтылях, внимательно посмотрел на него и спросил:
– Oчухaлся? В отделении экcтрeнной хирургии ты.
– У мeня руки, ноги все цeлы? – спросил Анатолий тихим голосом.
– Вроде, всё на месте, – сообщил тот радостную весть. – Только зaбинтoван ты веcь с головы до ног.
– Это хорошо, если всё цело.
Тут подошла медcecтра и участливо спросила:
– Как себя чувствуешь?
– Что со мной! – ответил вопросом на вопрос Анатолий.
– Жизни твoeй ничто не угрoжaeт. Руки. ноги рaбoтать будут. Вот шрaмов много ocтанется, – подала включённый телефон. – Мама твоя просила позвонить, когда ты проснёшься.
– Сыночек, – раздался сквозь cлёзы голос матери.
– Мама, все в порядке, – он старался говорить, как можно бодрее. – Сказали, что лишь шрaмики небoльшие ocтанутся. Скоро уже выпишут.
– Мне не рaзрешили с тoбой нoчью ocтаться. Сыночек, я сейчас приду.
– Мама, ты особо не рaccтраивайся! Положил телефон рядом с собой, попытался улыбнутся медсестре:
– Спасибо!
– Ну, скоро-то тeбя нe выпишут, – улыбнулась в ответ медcecтра. – Недели три прoлежишь. Это точно!
– Что у вас произошло? – спросил сосед по палате, когда медсестра вышла.
– Я – спacaтель. На заводе киcлoродные бaллoны начали взрывaтьcя, – стал вспоминать Анатолий. – Вызвали нас. Мы вперёд пoжарных прибыли. Помещение огромное, внутри помещения трое пocтрадавших. Забежали туда, там бaллоны разбрocaны, кое-где oгoнь. Стали пocтрадавших вынocить… Я последним выходил… Когда уже возле двери был, очередной бaллон взoрвaлся… Дальше не пoмню.
– Да, дocталось тебе.
– Гончаров Анатолий, – раздался голос медcecтры. – К тебе коллега по работе.
Зашёл друг, бросились к его койке:
– Привет, Толя! Ты как?
– Руки, ноги цeлы! – оптимистично ответил пocтрадавший. – Но поздороваться пока мoгу только лeвой рукой!
– Да ладно тебе!
– Что там дальше-то было?
– Мы уже выходили, когда взoрвaлось. Сразу брocились обратно, вытaщили тебя… ты весь в крoви… врaчи уже рядом были…
– Спасибо!
– Толя, о чём ты говоришь?! – вдруг на лице друга появилась улыбка. – Да нас, вроде, к медалям хотят представить.
– К тому времени меня выпишут.
– Ладно, я пошёл. У вас сейчас обход будет. Медcecтра сказала, чтобы недолго.
Не успел друг уйти, как зашёл врaч, мужчина лет сорока:
– Ну, как дела, герой? – подошёл к его крoвати.
– Нормально.
– Коль уже разговариваешь, значит, жить будeшь. Давай, я тебя ocмотрю!
– Вы мне зaшивaли? – спросил Анатолий. – Нет, Вера Владимировна. Она послезавтра в день придёт.
***
Прошло два дня. Анатолий уже пытался вставать. Правда, бoль в ногах была ещё сильная, рука правая рaзoдрана. А уж рaн по всему тeлу не меньше десятка. Две на лице, когда взoрвaлось, о ворота удaрился, хорошо, что правую руку успел вперед выcтавить. Посмотрелся в зеркало. Лицо до сих пор oпухшee.
Сегодня обход должен совершать врaч, который позавчера пять часов подряд его cшивaл в oпeрационном зале. Анатолий даже немного волновался.
И вот она зашла. Мoлoдая, cтрoйная, правда, в очках, но они её нисколько не пoртили, а бeлый хaлaтик совсем был к лицу. Анатолий в свои двадцать семь уже был женат. Но через полгода рaзбeжались – характерами не coшлись, как написали в заявлении, а на деле бывшей жене зарплата спасателя не нравилась.
– Здравствуйте! – произнесла врач и направилась к его кровати.
– Здравствуйте! Это вы меня cшивaли?
– Я, – улыбнулась. – Что-то не так?
– Наоборот, всё отлично! Большое вам спасибо!
– Давайте, я вас ocмотрю!
И она наaклoнилась над ним… Перед глазами кулон со знаками зодиака, cвивающийся с её шeи:
– Вера Ерофеева!!! – воскликнул он.
Она внимательно посмотрела на его рacпухшее лицо.
– Извините! – произнесла, так и не узнав.
– Я – Телец, – и указал на кулон.
– Толик Гончаров? – её губы задрожали. – Ты меня ещё помнишь?
– Ну, что ты, Вера? – увидев, на глазах жeнщины слёзы, он oпуcтил лaдошку на её руку.
– Извини! – она достала платочек и промокнула глаза. – Никогда не думала, что мы с тобой так вcтретимся.
***
Больше в этот день Вера в его палату не заходила. Но Анатолий уже понял, что у неё график, как и у него: в день, в ночь и два выходных.
Ему так не хотелось выглядеть перед ней бecпомощным. Весь следующий день он пытался ходить по палате oпираясь на койки, пару раз, держась за cтенку, вышел в коридор.
Вечер. Врач, работающий вдневную смену, ушёл. Пришла новая смена – это чувствовалось по разговору в коридоре. Сейчас обход…
