NEWS 2SWEET

Свекровь залетела в комнату неожиданно. Эльвира в этот момент переодевалась. Она вздрогнула и поспешила поскорее натянуть футболку. Хотела возмутиться и попросить Зою Николаевну больше не делать так, но по виду свекрови поняла – та не в духе. И чего она так злилась? На работе какие-то проблемы? Женщина работала в библиотеке. Там редко происходило что-то неприятное. Кто будет устраивать скандалы в библиотеке? Да и начальству особо не за что отчитывать. А что ещё так сильно обеспокоило свекровь? Ни единой мысли в голове не было.

— Что-то случилось? На вас лица нет! – забеспокоилась Эльвира.

— Какая бесстыжая! Поглядите-ка на неё. Язык поворачивается у тебя такие вопросы мне задавать? Сама ничего не хочешь сказать?

Видно было, как трясёт Зою Николаевну, а вот почему? Хороший вопрос, только ответа на него Эльвира не знала.

— Молчишь! Конечно! Даю пять минут, чтобы освободила мою квартиру, воровка! И мне всё равно, куда ты пойдёшь. Только из уважения к сыну я не стану обращаться в полицию, но посмеешь задержаться тут дольше – так и знай, вызову полицейских.

— Зоя Николаевна, почему вы такие слова говорите? Я никогда не брала ничего чужого. Почему вы оскорбляете меня?

— Ты украла мой фамильный перстень! Признайся хотя бы, кому ты его продала, чтобы я могла выкупить. Ох, моё бедное сердце! – женщина схватилась за сердце и тяжело задышала.

— Я не брала ваш перстень. Ничего у вас не брала.

— Вчера ты убиралась, а когда ушла – перстень исчез. Как ты смеешь теперь оправдываться и говорить, что не брала ничего? Скажи мне, где он, Эля! Уведи от греха, а не то я обращусь в полицию, так и знай. Вчера тебе неожиданно выдали премию на работе. Теперь понятно, как ты планировала оправдать исчезновение моего перстня. Думала, никто не догадается? Не подумает на тебя? А я сразу поняла, что это ты его украла! И продумала историю, откуда у тебя появились деньги. Молодец! Ничего не скажешь.

Зоя Николаевна металась от отчаяния. Видно было, что она сама не понимала толком происходящее. Эльвире обидно стало, что её обвиняли в том, чего не совершала на самом деле. Она много раз попадала в ситуации, из которых казалось и нет выхода, но никогда ни копейки ни у кого не взяла. Когда девчонки в магазине, где подрабатывала Эля во время учёбы, обвешивали и обманывали покупателей, сама она считала всё честно. Многие даже удивлялись, что в её смену тратят меньше, а покупают больше. Как-то ей даже подарили большую шоколадку за честность. Найдя кошелёк на остановке, Эля позвонила его владельцу, чтобы отдать находку. Хоть там и лежала сумма, которая могла на тот момент помочь ей, но брать чужое девушка не стала. Так она познакомилась теперь уже со своим мужем, Михаилом.

— Я убиралась, но я не трогала ваш перстень. Зачем мне брать ваши вещи? Мы с Мишей сами зарабатываем. И у вас пожить решили только чтобы не платить лишние деньги за аренду, пока идёт ремонт в нашей квартире. А премию я действительно получила. Да хотите, можете моему начальнику позвонить и спросить. Он всё подтвердит.

— Вот и езжай в голые стены. Хоть с рабочими там ночуй – мне всё равно. Бесстыжая. Смотрит мне в глаза и врёт. А ты ведь мне нравилась! Я за тебя заступалась, между прочим, когда вы что-то поделить не могли с моим сыном. Ничего-ничего! Я прямо сейчас позвоню Мише и всё ему скажу про тебя. Может, задумается – нужна ли ему такая жена.

Выслушивать оскорбления Эльвира больше не могла. У неё не оставалось никаких сил на это. Глаза запекло от нахлынувших слёз, а в груди больно-больно стало, словно кто-то с силой ударил в солнечное сплетение. Схватив тёплую кофту и сумочку, в которой были деньги и карты, Эля бросилась к входной двери.

Сердце клокотало где-то в районе горла.

Её обвинили в воровстве!

Такой случай уже был много лет назад. Эля училась в пятом классе. Одноклассница, с которой она дружила, вытащила из сумочки учительницы деньги и какую-то побрякушку. Безделушку эту она сунула в портфель Эли, а когда началась проверка, ту обвинили в воровстве. И родителей в школу вызывали. Отец сразу заявил, что его дочь никогда бы не пошла на такое ужасное преступление, что вора нашли не там. Несколько дней Эля не могла толком есть и пить. Она пропускала школу и даже ленилась встать с кровати – так сильно на ней сказалось обвинение. В итоге настоящую воровку удалось разоблачить. Перед Элей учительница извинилась, конечно, но осадок остался. И теперь снова.

Телефон в кармане дребезжал, а Эля просто шла вперёд, утирая слёзы, которые не переставали катиться из её глаз. Она добралась до ближайшего парка, рухнула на скамейку и только тогда нашла в себе силы, чтобы достать телефон и ответить мужу.

— Эль, ты где сейчас? Я отпросился с работы после звонка мамы. Уже в машине. Сейчас буду выезжать.

— В парке недалеко от дома. Мог бы не отпрашиваться. Я в порядке.

— Слышу по голосу, как ты в порядке. Произошло какое-то недоразумение. Я разберусь, ты не переживай главное.

Как только муж приехал и присел на скамейку рядом с Эльвирой, ей сразу стало легче и теплее. Казалось, что все невзгоды остались позади, но она на всякий случай решила уточнить:

— Ты веришь, что я ничего не брала?