И вдруг крики, торопливые шаги в коридоре. Так бывает, когда очередного пocтрадавшего привозят.
Вот уже и десять часов. Зашла медcecтра, выключила в пaлате cвет. Но что-то не спалось. Уже за полночь в коридоре послышались чьи-то шаги, вот они стихли, и в этой тишине Анатолий скорее почувствовал, чем услышал, что в коридоре, кто-то плaчет. Встал и осторожно вышел в коридор.
За дежурным столом сидела и, урoнив голову на руки, плaкала его бывшая одноклaccница. Подошёл положил здоровую руку eй на плeчо:
– Ты, что, Вера!
Она вcтала уткнулacь ему в плeчо:
– Я женщину oпeрировала, она пoд мaшину пoпала, – зaхлёбывaясь слeзами стала рассказывать. – Я cделала всё вoзможное и невoзможное… Она сейчас в рeaнимации, но ей нe выжить. У неё двое детей… муж её сейчас с ней в пaлате…
– Уcпoкойся, Вера!
– Три года уже хирургом работаю и всё не могу привыкнуть, что люди умирaют.
– Уcпoкойся, уcпoкойся! Такие уж у нас с тобой профессии. За пять лет тоже столько cмeртей видел, но ведь мы с тобой и жизнeй немало спасли, – Анатолий тяжело вздохнул. – От меня и жена поэтому ушла. Говорит: что я сам не свой домой прихожу и денег мало зарабатываю. А у меня сорок всегда выходит – жить-то можно.
– У меня всё тоже самое, – она посмотрела ему в лицо. – Пaрни на меня как на чoкнутую смотрят. До сих пор замужем не была, как мaлолeтка с родителями живу.
– Да ладно тебе, нам с тобой только по двадцать семь – вся жизнь впереди.
– Нет, Толя, нам уже по двадцать семь.
– Вера Владимировна, у неё пульc прoпадает, – крикнула, выбeжавшая медcecтра.
– Извини! – и Вера бросилась в рeaнимацию.
Уснуть этой ночью Анатолий так и не мог. Утром пришла медcecтра, как обычно cделала ему укoл.
– Жeнщина, которой сегодня ночью делали oпeрацию, живa? – спросил он неожиданно даже для себя. . – Живa, но cocтояние крaйне тяжёлoe.
***
Прошло три недели. Рaны на теле Анатолия зaтянулись. С Верой они виделись, когда были её смены, более того, его всё cильнее и cильнее тянулo к ней. Но отделение экcтренной хирургии не то место, где можно говорить, о чём-то очень личнoм.
И вот во время одного из утренних oбходов врaч-мужчина сообщил:
– Сегодня я вас выпиcываю, – улыбнулся и добавил. – В смысле, из бoльницы. Сразу пойдёте в вашу пoликлинику, а там уже решат сколько вам ещё сидеть на бoльничном.
– Можно собираться!
– Да, да! Особо не торопитесь. Сейчас вам выписку приготовят.
Когда врач вышел, Анатолий побрился. Глядя в зеркало, удовлетворительно отметил, что два оставшихся шрaма совсем не портят лицо, скорее, добавляют мужественности. На остальные шрaмы совсем не стоит обращать внимания.
Собрался, вышел в коридор. Навстречу, держась за стенку шла бoльная.
«Она всё же выкaрaбкалась!» – мелькнула радостная мысль.
Вышла медсестра, подала выписку:
– До свидания, Анатолий! Больше к нам не попадай!
***
У него была своя однокомнатная квартира, но он поехал к родителям. Ведь мама так его ждала и волновалась. Даже отпуск взяла.
– Сыночек! – бросилась к нему в oбъятия мать.
– Всё, мама! Как видишь, я жив и здоров.
– Пошли, я тебе есть приготовила. Какой худой стал.
– Ой, как я по домашней пище соскучился!
– Пока не поправишься и не женишься будешь в родном доме жить. Твоя комната до сих пор пустует, – и крикнула словно ребёнку. – Иди, руки вымой!
***
До вечера Анатолий сходил в парикмахерскую. Зашёл в свою квартиру. Забрал кое-какую одежду. Мать тут же стала приводить её в порядок.
Вечером пришёл отец с работы. Сели, как, бывало, ранее, все вместе и проговорили до самой ночи.
Спать он лёг в своей комнате, где прошло детство и юность, но заснул не сразу:
«Завтра нужно в поликлинику сходить. Потом на работу. А вечером…»
Вот с мыслью о следующем вечере он и заснул… далеко за полночь.
***
На следующий день Анатолий с утра пошёл в пoликлинику. До обеда походил по кaбинетам. После обеда сходил к себе на работу, как раз его смена была.
А вечером стал собираться.
– Ты, куда? – поинтересовался отец.
– Папа, помнишь давно-давно, когда я ещё в четвёртом классе учился. Ты мне кулон сделал для подарка однокласснице?
– Некрacивой Вере Ерофеевой? Помню.
– Помнишь, ты ещё сказал: «Вырacтишь, может ещё влюбишьcя в неё». . – И это помню.
– Папа, Вера сейчас хирург. Это она делала мне oпeрацию. И она до сих пор носит на шее тот кулон.
– Вот это, да-а!
– Папа, твои слова сбылись. Я иду к ней!
***
Двадцать семь лет не так уж и много для начала жизни с любимым человеком.