— Конечно, верю! Мама, наверное, снова перекладывала свои украшения, или уронила, и он закатился куда-то. Да и зачем тебе?

— Она считает, что премия, которую мне вчера выплатили – это сумма, вырученная за кольцо. Ну или перстень. Бред, понимаю. Я даже не нашлась со словами, ничего не сказала практически в своё оправдание. Ты ведь знаешь, что в детстве уже однажды я столкнулась с такой несправедливостью.

— Тише! Всё будет хорошо.

Михаил обнял жену и успокаивающе погладил её по спине.

— Пойдём домой? Я поговорю с мамой, мы разберёмся в этом недоразумении. Ты продрогла. Не хватало ещё заболеть.

— Нет, я не хочу. Прости, но я не смогу. Точно не сейчас. Плохая была идея сэкономить и временно пожить у твоей мамы.

— Видимо так. Мне очень жаль, что тебе снова пришлось выслушивать безосновательные обидные обвинения в свой адрес. Тогда я сейчас отвезу тебя в гостиницу. Поеду к маме и постараюсь разобраться во всём. Заодно и вещи наши соберу.

— Это будет прекрасное решение. Спасибо тебе за поддержку. Мне приятно, что ты веришь мне.

— А как может быть иначе? Я ведь знаю свою жену. И никогда не женился бы на бесчестном человеке. Постой… а когда он пропал?

— Твоя мама сказала, что вчера.

Михаил стиснул зубы, но выводы свои оставил при себе. Ему хотелось сначала убедиться, что мама действительно не засунула куда-то украшение и не уронила его.

Мужчина отвёз супругу в гостиницу, а сам поехал к матери. Зоя Николаевна уже ждала его. Сходу начала причитать, что не ожидала такого удара в спину от снохи.

— Я же её за дочь вторую принимала, а она!..

— Она ничего не брала, мама. Зря ты обвинила во всём Элю. Она честная и никогда не возьмёт чужого. Вспомни, как она вернула мой кошелёк в прошлом.

— Это она вознаграждение ждала, может, денег ей показалось недостаточно и рассчитывала больше получить?

— Мама, — возмутился Михаил. – Она ни копейки не взяла, хоть я и настаивал на вознаграждении. Эля не воровала твой перстень.

— Ты меня не убедишь, что у него выросли ножки, и он убежал сам. Это она сделала. Больше некому было.

— А я так не думаю, — хмурым тоном ответил Михаил.

Мыслям, пришедшим в голову, верить совсем не хотелось. Избавиться от них тоже не получалось. Они назойливой мухой крутились в голове. Хоть мужчина и пошёл искать перстень матери, но интуиция подсказывала, что он не ошибся, и только одному человеку известно, куда подевалось украшение на самом деле.

Полгода назад Михаил с женой приехали к матери отмечать Новый год. Они решили, что останутся с ночевой, а потом поедут к родителям супруги. Тогда из сумочки Эльвиры пропали деньги. Она была уверена, что брала их, но найти так и не смогла. А ещё её любимый браслет. Сложностей поймать воришку не составило – младшая сестра Михаила, Маша, прокололась своим поведением. После она клялась и божилась, что больше никогда, что её молодой человек заставил её украсть всё и принести ему деньги.

Михаил поверил сестре. Эльвира тоже не стала ссориться с ней. Браслет девушка вернула, так как в праздники заложить его никуда не удалось, а вот деньги успела потратить. Рассказывать матери о столь неприятном инциденте Михаил не стал. Он провёл воспитательную беседу с парнем Марии, и сестра рассталась с ним уже в тот же день. Она не винила брата, говорила, что давно следовало это сделать. Обещала, что теперь будет встречаться только с правильными парнями.

И он поверил.

Сестра жила сейчас в съёмной квартире со своей подругой, смогла убедить мать помочь с арендой, потому что так ей удобнее добираться до университета. Из-за большой разницы в возрасте стать друзьями с младшей сестрой не получилось. Да и примером тоже не вышло, ведь у молодёжи сейчас свои кумиры, на которых они стараются равняться. В общем, общались они постольку-поскольку, но одно Михаил знал точно – вчера Маша приезжала в квартиру, чтобы взять кое-какие продукты. Всё жаловалась, что с подработками не везёт, а на стипендию одну не вытянешь.

Проверив всё в комнате матери вдоль и поперёк, Михаил не стал тянуть и сразу же рванул к сестре. Он пытался дозвониться до Маши, но она не брала трубку, а когда приехал в квартиру, ужаснулся от того, в каком виде она предстала перед ним. Что там за вечеринка была – понятно сразу стало по резкому запаху aлгоколя, ударившего в нос.

— Ты так учишься, да? – зашипел Михаил на сестру.

— Ты приехал меня лечить? Я уже взрослая, сама могу решать, как мне учиться и как жить вообще, так что опоздал, братишка. Занимайся своими делами.

— Я и займусь. Прямо сейчас поедешь со мной и расскажешь, куда заложила перстень. На эти деньги гуляете, да?

Мария мгновенно побагровела.

— А может, мне сразу в полицию обратиться? Чтобы вас всех тут повязали? Непонятно ведь чем вы балуетесь. Вещи свои заедешь заберёшь завтра, больше в эту дыру не вернёшься. Посмеешь слово против сказать, я не только матери расскажу, чем ты занимаешься, но и отцу позвоню.

Хоть отец давно ушёл из семьи, но Мария боялась его. Потому что он частенько делал ей дорогие подарки и переводил ей из месяца в месяц деньги, о которых ничего не знала мать. Никакой стипендии девушка не получала на самом деле, а за обучение ей платил отец. Она боялась разочаровать его и перестать получать подарки, в которых так нуждалась.