Не было никогда у Иры папы и этот «дядя Федя съел медведя» тоже не папа. Однако ради мамы она с первых дней знакомства старалась держать свое недовольство при себе.
Не маленькая, уже одиннадцатый год, понимает, что маме хочется семью, хочется, чтобы за ней ухаживали. Так-то дядя Федя неплохой, молчаливый просто. Но чужой. Иру словно и не замечает. Зато не пьет, как отец у лучшей подруги Зины, что была ей даже сестрой троюродной.
А Федор словно и не замечал, что у его любимой женщины подрастает дочь. Принял как данность ее наличие и стал строить планы на дальнейшую жизнь, в надежде, что родит ему Женька своего родного сына, а то и двух.
Расписались они быстро и тихо, обменяли две квартиры на одну просторную, в которой у Иры появилась своя комната, и между отчимом и Ирой появился просто «худой мир», вместо «доброй ссоры». Пообедав после школы, Ира ныряла в свою комнату и старалась поменьше сталкиваться с мужем матери. Он с дружбой тоже не навязывался.
Когда у Евгении появилась тошнота по утрам и стало мучить головокружение, они даже все дружно обрадовались – беременность! Ира мечтала о братике, а Федор о сыне. Но случилось страшное, не новая жизнь зародилась, а болезнь поселилась инородной агрессивной плотью в головном мозге молодой еще женщины. Стала Ира сиротой уже в 11 лет. И путь ее лежал прямиком в детский дом.
Она еще не задумывалась о своей дальнейшей судьбе, придавленная страшным горем, когда услышала, как на кухне рыдает после поминок пьяненькая мать Зины и словно оправдывается перед Федором:- да взяла бы я ее к себе, все же Женька сестра моя двоюродная, не чужие. Но мы сами с Зинкой раз в неделю из дома бегаем, как мой шары зальет. Не потяну. А больше никого у нас из родни и нет.
Ира не хотела подслушивать, но так получилось, и из разговора она поняла, что приходили из опеки, что «изымают ее в детский дом», что в этих стенах большой и просторной квартиры, она потому, что отчим отстоял, выпросил несколько дней, в надежде найти родню Жени. Вот и разговор этот отсюда вытекает.
– Ира, поговорить надо – начал утром отчим, но замолчал, подбирая слова.
– Да, не бойтесь, говорите, я уже знаю, что нужно в детдом собираться.
-Я о другом. Если ты не против, то я хочу оформить опекунство над тобой, ведь мы с матерью были расписаны, говорят, что можно попытаться, но если ты сама захочешь. Я знаю, отец из меня никудышный, но не могу я тебя в детдом отдать. НЕ МОГУ. Может, попробуем? Ради Жени, попробуем. Наверное, смотрит на нас и переживает.
Она и не представляла, что взрослый мужчина может плакать. Особенно Федор. Он и на похоронах не плакал. Окаменевший был, да, но ни одной слезинки. А тут…. Подошла, обняла его и стала, как маленького утешать.
Все у них получилось. Кто кого поддерживал первые полгода, это еще вопрос, но время потихоньку лечит. Наладили быт, научились оба варить борщ и не только. Научились разговаривать друг с другом.
Не то, чтобы Ира невзлюбила отчима, просто не приняла. – 964480973130
Правда Федор собеседник был немногословный, но Ира привыкла. Помимо благодарности, она стала испытывать и уважение к отчиму. Мужик он был справедливый. Не раз заступался за нее во дворе, пытался как-то ее радовать в мелочах. То мороженку после работы принесет, то два билета на премьеру кино им с Зиной купит.
Иногда забегала тетя – что помочь, подсказать, разобраться со счетами, квитками за квартиру. Частенько приходила с ночевкой Зина. Боль стихала. Стали жить. Федор ходил на собрания в школу, оставлял часть зарплаты на общее пользование и никогда не спрашивал отчетов. Ира старалась не подводить его. Но никогда не называла его папой, ни в глаза, ни за спиной, понимая, что для него она чужой ребенок.
Не сама пришла к такому выводу, а нашлись «добрые люди» – просветили «сиротку», жалея слащаво.
Когда ей исполнилось 14, Федор опять решился на тяжелый для обоих разговор. На этот раз, он спрашивал ее мнение по поводу своей женитьбы. На работе незаметно у него стали строиться отношения с одной женщиной, и еще – у них будет ребенок.
– Я бы ушел к ней жить, но ты еще не можешь оставаться одна. Да и опека набежит. А вдвоем к ней тоже не вариант – тесновато будет. У нее лишь комната в служебном доме. Но если я приведу ее сюда, как думаешь – уживемся?
Внешне ужились. Лида ходила по дому, как важная гусыня, лелея свою первую беременность, Федор повеселел, а Ира старалась сглаживать все возникающие конфликты. К ней почему-то так и не пришел сложный подростковый период. Наверное она сразу повзрослела с уходом мамы. А вот Лида…
Ира многое списывала на ее беременность и не рассказывала Федору, как сползает улыбка с лица его жены, когда за ним закрывается дверь. Как всем своим видом она показывает Ире, что теперь хозяйка она, а Ира никто. И это «никто» по недоразумению, по глупости Федора мешается у них с мужем под ногами.
Поняв, что Ира ничего Федору передавать не собирается, она уже не только видом, но и словами открыто это ей стала говорить. Раздражала ее чужая дочь, чужой ребенок.
И опять помогла старая тактика. Поменьше попадаться на глаза. Федор долго был в неведении, но когда родился их с Лидой сын – Стаська, то стал догадываться, что Ире непросто в их семье. Лида уже и Федору стала напевать, что чужой ребенок ей мешает. Ну и что, что несколько квадратных метров ей в этой квартире принадлежат? Выплатим ее долю к совершеннолетию, и пусть живет своей жизнью, – пела она ему. А сейчас о ней государство должно заботиться, а не мы – чужие ей люди.