Понимая, что брат не шутит и готов вызвать полицию, Мария сообщила своим друзьям, что вынуждена покинуть их. Кто-то даже попытался вмешаться, остановить её, но Михаил выглядел слишком убедительно. Он сразу дал понять, что если встанут на его пути, то могут огрести.

Мария плакала в машине Михаила, говорила, что она не умеет жить по-другому, что судить он её не смеет, ведь у каждого своя дорога. Только её слёзы ничуть не трогали. В своё время Михаил всё старался сделать, чтобы сблизиться с сестрой, помочь ей вырасти правильно, но она не слушала его. И вот во что это всё вылилось.

— Ты начнёшь новую жизнь, а если нет… помощи не жди. Увезут в ментовку, будешь сама разбираться.

Мария рассказала, в который ломбард сдала перстень. Владелец совсем не обрадовался требованию Михаила вернуть украшение за ту сумму, за которую получил его, но когда понял, что дело может коснуться полиции, сразу же поспешил уладить конфликт.

Останавливаться на этом Михаил не планировал. Он велел Марии самостоятельно рассказать матери всю правду, ведь из-за неё пострадал невинный человек.

Тяжело было, однако страх, что всё дойдёт до отца, приземлял её. Мария рассказала матери, что это она украла перстень. Сказала, что стыдно было просить деньги, а украшение мать давно не надевала, поэтому дочь посчитала, что она и не заметит его пропажи.

— Как же так, Машенька? Как ты могла так поступить? А я ведь на Элю сорвалась. Обвинила человека, который на самом деле этого не делал. Ты могла попросить у меня больше денег. Зачем было воровать мои украшения? – всхлипнула Зоя Николаевна.

Как только семейные разборки окончились, Михаил собрал вещи на первое время и вернулся в гостиницу. Он рассказал жене о случившемся.

— Надо же! А я ведь выбросила тот случай с пропажей денег и браслета из головы. После обвинений Зои Николаевны даже думать ни о чём толком не могла, поэтому такая мысль не пришла в голову.

— Да даже если бы ты вспомнила, то мама вряд ли поверила тебе. А вот когда воришка сам признался, там уж и доходит, что ты обидел невиновного. Всё будет хорошо теперь. Я завтра потороплю ребята, знакомые ведь, войдут в положение и закончат всё поскорее, чтобы мы вернулись в свою квартиру. А пока поживём недельку в гостинице. Я договорился, нам сделают хорошую скидку за то, что сразу за всё время заплачу. И бог с ними, с деньгами. Заработаем новые. Главное, чтобы душевное состояние было в норме.

На следующий день Зоя Николаевна попросила Эльвиру о встрече. Она просила прощения, но осадок всё равно оставался. Конечно, Эля не злилась на женщину, однако всё равно не хотела возвращаться в её квартиру. Всё повторилось как и прошлый раз – невинного человека обвинили, а потом попросили прощения. Да только вряд ли это теперь поможет стереть из памяти пережитый стресс. Лучше сотню раз подумать, получить доказательства, а только потом винить и проклинать кого-то.

Мария вроде бы встала на путь исправления, но долго не продержалась. Она снова вернулась к своим друзьям, стала часто ругаться с матерью и требовать денег. И в итоге осталась ни с чем. Даже отец поставил её перед выбором, а впоследствии прекратил финансирование. Пришлось экстренно устраиваться на работу в рыбный магазинчик и стоять за прилавком. Михаил надеялся, что хотя бы труд избавит от бредовых идей его младшую сестру, но какой там? Вечерами она мчалась к своим друзьям, и все деньги сливала на гуляния с ними.

— Все, переобула нашу старушку на зимнюю резину, теперь переживем зиму. — сказала я супругу.

— Хорошо, но надо бы новую машину, конечно. Хочется и по стране поездить, пока детей нет.

— Я тоже, Паш, об этом думаю. Давай начнем подыскивать варианты, а нашу на продажу выставим. В долги сильно тоже лезть не хочется, так что ищем по средствам. Копим-то уже давно, можно что-то подыскать куда лучшее, чем наша нынешняя рабочая лошадка.

Здравствуйте, дорогие читатели. Сегодня поделюсь с вами очередным случаем из практики, который, думаю, многим покажется знакомым. Ко мне пришла клиентка и рассказала о событии, которое произошло недавно в ее семье. Разрешившийся в итоге конфликт оставил у героини много противоречий, с которыми мы с ней вместе разбирались на сеансах.

Машина эта досталась мне от папы. Когда я вышла замуж три года назад, отец как раз купил себе перспективного дорого японца, а дитя отечественного автопрома отдал мне. Мы с мужем были рады такому подарку – возит же, что еще надо! Но машина моложе с годами не становилась, хоть обращались со старушкой и очень бережно.

Наш брак с Пашей можно было с уверенностью назвать удачным. Мы познакомились с ним на курсах английского языка, куда оба ходили после работы. Мне язык нужен был, чтобы подрабатывать переводами, а будущий муж просто любил тему про саморазвитие. Он много читал, и на иностранном языке в том числе, вот и пошел поднимать уровень с помощью курсов. Сидели рядом, вместе ходили домой – оказалось, что квартиры наши неподалеку, в соседних домах. Спустя восемь месяцев, паша позвал меня замуж. У обоих за душой особенно ничего не было, даже жилье пришлось снимать. Но мы не спешили с детьми, наслаждались супружеством и друг другом. На одежду нам хватало, на еду тоже, аренду за квартиру платили без просрочек.

Паша работал на заводе электриком, я трудилась бухгалтером в небольшой компании. Деньги мы оба тратили довольно рационально, оба были ранними птахами, а дома предпочитали порядок. Особенных притирок, когда съехались, и не было. Как-то сразу обрели друг в друге тихую гавань и комфорт. Вечерами читали, смотрели фильмы, болтали. Нам всегда было о чем поговорить с мужем. Мечтали путешествовать, но машина наша была слишком старенькой, чтобы рисковать ехать на ней на длинные расстояния.