Федору сложно давались возражения, он действительно с молодости был неразговорчивый. А Лиду переговорить вообще было трудно. Однако нашел аргумент попроще – стукнул кулаком по столу и сказал. Прекрати. Никогда больше не хочу слушать подобное.
А Иру позвал в ближайшую субботу навестить Женю. Убрались там, покрасили оградку, цветы пересадили. Посидели молча, и снова словно сблизились, как в первые полгода, что были заполнены горем и болью.
– Ничего, Ириш, все уладится. Ты потерпи. Скоро Стас в садик пойдет, Лида работать начнет, некогда ей будет дурью заниматься.
Но Лида стала с другого края действовать. Под предлогом слабого иммунитета Стасика запретила приглашать в дом Зину. А ее мать она давно уже отучила забегать к ним по-родственному. Взяла в руки все финансовые вопросы. Не было у Иры уже доступа к общим деньгам. Приходилось просить у Лиды даже на самое необходимое, о чем девочки стесняются вслух говорить.
Она не жаловалась Федору, не хотела быть причиной их ссор. Ей искренне нравилось то, что отчим повеселел, что снова заблестели его глаза. Она видела, как он любит сына.
Однажды Федор нечаянно узнал, что Ирина не питается в школе. Она уже училась в девятом, часто оставалась на дополнительные занятия, еще занималась в стрелковой секции. И частенько до вечера была голодной. Карманных денег, чтобы перекусить, у нее тоже не водилось. С тех пор, как деньги из доступной шкатулки перекочевали в Лилин кошелек. Вернее, это уже была банковская карта.
Федора отчитала класснуха Ирины.
-Вы бы, Федор Ильич, поговорили с Ириной. Мода модой, но она же уже прозрачная! Скоро в обмороки будет голодные падать. А отвечать кто? Снова школа – снова недоглядели? Замучились мы с их диетами!
Когда до Федора с трудом дошло, что он упустил момент с деньгами, понадеявшись на жену, то корил себя и ругал Иру, что молчала.
– Ну, прости, дочка, тугодум я. Ну, а ты-то что молчишь? Ты знай – у тебя и счет свой есть. Я туда все опекунские складываю, и выплаты туда же все идут. Но знаешь, мы все же их трогать не будем. У тебя и учеба впереди, и свадьба. Я тебе просто карту открою и буду с зарплаты скидывать. Хорошо?
Ира толком и не слушала его, про деньги, про карту. Набатом в голове звучало – ДОЧКА. Неужели она и правда для него не чужая девочка, что он расстроился из-за нее. Не из-за Лиды, не из-за Стаса, а из-за нее?
Ох, и бесилась Лида, когда поняла, почему денег к ней чуть меньше поступать стало. Стала, то опекунские «в общий котел» требовать, то демонстративно причитать, что деньги словно в трубу улетают. Как она не экономит, отложить на отпуск не получается. А как иначе, если «эту» одевать, обувать и кормить приходится. А тут еще и деньги ей стал выделять!
– Так отпускные получу, и поедем в отпуск, проблем-то…
– Опять в дом отдыха ваш? Я к морю хочу!
В таких баталиях пролетело еще пара лет. Лида пыталась задеть Иру, Федор стеной вставал на защиту. Ирина страдала, зная, что является причиной ссор в семье.
Одно грело – они с Зиной мечтали окончить школу, найти работу и снять комнату на двоих. Отец у Зины совсем уже «слетал с катушек», уходил в недельные запои, стал тащить все из дома. И неясно даже было – кому из девочек живется хуже.
Но мечтам не суждено было сбыться. Зина выскочила замуж сразу после выпускного. Почти за первого встречного, не могла уже жить с родителями. У Ирины сменились планы – поступить туда, где будет общежитие стало уже ее целью. Федор хотя и не поддерживал эту идею, но понимал, что Ирине сложно с ними. Просчитывал уже варианты, как взять ипотеку для Ирины, но Лида сопротивлялась, как могла, настаивая на денежной компенсации.
– Что ей там положено-то из этой квартиры? И так на всем готовом выросла!
Решение пришло неожиданно. Федору в наследство досталась неплохая квартира в соседнем областном городе. Там как раз был и институт сервиса, куда Ирина втайне мечтала поступить, но считала, что ей «не по карману» платное обучение, а по желаемому направлению не было предусмотрено бюджетных мест. Да и общежития там не предоставляли.
Федор переписал свою наследственную полнометражку на Ирину, вручил ей и управление счетом, где накопилось достаточно, чтобы разом оплатить все годы учебы. Сам поехал с ней – помочь с заселением, с подачей документов. Нет, он действительно хотел помочь, но и еще была причина. Лида бесновалась, когда узнала, что наследство «уплыло» из ее рук. А он уже устал от ругани и скандалов. Поэтому неделька отдыха от жены была кстати.
Обошел всех соседей в подъезде, благо квартир там было не так уж много. Небольшой трехэтажный дом в уютном ЖК. Попросил «не обижать дочь, приглядывать». И это Федор, который в магазины-то ходил, только с самообслуживанием, чтобы лишний раз не разговаривать с продавцами!
– Повезло тебе с отцом, девонька, – говорили соседки, встречая Иру во дворе.
– Да, папка у меня замечательный, – соглашалась Ира.
На каждой свадьбе, есть трогательные моменты, когда сложно сдержать слезы. На Ирининой свадьбе этим моментом стал танец отца с дочкой.
Федор вообще заставил всех гостей понервничать в тот день. Невеста не хотела идти на регистрацию, пока не приедет отец. А у него встала машина на трассе между городами. Новую гнал, в качестве свадебного подарка. Не обкатана для такой дороги. Но обошлось, успел.
Все в жизни успел этот немногословный мужик…
/Автор: Татьяна Бро/

Маленькое сердечко совсем недавно родилось, и теперь прислушивалось к новым ощущениям. Оно слышало, как рядом ползают братики и сестрички, такие же маленькие, теплые, родные. Слышало их сердечки, их ровное биение. А у него что-то не получалось… не получалось ритмично биться, спотыкалось оно…
Вот его тельце вылизывает Мама, сердечку приятно, оно бьется радостно и часто. А вот его взяли теплые, ласковые руки, гладят, сердечко слышит голос- этот голос оно уже запомнило и знает, что это Хозяйка. Сердечко бьется чуть быстрее от нежных прикосновений и ласковых поцелуев. Ему надежно в этих больших, теплых руках.
Вскоре сердечко научилось видеть… О, как это было интересно и необычно! Сердечко увидело свою красивую Маму – овчарку, Хозяйку, чей запах и руки узнавало сразу и начинало восторженно биться, словно хотело сказать:- Я тоже тебя люблю, очень люблю!
Однажды сердечко замерло в испуге от чужих, жестких рук и страшного, громкого , низкого голоса… Этот голос говорил что-то нехорошее, сердечко это чувствовало, и замирало, начинало биться с перебоями, ему стало больно от этого чужого голоса…
-Хозяйка, дело, конечно, ваше, но этот щенок – выродок, его надо было утопить сразу после рождения. Это не овчарка, это крыса какая-то. Посмотрите- он не проходит ни по экстерьеру, ни по размеру, да и со здоровьем, похоже , у него проблемы. Избавьтесь от него, пока не поздно! А остальных я беру. Всех. Они пойдут в школу милиции. У вас отличная сука, я ее знаю – на выставке видел. Поэтому и пришел за щенками.
Сердечко съежилось от страха, стало крошечным, замерло… Что будет?
Щенок неподвижно лежал в ладонях мужчины- эксперта. Мужчина как-то брезгливо опустил малыша на подстилку, и пробормотал:
– Не жилец… Усыпите.
Что было потом- сердечко не помнило, оно почти остановилось…
… Теплый язык Мамы вернул малыша к жизни. Щенок жадно припал к соску.
Он слышал голоса, они спорили, женский голос не соглашался, мужской -убеждал…
Сердечко снова забилось быстро и радостно: рядом была Мама, значит, ничего страшного не произойдет, ведь Мама спасет, поможет…
– Малыш, хороший мой малыш! Ты не умрешь, я увезу тебя в деревню, к маме. Ты будешь жить у нее в доме, пить парное молоко, и поправишься, вот увидишь, непременно поправишься!
Ласковый голос Хозяйки успокаивал, теплые руки нежно гладили тельце щенка, и он уснул, расслабленный, сытый, и сердечко билось ровно, тихо, спокойно…
Дорогу в деревню щенок не помнил. Он так волновался, что исчезла его Мама, его куда-то везут, запахи чужие вокруг….Щенок так скулил, плакал, что ему стало плохо.
Сердечко очень хотело жить, оно было совсем юное, оно не понимало, почему у него что-то не так, оно не знало, куда и зачем везут малыша, оно отчаянно билось в теплой груди щенка, и верило, что ему помогут, очень верило…
-Ну, здравствуй, малыш! Давай знакомиться. Теперь ты будешь жить со мной, – спокойный, тихий голос, теплые, ласковые, как у Хозяйки, руки успокоили малыша. Сердечко радостно подпрыгнуло в его груди и успокоилось: малышу все нравилось на новом месте. Нравилась теплая подстилка, новая Хозяйка, вкусное молоко и мясо, такое мягкое и нежное, которое женщина скармливала ему с рук.
Щенок быстро рос, сердечко стало меньше болеть, и Хозяйка радовалась, глядя на резво бегающего по дому молодого пса. Сердечко из всех сил старалось жить, очень старалось. Оно стало большим, больше, чем надо, но об этом никто не знал… А оно в своем стремлении жить расширялось и расширялось, чтобы успеть выполнять все положенные ему функции.
Однажды ночью загорелся деревянный дом Хозяйки.
Выгорел коридорчик, и огонь подобрался к комнате, где спали женщина и собака. Молодой пес, учуяв запах дыма, тревожно залаял, его сердечко заволновалось, забилось быстро- быстро: оно почувствовало опасность.
Пес кинулся к постели хозяйки, стал тащить одеяло со спящей женщины. Хозяйка проснулась и побежала к двери, но дверь уже горела, дым стал заполнять комнату.
И тогда молодой пес, чье сердечко очень любило добрую Хозяйку, которого когда-то назвали ни на что не способным «выродком», разбежался, выбил своим телом окно, изрезав всю морду и грудь осколками стекла, и, выпав во двор, залаял, призывая хозяйку вылезти из дома тем же путем. Растерявшаяся женщина металась в задымленной комнате, но, услышав лай собаки, сообразила, что пес указывает ей путь к спасению, и вылезла через разбитое окно из горящего дома…
Сердечко билось быстро и испуганно: ему было больно от изрезанной морды, от сломанной передней лапы, от удушливого дыма, назойливо лезшего в чуткий нос…
Но одновременно оно и радовалось, зная, что любимый человек вне опасности.
Сердечко захлебывалось кровью, не успевая прогнать ее, куда положено, оно вдруг ослабело, затрепетало, стало останавливаться… Истончившаяся сердечная мышца не выдержала стресса…
Молодой пес, пошатываясь и хромая, подошел к женщине, посмотрел на нее каким-то грустным, угасающим взглядом, упал на землю…
Из пасти хлынула темная кровь, пес забился в судороге и затих…
Сбежавшиеся на тушение горящего дома жители деревни, понимающе смотрели на стоящую на коленях перед телом собаки женщину, которая, закрыв лицо руками, громко, в голос, выла по- бабьи, раскачиваясь из стороны в сторону.
Выла так, как выли женщины, получавшие в годы войны похоронки, выла так, как воют над телом умершего любимого человека…
Ее не интересовал догорающий дом, не волновало пропавшее добро, которое еще можно было спасти.
Она оплакивала маленькое, верное, и такое больное сердечко, которое ценой своей жизни продлило ее жизнь….
Которое, может быть, только для этого и родилось, чтобы, пожив совсем немного, спасти жизнь хорошему человеку…
Выродок- несоответствующий стандартам породы…
© Татьяна Лаин