Только и выбились на нашей старушке недалеко от города – осенью в лес за грибами, летом на озеро шашлыки пожарить. Но радовались и тому.

Со свекровью отношения у меня не заладились с самого начала. Почему-то Ирина Дмитриевна с первого дня считала, что я хочу ободрать ее сына как липку, и он для меня только перевалочный пункт на пути к более выгодному финансово браку. Мать мужа, конечно, ошибалась. Я прекрасно знала за кого выхожу, я искренне любила Пашу, и никого, кроме него, в целом свете не замечала. Мы с мужем были родственные души. Он начинал фразу – я заканчивала. Мы часто вместе смеялись до слез, могли часами обсуждать прочитанную книгу.

Ирина Дмитриевна пыталась настраивать сына против меня, но Паша неизменно вставал на мою сторону, прося мать не говорить про меня гадости. За эту поддержку я мужа тоже ценила, ведь брак – это влюбляться в одного и того же человека много раз. И за его поступки в том числе.

Постепенно мы наживали в квартиру технику, к осени прикупили теплых комфортных вещей, обуви. С питанием тоже проблем особых не возникало. И я, и Паша, любили простую еду – минимум мясного, максимум овощного, каш, рыбы. По праздникам морепродукты, натуральные соки. Оба ели много фруктов. Конфеты и торты почти не брали, предпочитая сухофрукты и виноград. Летом брали арбузы и дыни, которые ели в страшных количествах.

Наш образ жизни свекровь тоже не раз критиковала.

— Это что, суп? Оранжево-зеленый?

— Суп из тыквы, брокколи и порея. Мы очень любим с Пашей.

— О господи! А мясо там хоть есть?

Я загадочно улыбалась, стараясь не вступать в конфронтацию с матерью мужа.

— Нормально надо мужика кормить, София! С чем котлеты, я не пойму?

— С соевым фаршем и кабачками. А эти из нутовой муки.

Вид у свекрови был такой, словно ей предлагали съесть крота под ананасовым соусом. Ирина Дмитриевна бывала у нас не часто, что меня несказанно радовало, так как каждый ее визит был для меня настоящим испытанием на прочность. Она критиковала все – книгу, оставленную на диване, содержимое кастрюль и сковородок, даже мой внешний вид.

Я старалась не обращать на мать мужа внимания. В конце концов, жила-то я с Пашей, и именно с ним была счастлива. А свекровь – временное явление, которое надо просто перетерпеть. Тем более ее поклепы на меня супруг не слушал.

Последние несколько месяцев мы обоюдным решением стали копить на новую машину. Ремонтировать нашу уже порядком надоело. Но на зимнюю резину ее переобуть все-таки пришлось – тем более, отец взял как раз бывшую в употреблении по совершенно демократический цене. Мы с Пашей нашли устраивающий нас вариант, выставили нашу старушку на продажу.

Желающих было довольно много, но у машины был большой пробег, хотя и пребывало авто в идеальном для ее возраста состоянии. В итоге нашелся покупатель из другого города. Он приехал, осмотрел нашу старушку, и сразу же сказал, что покупает. Мы с мужем от радости едва не прыгали на месте – наконец-то, скоро возьмем нечто более надежное, и можно будет покататься по городам и весям!

Муж тоже имел водительские права, хотя машина числилась моей, так как отдал ее мой отец. Оформлено также все было на меня, и продавала, и покупать новую планировала я сама, как собственник. Свекрови мы о продаже и покупке ничего не говорили. Но когда сделка уже была совершена, решили пойти отметить в кафе.

Я нарядилась в новое платье темно-синего цвета. Оно было уютным, с объемной горловиной, как раз для начала морозного ноября. Телесного цвета колготки отлично подчеркивали его. Волосы убрала в высокую прическу, подкрасила серыми тенями глаза, тронула розовым блеском губы, и немного подрумянила скулы. Нанося духи на запястья, с удивлением подняла бровь на раздавшийся в дверь звонок.

Открывать пошел Паша, и тут же я услышала голос Ирины Дмитриевны:

— А я к вам с пирогами! Напекла, сынок, твоих любимых, с рыбой, с грибами! И жульен держи, осторожно только.

Опешившая я вышла из комнаты, поздоровалась. Муж тоже выглядел растерянным, но выставлять свекровь с гостинцами, которая только пришла, и стояла вся в таявшем на воротнике снегу, было неудобно.

— Ирина Дмитриевна, проходите скорее, я чаю сейчас согрею, а то вы с мороза! — приветливо сказала я, и пошла ставить чайник.

— А ты чего такая вырядившаяся? Праздник, что ли, какой? — бросила мне в спину мать мужа. — Чем хвостом крутить, лучше бы ужин нормальный приготовила! Только мать родная мужика и кормит у тебя, а тебе дела нет. Какой-то травой его, как крола племенного потчуешь!

— Мама, мы просто хотели провести вечер вдвоем, а готовит Софа очень вкусно, так что не начинай.

Ирина Дмитриевна картинно поджала губы, и прошествовала в кухню. Муж с пакетами, полными контейнеров прошел за ней.

— Так какой повод так наряжаться, мне так и не сказали? И ты в рубашке и надушенный одеколоном! — не унималась свекровь.

— Да никакого особого повода. Вот, продали машину Софии, теперь новую присматриваем.

— Деньги с продажи машины отдай мне, я лучше ими распоряжусь — Заявила свекровь

Я от такого заявления чуть чай мимо чашки не пролила.

— Вы меня простите, Ирина Дмитриевна, но с чего бы я отдавала вам деньги с продажи моего автомобиля? — слово «моего» я особо интонационно выделила.