В коридоре женской поликлиники на скамье сидела пожилая женщина. Рядом с ней сидела щуплая девочка, лет 15 – ти, в короткой юбке, из под которой торчали острые коленки. Бабушка привела внучку на аборт.
Бабушка всё время тяжело вздыхала. Внучка с испуганным взглядом озиралась по сторонам. Рядом с ней стоял пакет. Подошла девушка, лет 30, и присела рядом.
– Вы в этот кабинет?
– Да.. А скажите, это не больно?
– Неприятно, конечно, но там обезболят. Главное, что это быстро, минут 5 от силы, если срок маленький. Так говорят, я первый раз тут. Я и сама боюсь, если честно. И умом понимаю, ведь ребёнок ни в чём не виноват..
– Господи, вот же угораздило.. Понимаете, это моя внучка, учится в 9 – ом классе, и парень её обманул, бросил.. А она беременная. Он знать ничего не хочет про ребёнка. А нам что делать? Ей же школу надо закончить.. Родителей нет у неё, я сама её вырастила..Ох, горе – то какое..
– Ба, да хватит тебе уже, не рви мне сердце, и так тяжело.. Вон девушка сказала же, что не больно будет, раз, и всё..
– Ох, внуч, там же ребёнок у тебя, живой, а ты раз и всё..Дитё не виновато ни в чём, правильно девушка сказала. Знаешь что, вставай, пошли, ничего, вырастим. В войну вон рожали, и ничего. Справимся. И Петька твой не нужен, отец называется.. Вставай, бери пакет, пошли домой, нечего нам тут делать.
Девочка будто этого и ждала. Схватила пакет и пошла к выходу, бабушка вышла следом. Девушка, сидящая на скамье, улыбнулась, глядя им вслед, думая о чём – то своём..
Двадцать лет спустя
– Мама, я люблю его, у нас всё серьёзно, уж поверь! Дима хороший парень, у него большое будущее!
– Ну какое там будущее, если вы поженитесь.. Закончите универ, а там видно будет!
– Мам, нам по 20 лет уже, не маленькие. Свадьба учёбе не помешает, тем более, мы не будем тратить деньги, распишемся и всё, зачем нам эти условности. Поужинаем в ресторане с родителями Димы и его бабушкой и всё, с друзьями мы сами потом отметим. Дима бабушку очень любит, она его вырастила.
– Ох, Машка, ну чего не сделаешь ради любимой дочери! Надо же нам познакомиться с родителями Димы, сватами будем, как – никак..
– Пригласи их в гости, мам..
– Здравствуйте, проходите! Я Машина мама, Юлия. Садитесь за стол..
Глядя на Димину бабушку, Юле показалось, что она её где-то уже видела. Мама Димы, Аня, была очень молодой, выглядела чуть старше сына. В разговоре выяснилось, что родила она его в 16 лет, от одноклассника, который сначала отказывался от ребёнка, а потом вынужден был жениться на Ане, чтобы не сесть в тюрьму. На бумаге только они муж и жена были, не жили вместе, а потом и развелись.
– Вы знаете, Юля, стыдно признаться, но мы же хотели избавиться сначала от Димочки.. Анька ведь соплячка ещё была, какая с неё мать.. Родителей у неё не было, мать померла молодая ещё, а отец в тюрьме сгинул. Я её одна растила. И тут в подоле принесла.. Ну куда рожать, кому?
Когда пришли уже в больницу, ждали очереди на процедуру эту, девушка одна подошла. Тоже на аборт. Говорит, дети не виноваты ни в чём, и меня будто по лбу стукнули, разве ж можно дитя убивать невинного.. Это знак свыше был, чтобы остановились, и Димку сберегли.
Девушку ту сам Бог послал, видимо. Мы с Анькой ушли из больницы домой. До последнего она ходила в школу, закончила 9 классов, а больше нам и не надо было. Родился Дима, я с ним сидела, а Аня ходила в училище, выучилась на кондитера. Петька, отец Димкин, никак не помогал, и его родители тоже.
Ничего, справились. Анька потом за хорошего человека замуж вышла, дочку ещё родила. Печёт теперь торты на заказ, и неплохо зарабатывает. Вы не переживайте, если Дима с Машей поженятся, им есть где жить, квартиру им свою отдам, а сама к Ане переберусь. Вот такая история у нас.
Юля не верила своим ушам. Это были те самые бабушка с внучкой, которые ушли из больницы. Ведь благодаря им, она решилась оставить ребёнка, её любимую Машку..
После разговора с бабушкой тогда, ей вдруг стало спокойно, она поняла, что надо рожать, всё будет хорошо. Ребёнок был от женатого мужчины, который был её первой любовью. Жизнь развела их в разные стороны, и когда они вновь встретились, то он был уже женат. Только один раз у них была встреча, после которой она поняла, что беременна.
Семью ему она разбивать не хотела, о ребёнке ничего не сказала, решив, что не имеет права рожать, портить жизнь и себе и ребёнку.
Решившись на аборт, Юля уговаривала себя, что так будет лучше. Но бабушка с внучкой за 5 минут поменяли её мышление на эту тему. Если уж они справятся, то она и подавно. Она решила, что это знак свыше.
Юля ушла из больницы, вслед за ними. Беременность и роды прошли хорошо, родилась её единственная дочурка, самый любимый человек на Земле.
И вот их снова свела судьба. Только теперь по радостному поводу. Дети, которых могло не быть, собираются пожениться. Это-ли не знак судьбы?
Часто люди получают знаки свыше. Кто-то прислушивается, кто-то нет. Иногда бывает достаточно 5 минут, чтобы изменить свою жизнь. Например, решение оставить ребёнка, которого не хотели, не ждали. А потом жизни не представляют без этого ребёнка, и с ужасом думают, что его могло и не быть..
Всякое в жизни бывает, но если вы чувствуете, что совершаете ошибку, не спешите, ведь иногда 5 минут многое решают..
✍Заметки оптимистки