— С того, что ты на себя все потратишь, на цацки свои, а мой бесхребетный Пашка слова поперек твоего каблука не скажет! А я жизнь прожила, я лучше знаю, куда эти денежки употребить, так что не спорь.

— Это не ваше дело, куда и как я их потрачу. Мы с мужем уже решили, что купим новую машину.

— Снова извозчиком сына сделать хочешь, и сама, не велика барыня в карете разъезжать! Автобус – вот твой уровень, милочка, большего ты не стоишь. — чеканила свекровь, а у меня от гнева перед глазами от ее слов темнело.

— Мама, прекрати немедленно такое говорить, София моя жена!

— Жена! Попомни мои слова, выкинет она тебя, как щенка, до копейки все забрав. Вижу я ее насквозь, душенку ее алчную.

— Ирина Дмитриевна, уйдите из нашего дома немедленно! — намеренно спокойно сказала я.

— Да пожалуйста! Ноги моей тут больше не будет! Сын меня ни во что не ставит, сноха грубит. Нашел себе ты, Паша, хуже не придумаешь супружницу!

Ирина Дмитриевна, грузно выбираясь из-за стола, все осыпала нас оскорблениями, а выйдя, сгребла все свои пироги, что принесла нам в гостинец, и даже жульен. Сложив все в пакеты, удалилась, гордо задрав подбородок и намеренно громко демонстративно хлопнув входной дверью. Мы с мужем остались одни, переглянулись, и покачали головами.

— Прости за поведение мамы.

— Ничего, она непростой человек, я знаю. — отозвалась я, и подошла к мужу, чтобы его обнять.

Паша заключил меня в объятия в ответ, ласково поцеловал в пробор волос. Я чувствовала, как его дыхание щекочет мне кожу и колеблет волоски.

— Пойдем все-таки в кафе отмечать?

— Пойдем. Ты такая сейчас красивая!

Мы собрались и пошли праздновать продажу автомобиля. Пока ели, мне пришел ответ от продающего автомобиль мужчины, которому я писала утром. Эта модель полностью меня устраивала, я посовещалась с мужем, и, доев салат и захватив с собой пиццу, мы помчались на новую сделку.

Вернулись домой, будучи счастливыми обладателями почти новенькой «Лады». Завалились счастливые на диван, есть пиццу и болтать. О ссоре с Ириной Дмитриевной больше не вспоминали, а мечтали-мечтали.

Зиму проездили на новом авто, а уже весной махнули по Золотому кольцу России. Старые города встречали живописными улочками, древними храмами, интересными музеями. У каждого города был свой голос, запах, своя атмосфера. Теперь мы путешествовали, как всегда и мечтали. Заодно начали откладывать на собственное жилье, на первый взнос. Отпуск миновал очень быстро, но мы наполнились новыми впечатлениями и здорово отдохнули. На следующий год запланировали на машине своим ходом ехать на море.

А пока вернулись к себе, стали снова работать, жили спокойно и счастливо. Ирина Дмитриевна не звонила и не писала, крепко на нас обидевшись. Мы считали себя с Пашей правыми, и тоже на контакт не шли. Если человек не понимает, что в чужую семью лезть не стоит – что с ним поделаешь? Уверенность свекрови, что она все на свете знает лучше, меня всегда в ней раздражала. Но та история с продажей машины стала последней каплей. Я поняла, что больше сглаживать конфликты не имеет смысла – мать мужа сделала все, чтобы разлад между нами стал открытым. К счастью, муж был на моей стороне, как и всегда.

По выходным мы иногда выбирались на машине в огромный лесопарк. Там было, как в самом настоящем лесу – заснеженные ели, лиственницы, березы, свежий воздух, белые-белые сугробы. Там мы бегали на лыжах, разрумянившиеся от мороза, счастливые, беззаботные. Нам обоим нравилось, когда тело звенит от напряжения, а над головами раскинулось синее, высокое по-зимнему небо, и птицы в ветвях бросают в голубизну высоты свои трельки. Потом возвращались усталые домой, на машине. Всегда брали с собой термос с горячим чаем, который делали обязательно сладким и с лимоном и травами. Болтали, смеялись, мечтали, что скоро купим собственную квартиру, все обставим там так, как нам хочется, заведем детей. Малышей оба хотели, но подходили к этому вопросу ответственно. Сперва все подготовить, встать на ноги – а потом уже наполнять детскую веселыми голосами сыновей и дочек. Я была уверена, что Паша будет замечательным отцом. А пока он был лучшим в мире мужем, которого я любила всей душой. Ирина Дмитриевна ошибалась – никогда не был для меня Паша чем-то временным, чем-то просто удобным. Моя любовь к нему только росла и крепла, как и его ко мне. Я не представляла себе семьи с кем-то другим. Мы всеми ямочками и выемками с мужем совпадали, дышали в унисон, мечтали об одном и том же, смотрели в одну сторону, и двигались вперед по жизни шаг в шаг.

— Маша, выслушай меня. Да погоди ты, не плачь. Там, куда я собираюсь, очень хорошо платят. Ну вот получилось так, но руки опускать нельзя. Я заработаю денег, и начнём всё сначала. — Ваня пытался успокоить её.

Маша в отчаянии покачала головой.

— Нет, Ваня, нет. Я не хочу. Никакие деньги не стоят жизни.

— Да какая жизнь? Ты о чём сейчас? Совершенно другие времена, никто в рукопашную не идёт. Да не переживай ты так. Неужели думаешь, что я бы на верную смерть пошёл и тебя бы одну оставил? Нет, тебе нужно немного продержаться, пока я начну получать. Жить есть где. Хорошо хоть квартира эта осталась.

Маша вздохнула.

— Вань, да не нужен нам больше этот бизнес. Пропади он пропадом. Чтоб снова в неделю всего лишиться? Ещё и продать всё пришлось…

— Маша, я не вижу других вариантов доказать самому себе, что я чего-то стою.

Он снова вздохнул, зная, что она очень хорошо понимает его, но категорически не одобряет.

Маша знала, что муж не успокоится. Случившееся было, конечно, очень обидно. Они почти десять лет строили своё дело, всё шло хорошо у них, всё получалось. А потом, как дети малые, попались на мошенников, причём зарубежных. Теперь и концов не найти.

Через два дня Ваня уехал служить по контракту.

У Маши было такое ощущение, будто половину её сердца оторвали. Она вздрагивала каждый раз, когда звонил телефон, а уж если звонили в дверь, у неё начиналась настоящая паника.

Прошёл месяц, паника не становилась меньше, скорее наоборот, всё больше и больше. Маша была уверена: что-то плохое случится, обязательно случится.

В дверь позвонили рано утром. Она посмотрела на часы, ноги сразу перестали слушаться. Кое-как дошла до двери, открыла её. Когда увидела мужчину в форме, то сразу всё поняла.

Он ничего даже сказать не успел, а Маша сползла по стенке. Очнулась в больнице, сначала никак не могла понять, что это, где она. А потом, когда поняла, вспомнила и завыла, закричала.

Оказалось, она уже неделю между небом и землёй.

Её выписали только через неделю. Сразу поехала на кладбище. Крест, ни фотографий, ничего. Компенсаций никаких не дали, сказали, что ещё идёт расследование. Всё так непонятно там…

Маша вернулась домой. Сутки металась из угла в угол. А потом решила, что больше так нельзя.

За маленькую квартирку, да ещё и за срочную продажу, получилось не так уж и много. Она тут же в агентстве попросила найти маленький домик где-нибудь вдали от людей, от цивилизации. Ей нашли такой в 300 километрах от того места, где она жила.

***

Когда такси остановилось, Маша с ужасом посмотрела на старую хибару, которую купила даже не глядя.

— Это вы здесь, что ли, жить собрались? — Таксист с недоумением посмотрел на неё.

— Именно здесь. Сколько с меня? — Маша собрала силы и посмотрела на водителя.

Он взял деньги и посмотрел ей вслед.

— Совсем ополоумели, с жиру бесятся, не знают уже, чем себя развлечь, — пробормотал он.

Маша не слышала этих слов. Да и не до них ей было. Она стояла перед старым домом и думала, что жить ей здесь не придётся. А вот выживать…

Она развела большой костёр, вытащила из дома весь стариковский мусор, что нашла. Немного. Пока костерок дымил, Маша взялась за тряпку.

— Доброго вечера вам. А я-то смотрю, что за пожар, — раздался голос.

Маша резко обернулась. На пороге стояла бабушка, такая, каких в сказках показывают, божий одуванчик.

— Напугала тебя? Не бойся, я тут живу по соседству. Ну, или доживаю, — сказала старушка, появившись из-за угла. — А ты что же в наши глухие края?

Маша наконец стряхнула с себя оцепенение.

— Я вот решила поближе к природе. В городе больше ничего не держит. Муж погиб…

— Раны, значит, зализывать приехала? — Старушка кивнула с пониманием.

— Можно сказать и так. Да вы проходите, что же вы у порога-то? — Маша пригласила её войти.

Бабушка прошла и присела.

— Молодец, дом уже и на дом похож. Меня Клавдия Николаевна зовут.

— А я Маша.

— Ну что ж ты, Машенька, одна? На помощь никого не позвала? Мы тут хоть и не молодые уже, а помочь можем, — предложила Клавдия Николаевна. — Я девок своих кликну. Мы тебе тут быстро порядок наведём. — Бабушка проворно кинулась за дверь.

Маша только головой покачала. Надо же, кажется, ну в чём только душа держится, а ещё быстрая какая. Через двадцать минут Клавдия Николаевна вернулась, с ней пришли ещё три бабушки, по возрасту примерно такие же.

Слушая шутливые перепалки и воспоминания из молодости, Маша почувствовала, как сильно проголодалась. Когда стемнело, сели пить чай. Бабушки нанесли всякой снеди.

— Ты, Машенька, не переживай. У нас, конечно, места глухие. Да уж давно спокойны, забыли про нас все. И власти, и дети наши. Никому не нужны. Автолавка раз в неделю приходит. Да мы там только хлеб покупаем, — рассказывала одна из бабушек.

— А как же вы живёте?

— А так и живём. У кого курочки, у кого кролики. Огород сажаем, между собой делимся.

— А ближайший магазин, медпункт где? — спросила Маша.

— О, это десять километров отсюда. Бывает, что внуки да дети заезжают. Вон, Клавдию внук сколько раз забрать пытался, а она ни в какую. Говорит, не бросит нас здесь, — ответила другая бабушка.

Клавдия улыбнулась.

— Хороший у меня внук, только вот не везёт ему как-то в жизни. Уж два раза женат был, и всё не так.

Маша тут же представила себе самовлюблённого молодого человека.

— Знаю, что подумала. Да ты сама увидишь. Он через две недели грозился приехать. Говорит, дров заготовлю тебе, бабушка, — добавила Клавдия.

Бабушки помогли Маше и с огородом. Ну, сильно много не наворотили, а всё-таки что-то сделали.

Кто бы мог подумать, что она вот так на грядках рыться будет? Да даже в страшном сне мыслей таких не было. А сейчас ничего, сидит вот, семена по лункам раскладывает.

Каждый вечер всё население женской деревни, состоящее из четырёх бабушек и Маши, собирались у кого-нибудь на чай. Маша с жадностью слушала всякие истории.

— Помнишь, как бандитов у нас тут ловили? — Клавдия замахала руками.