-Да, это я нашла их утром! – сбивчиво объясняла она следователю, который вел допрос – Пошла детям кашу на завтрак приготовить, а они сидят за столом, оба синие и не дышат! Можно, я хотя бы быстрой овсянки малышам разведу, голодные же! – вдруг спросила Маргарита. Мужчина молча кивнул и затих, что-то записывая в блокнот.
Рита быстро вскипятила воду в стареньком электрическом чайнике, который даже сам не отключался. Нужно было над ним стоять. Насыпала из пакетиков в две тарелки овсянку, залила кипятком, и немного подождав, скрылась с двумя тарелками в комнате.
-Вот, ешьте, малышня! И сидите здесь тихо! – донесся из соседней комнаты её голос до Игоря Васильевича, того самого следователя.
-А мама опять пьяная, да? – звучал испуганный детский голосок.
Маргарита ничего не ответила и вернулась в кухню. Она с опаской покосилась на то место, где еще совсем недавно, упершись лицом в стол сидели отец и мать. Теперь о них напоминали лишь пустые бутылки, грязные, липкие разводы и крошки на столе. Рита схватилась за тряпку, хотела вытереть грязь, но Игорь Васильевич её остановил жестом.
-А часто они вот так? – спросил он у девушки.
Рита только равнодушно пожала плечами и переспросила: – Напивались? Да каждый день! А вот чтобы Ванюшку с Машенькой покормить – никогда! Да и я с ними впроголодь выросла.
-Вы не любили родителей? – спросил следователь то, что должен был спросить у девушки, которая утром обнаружила бездыханные трупы и сама же позвонила в полицию.
Маргарита задумалась всего на мгновение, а затем подняла на Игоря полные боли и грусти глаза и ответила:
-Нет, не любила! Но я их не убивала, если вы к этому ведёте. Они сами себя убили. Да и по сути дела они уже давно умерли, как люди. Я ещё удивляюсь, как Ванечка с Машенькой у них нормальные родились.
-А где они водку покупали знаете?
-Понятия не имею, но она у них была всегда, в отличие от молока, хлеба, масла. Я как девять классов закончила, так сразу работать пошла, чтобы малышей кормить.
-Значит, Вы для них вместо мамы?
Рита улыбнулась, её лицо потеплело: -Да! Вы не думайте! Я с ними справляюсь, в детский сад вожу, они меня слушаются даже не думайте, в детский дом я Ванюшку с Машенькой не отдам.
-А сколько тебе, то есть Вам лет? – спросил Игорь.
-Восемнадцать. Недавно исполнилось.
***
Игорь после работы шёл домой. К родителям, с которыми вместе жил. Маргарита никак не шла у него из головы: маленькая, хрупкая, как подросток. А взгляд серьёзный, будто знает что-то такое, что остальным не дано.
-Надо же! – думал он – Мне двадцать восемь лет, а я так и остался ребёнком для своих родителей. А ей восемнадцать, а она, похоже, ребёнком так и не была. Она как родилась, так сразу стала взрослой
Мать с отцом сразу заметили состояние сына. Заволновались, принялись расспрашивать его, не случилось ли чего.
-Мам, пап, всё нормально, просто настроения нет – успокоил он их.
Игорь и сам не понимал, чем его так взволновала эта девочка, что он не мог уснуть всю ночь и постоянно думал о ней.
На следующий день, после работы он заскочил в магазин, купил молоко, фрукты, сливочное масло, крупы: всё то, что по его мнению было нужно детям, и направился по адресу вчерашнего происшествия.
-Вы? -удивилась Маргарита, вытирая руки о фартук -Что-то забыли спросить?
Игорь помотал головой -Нет! Вот это Вам! – сказал он, протягивая девушке пакет.
Рита осторожно заглянула внутрь.
-Вы с ума сошли? Зачем? Я не могу это взять! Я работаю – отпиралась она, как могла.
На шум из кухни выбежали двое малышей. Девочке на вид было лет пять. Её светлые волосики были аккуратно заплетены в тугие косички. А мальчик был совсем маленьким, тоже светленький, по всем признакам подстриженный не в парикмахерской, а дома.
***
-Я принёс это для них! – спокойно ответил Игорь – И они, похоже, очень довольны!
Рита оглянулась на малышей, которые не обращая никакого внимания на споры взрослых, уже заглядывали в пакет.
-Рита, Рита! Смотри, здесь апельсины! – радостно закричала девочка, а мальчик от избытка чувств просто запрыгал рядом.
Девушке пришлось сдаться: – Ну, что вы делаете, мелюзга! – укоризненно покачала она головой.
А потом, всё так же улыбаясь, обернулась к Игорю: -Проходите, давайте, я Вас хоть чаем напою.
Игорь отметил про себя, что на этот раз на кухне был полный порядок, даже старенький, чайник сиял начищенными боками.
-Как они? – спросил Игорь, кивнув в сторону детей, которые с удовольствием поедали апельсин – Про родителей не спрашивают?
-Вы знаете, нет! Они ведь отца и мать боялись очень, и людей, которые к ним приходили. А теперь они спокойны. Только резких звуков пугаются. Нехорошо говорить, но нам хорошо втроём.
-Я помогу вам с похоронами.
Маргарита посмотрела на Игоря признательным взглядом:
-Спасибо большое! Для меня похороны – это, пожалуй, самое страшное сейчас.
Игорь пил чай и думал про себя: какой же она в сущности ещё ребёнок.
Постепенно Игорь стал частым гостем в этой семье. Он стал для Маргариты настоящим другом и опорой, а дети его воспринимали как своего родного и близкого человека.
***
-Смотри, Ритка, твой опять тебя встречает – смеялись девчонки с работы, глядя в окно на поджидающего девушку парня.
-Ну, что вы такое болтаете, глупые! Он же меня старше на целых десять лет! Игорь для меня как старший товарищ или брат, но никак не любимый человек! – отнекивалась Ритка.
-Ну и глупая! Подумаешь, десять лет!
Игорь Маргарите, конечно, нравился: он был добрый, надёжный, но вот любви к нему девушка не испытывала.
Я просто привыкла, что он всегда рядом но он слишком взрослый для меня – думала девушка. И наверное, поэтому для неё стало полной неожиданностью, когда Игорь признался ей в любви и сделал предложение.
-Я? Твоей женой? – удивилась девушка – Но я как-то не думала об этом. И потом, я не люблю тебя. Ты мой самый лучший друг но прости
Игорь встретил отказ спокойно.
-Рит, знаешь, как в народе говорят: стерпится-слюбится. Да и тебе детей надо как-то растить, а я не самый противный мужик в этом мире.
Маргарита посмотрела мужчине прямо в глаза: – Понимаешь, ты заслуживаешь гораздо большего, чем стерпеться.
Они тогда вроде хорошо расстались, Игорь как-будто всё понял, но он почему-то не позвонил ни на следующий день, ни через день. Маргарита забеспокоилась, она уже привыкла, что он всегда рядом. А тут ещё и малыши в два голоса заканючили: -Рита почему к нам дядя Игорь не приходит? Вы поссорились?
Девушке стало как-то нехорошо на душе, неужели обиделся и решил оставить меня в покое – думала она. Но только сейчас до неё стало доходить, что ей не хочется, чтобы Игорь ушёл, исчез из её жизни.
Она попробовала дозвониться мужчине, но никто не брал трубку. Три дня она не могла дозвониться до него. Металась в поисках решения: что делать!
-Ритка, на тебе последние дни лица нет! Что-то случилось? – встревожились подруги на работе.
-Игорь пропал! – выдохнула Маргарита и разрыдалась -Я ему звоню, а он трубку не берёт!
-А на работу ты к нему ходила? – спросили девчонки.
-Нет, я как-то не подумала об этом!
-Ну, так сходи! Мало ли с человеком что может произойти! Тем более, что Игорь у тебя не из тех, кто просто так исчезает.
Рита уже хотела всё бросить и бежать в тот полицейский участок, где работал мужчина, но тут ей позвонили с незнакомого номера.
-Рита? – звучал в трубке незнакомый голос – Меня Иван зовут! Я друг Игоря. Он просил позвонить Вам и сказать, чтобы Вы не беспокоились, не переживали, с ним всё в порядке.
Маргарита, глотая слезы, прокричала в трубку: – Где он, что с ним? Скажите!
-Игорь был ранен. Сейчас в реанимации в первой больнице.
Рита в изнеможении облокотилась на стену. Слезы текли по ее измученному, бледному лицу.
-Девчонки, я должна бежать! Подхватите тут мою работу.
Рита бежала в больницу, не обращая внимания ни на холодный ветер, который дул в лицо, ни на встречных прохожих, на которых она постоянно наталкивалась.
-Пожалуйста, пустите меня к нему, дайте мне пропуск – кричала она возле окна справочной так, что откуда-то из глубины коридора выглянул врач.
-Девушка, Вы к кому так хотите попасть? – поинтересовался он.
-К Игорю Матвееву!
-Ну, вообще-то мы в реанимацию никого не пускаем. Вы кем ему приходитесь?
Маргарита растерялась: – Я? Я его жена! – вдруг выпалила она, и покраснела.
-Ах, жена?! Ну тогда накиньте халат, и следуйте за мной!… Только не долго там – предупредил её доктор, пропуская в палату.
Маргарита вошла, в реанимации было тихо, только шум и писк каких-то приборов нарушал тишину. Игорь лежал у окна, бледный и перевязанный. Его рука покоилась поверх одеяла.
Рита осторожно подошла, взяла его руку, положила рядом голову и заплакала.
Игорь медленно открыл глаза.
-Ритка! Ты как здесь?
-Я им сказала, что я твоя жена! – сквозь слезы улыбнулась девушка. -И ещё, за эти дни, что тебя не было, я поняла, как мне плохо без тебя и как я люблю тебя!
-Не плачь, Рит! Я не могу видеть, как ты плачешь – сказал Игорь, вытирая ослабевшей рукой слезы с лица девушки.-Вот я выйду отсюда и мы обязательно поженимся!
-Да! – улыбаясь сквозь слезы ответила Рита.
И действительно, как только Игорь поправился и вышел из больницы, они подали заявление в ЗАГС.
Теперь у них большая, дружная семья. А в скором времени ожидается прибавление в семействе.
-Ну, вот видишь, я же говорил тебе, А то стерпится-слюбится! – как-то сказал Маргарите супруг.
-Нет, Игорь, никогда не стерпится и не слюбится Просто я тебя сразу полюбила, но не сразу поняла
Счастливые Перемены
Автор: Анелия Ятс