— О, как не помнить-то! Они же гады у меня на чердаке прятались. А я и не знала.

Маша округлила глаза.

— Ой, расскажите, пожалуйста.

— Было это лет так пятнадцать назад. Многие уже уехали, но ещё и жилых домов было много. Появились у нас с утра милиционеры. Мы все из домов посыпали, не понимаем, в чём дело-то. Оказалось, какие-то бандиты ограбили там кого-то, много денег взяли и золота всякого. И вроде как в нашу сторону двинулись на машине, только потерялись где-то. Вот милиционеры и искали их.

— Ну какие милиционеры? Полиция уже была, — возразила кто-то.

— Ой, какая разница. Так вот, по дворам пошли. Тут и оказалось, что бандиты засели на чердаке у Николаевны. Ох, натерпелись мы тогда страху! Стреляют, а Клавдия дома и выйти никак.

— И что, поймали их?

— Поймали. Только вот ни денег, ни машины не нашли. Вот после этого случая и последние жители уехали из деревни. Говорят, что Богом тут потерянное место, — сказала одна из бабушек.

— А ведь раньше люди сюда толпами ездили. Ключ тут у нас дюже чистый и лечебный. Про него столько легенд ходит, ещё нашими прабабками сложенных.

— Да, точно. Женщины приезжали, которые ребёночка не могут родить. Поживут несколько дней на воде ключевой, а потом всё получается у них, — добавила другая бабушка.

***

Маше всю ночь снились бандиты и беременные женщины. Утром, проснувшись, она вспомнила, как бабушки рассказывали о земляничной поляне, и решила туда сходить.

Она всегда считала, что хорошо ориентируется в лесу. Но ягод было так много, а лес такой красивый, что она потеряла счёт времени и поняла, что не знает, куда идти.

Страха сначала не было, он появился позже, когда начало темнеть.

— Ну нет, только в лесу мне не хватало сгинуть, — пробормотала она, осознав, что впервые после смерти Вани она хочет жить.

Наверное, правда, чудо-ключ даёт свои плоды. Когда начал ухать филин, Маша бросилась бежать. Ей казалось, что со всех сторон её обступают волки. Сколько бежала, сама не знала, только вдруг остановилась, оказавшись посреди поляны. В свете луны стояла машина. Совершенно непонятно, как она тут оказалась, ведь вокруг росли кусты. Тут вспомнился рассказ бабушек. Неужели это тот самый автомобиль, который когда-то бросили бандиты?

Позади хрустнула ветка, и Маша с визгом запрыгнула в машину. Ей было всё равно, что там внутри, главное, что там её не достанут лесные жители. К утру она задремала и проснулась от того, что солнце светило ей прямо в лицо. Осмотрелась вокруг: пыль, сиденья потрескались, а на заднем сиденье сумка, полная купюр…

Маша перегнулась через сиденье и увидела, что бабушки столпились вокруг.

— Милые мои, как же я рада вас видеть! — Она заплакала от радости.

Клавдия Николаевна сказала:

— А я уже внука вызвала, он едет.

Все собрались в доме Маши, а она рассказывала о своих приключениях.

— Мы тут с вами теперь так развернёмся! Но никому ничего не скажем, где деньги взяли.

— Дорогу расчистим, облагородим, поедут люди к нашему ключу, — обсуждали они.

— Вот это план! Неужели хоть кто-то понимает, насколько здесь хорошо?

Все обернулись. У двери стоял молодой мужчина и с улыбкой смотрел на собравшихся.

Клавдия Николаевна подскочила:

— Ванечка, внучок приехал!

Конечно, слово «внучок» как-то мало подходило этому двухметровому мужчине. Маша дёрнулась, когда бабушка назвала его Ваней. Иван оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Он был весёлым, простым и вроде бы очень умным. За два дня выкосил бабушкам и Маше дворы, деревьев навалил.

Тем временем Маша пыталась просчитать, с чего начать облагораживание, что купить. И как-то Иван застал её за этим занятием.

— Разрешите вам помочь? Я как раз бизнес-планами занимаюсь, — предложил он.

***

Прошло три года.

— Мария Анатольевна, у нас очередь на два месяца вперёд, а люди всё звонят и звонят.

Маша вздохнула:

— Я понимаю, но у нас не так уж и много места.

Иван встал из-за стола:

— Маш, может быть, пора подумать о расширении?

Она с улыбкой посмотрела на него:

— Ну, милый, подумать, конечно, можно, но придётся этим заняться тебе одному.

Ваня с удивлением посмотрел на неё:

— Почему одному? Без тебя?

— Без меня, потому что я буду заниматься совершенно другими делами, — ответила она.

Клавдия Николаевна посмотрела на Машу и вдруг сказала:

— А я всем и говорю: не легенда это вовсе, всё правда.

Ваня с недоумением посмотрел на бабушку:

— Вы о чём вообще? Ничего не понимаю.

— Вань, ну зачем к нам люди-то едут? Потому что ключ лечебный. А мы живём здесь, — пояснила она.

— И что? — Иван в таком же недоумении уставился на неё.

— Маш, не томи, — добавила Клавдия, подмигнув.

— Ты что хочешь сказать… — спросил Ваня, глядя на Машу.

Маша кивнула. Ваня медленно поднялся, посмотрел на неё с растерянностью, а потом как заорал, да как схватил её на руки!

Вечером они стояли на крыльце своего нового дома и смотрели на деревню. Там прибавилось новых домов, увеличилось число жителей. Да и вообще деревню было не узнать: освещение, новые постройки, дорожки. Неподалёку виднелось здание санатория, того самого, в который была такая очередь.

— Ну что, Маш, правда же, мы молодцы? — радовалась бабушка Клавдия.

— И мы молодцы, и те бандиты, которые сумку оставили в лесу.