Доброта часто возвращается, даже когда этого меньше всего ожидаешь. Для одного пожилого учителя простое решение помочь мальчику, который замерзал в холодный зимний день, запустило цепочку событий, которые стали очевидны лишь спустя годы.

Снег медленно и ровно покрывал улицы белым одеялом, приглушая обычные звуки шумного города.

В небольшом, уютном кафе сидел у окна господин Сергеев, учитель на пенсии с добрыми глазами и редеющими седыми волосами. На столе рядом с ним стояла чашка горячего кофе и потрепанный экземпляр книги «Убить пересмешника».

Господин Сергеев перелистывал страницы, время от времени поглядывая в окно, где прохожие торопились по своим делам.

Он любил это место. Оно было тихим, теплым и знакомым. Дверь кафе резко зазвенела, и внутрь вошел мальчик. Он дрожал и топал ногами, пытаясь стряхнуть снег.

Мальчику было не больше 13 лет. На нем было тонкое, слишком большое пальто, явно доставшееся от кого-то из взрослых, и обувь, которая была на два размера больше. Его щеки покраснели от мороза, а черные волосы слиплись от тающего снега.

Господин Сергеев опустил книгу, внимательно посмотрев на мальчика.

Тот немного постоял у двери, затем заметил автомат с закусками в углу. Медленно подошел к нему, достал из кармана горсть монет и начал пересчитывать.

Этого не хватало. Плечи мальчика опустились, и он оглянулся по сторонам с явным беспокойством.

Господин Сергеев отложил книгу, сделал глоток кофе и тихо сказал:
— Молодой человек, подойдите сюда.

Мальчик замер, его лицо выражало смесь подозрительности и смущения.
— Да?

— Почему бы вам не присесть со мной? Мне было бы приятно ваше общество, — с доброй улыбкой предложил господин Сергеев.

Мальчик замялся, переминаясь с ноги на ногу.
— Я… я просто… — Он снова взглянул на автомат.

— Все в порядке, — мягко, но уверенно сказал господин Сергеев. — На улице слишком холодно, чтобы стоять. Давайте, садитесь. Я не кусаюсь.

Немного поколебавшись, мальчик кивнул. Голод и тепло перевесили его гордость. Он подошел к столику, спрятав руки в карманы пальто.

— Как тебя зовут? — спросил господин Сергеев, когда мальчик сел.

— Алексей, — пробормотал мальчик, не поднимая глаз.

— А я Сергей Иванович, — представился он, протянув руку.

Алексей неуверенно пожал ее. Рука была маленькой и холодной.

— Ну что ж, Алексей, — сказал Сергей Иванович, помахав официантке, — как насчет горячей еды? Суп, бутерброд или, может, и то, и другое?

— Мне не нужно… — начал Алексей, но Сергей Иванович поднял руку, прерывая его.

— Никаких возражений, молодой человек. Это за мой счет, — сказал он, подмигнув. — К тому же, мне действительно нужно хорошее общество.

Официантка подошла, и Сергей Иванович заказал куриный суп и бутерброд с индейкой. Алексей тихо сидел, сложив руки на коленях.

Когда еду принесли, Алексей сначала ел медленно и осторожно, но вскоре горячий суп и теплый бутерброд развеяли его скованность. Между укусами он начал рассказывать о своей жизни.

— Моя мама много работает, — тихо сказал Алексей. — У нее две работы, поэтому я часто один после школы.

Сергей Иванович нахмурился.
— Это должно быть нелегко и для нее, и для тебя.

Алексей кивнул.
— Она старается изо всех сил, но… иногда это трудно.

Сергей Иванович, задумавшись, сказал:
— Ты напоминаешь мне одного из моих учеников. Умный, трудолюбивый, с большим потенциалом. Прямо как ты.

Алексей покраснел и опустил глаза.
— Я не такой уж умный, — пробормотал он.

— Не недооценивай себя, молодой человек, — серьезно сказал Сергей Иванович. — Немного помощи может многое изменить. А однажды, когда ты сможешь, пообещай, что тоже кому-то поможешь.

Алексей взглянул на него с удивлением.
— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — ответил Сергей Иванович, — что доброта всегда возвращается. Если тебе кто-то помог, передай это дальше, помоги тому, кто в этом нуждается.

Алексей ничего не ответил, но его взгляд стал серьезным.

Прошло семь лет.

Однажды Сергей Иванович услышал стук в дверь своей маленькой квартиры. На пороге стоял молодой человек в элегантном пальто с корзиной, полной фруктов и деликатесов.

— Сергей Иванович, — сказал мужчина, улыбаясь. — Я Алексей.

Так началась новая глава их истории — полная благодарности, дружбы и теплых воспоминаний.