— Давайте даже вспоминать об этом не будем, просто будем жить сегодня и сейчас.

— Но кое-что придётся вспомнить, — вмешался Иван. — Маш, я на протяжении трёх лет запросы подавал… В общем, твой муж — герой. Я знаю, что тебе это было важно. Так что нужно съездить в город, получить все документы, и там ждёт тебя его медаль, которую ему выдали посмертно.

Маша какое-то время стояла молча, потом прижалась к мужу.

— Спасибо. Для меня это было и правда очень важно.

Ваня погладил её по голове.

— Как думаешь, кто у нас родится?

— Мне всё равно, главное, чтобы все здоровенькие были.

Ваня вздохнул.

— Нужно подумать о строительстве школы.

Маша рассмеялась.

— А что, не об институте сразу?

Они обнялись и повернулись лицом к деревне. Они всё сделают, чтобы это место процветало, чтобы здесь люди становились счастливее.

— А у вас тут… неплохо, — Людмила Викторовна стояла посреди гостиной, как-то странно сжимая ручку видавшего виды чемодана. — Просторно.

Катя переглянулась с мужем. Что-то было не так. Свекровь, всегда готовая критиковать каждую мелочь в их доме, вдруг говорит «неплохо»? Та самая женщина, которая при каждом визите возмущалась их «безвкусными» обоями и «нелепой» планировкой?

— Мам, может объяснишь всё-таки? — Андрей присел на подлокотник дивана. — Звонишь в семь утра, говоришь — встречайте…

— А что объяснять? — свекровь попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кривой. — Решила… решила квартиру продать. Надоело одной. Да и район там… неспокойный.

— Район? — Андрей поднял брови. — Ты же всегда говорила, что лучше твоего дома место не найти. Что все соседи как родные…

— Мало ли что я говорила, — Людмила Викторовна отмахнулась и вдруг заговорила быстро, словно боялась передумать: — В общем, я тут подумала… может, поживу у вас немного? Недельку-другую. Пока не подберу что-нибудь подходящее.

Катя почувствовала, как у неё внутри всё сжалось. «Неделька-другая» в переводе со свекровьего обычно означала «навсегда».

— А деньги с продажи? — осторожно спросил Андрей.

Людмила Викторовна как-то сразу постарела лет на десять:

— Были деньги… Вложила в одно дело. Надёжное. Потом расскажу.

— В какое дело? — не отставал сын.

— Я сказала — потом! — в голосе свекрови мелькнули истеричные нотки. — Можно подумать, у вас тут места мало! Три комнаты пустуют…

— Не пустуют, — тихо сказала Катя. — У нас кабинет и…

— Кабинет! — привычно фыркнула свекровь, и в этом фырканье вдруг проступило что-то отчаянное. — Подумаешь, важность какая…

В этот момент в кармане у Людмилы Викторовны запиликал телефон. Она вздрогнула и поспешно сбросила вызов.

— Кто это? — поинтересовался Андрей.

— Никто. Рекламу шлют, надоели ей богу — она отвернулась к окну, но Катя успела заметить, как дрогнули у свекрови руки.

— Надо вещи разобрать, — засуетилась Людмила Викторовна, всё ещё избегая смотреть на сына. — Куда мне?

— В гостиную, — Катя махнула рукой в сторону бывшего кабинета. — Только там…

— Отлично! — свекровь подхватила чемодан и почти выбежала из комнаты.

— Странно это всё, — пробормотал Андрей, когда за матерью закрылась дверь.

— Странно? — Катя поджала губы. — Это мягко сказано. Твоя мать, которая носилась со своей квартирой как с писаной торбой, вдруг её продаёт? Без предупреждения? И является к нам с одним чемоданом?

— А где остальные вещи? — вдруг сообразил Андрей. — Мебель? Сервиз, который от бабушки остался?

Из комнаты донёсся приглушённый звук падения и сдавленное восклицание.

— Мам, ты в порядке? — Андрей дёрнулся к двери.

— Да-да, всё хорошо! — голос свекрови звучал подозрительно бодро. — Просто… споткнулась.

Телефон в её кармане снова зазвонил. На этот раз Людмила Викторовна не успела сбросить — мелодия разносилась по всему дому.

— Мам, возьми трубку, — попросил Андрей. — Может, что-то важное.

— Говорю же — реклама! – снова отмахнулась женщина.

— С каких пор реклама звонит с именного номера? – Катя, вошедшая за минуту до этого в комнату, успела заметить надпись «Лена» на экране телефона.

— Какая ты наблюдательная, — процедила Людмила Викторовна.

— Лена? — Андрей нахмурился. — Это же…

— Твоя сестра волнуется, наверное, — перебила Катя. — Ты ей сказала, что переезжаешь?

Свекровь замерла на середине движения. Лицо её стало каким-то серым.

— Сказала, конечно, — она принялась с преувеличенным вниманием расстёгивать чемодан. — Всё она знает.

— Тогда почему…

— Хватит допрос устраивать! — Людмила Викторовна вдруг развернулась, и в глазах её блеснуло что-то похожее на злость. Или на страх. — Я же не спрашиваю, почему у вас в доме занавесок нормальных нет! Или почему обои эти унылые не переклеите!

— Начинается, — пробормотала Катя.

— Что начинается? — свекровь подбоченилась. — Думаешь, не вижу, как ты морщишься? Как переглядываетесь? Может, и вы меня не хотите принять? Может…

Она осеклась на полуслове. В глазах мелькнуло что-то такое отчаянное, что Катя невольно шагнула вперёд:

— Людмила Викторовна, что случилось на самом деле?

— Ничего! — свекровь схватила сумку. — В магазин схожу. У вас же наверняка холодильник пустой. Вечно одни йогурты…

Она почти выбежала из квартиры. Входная дверь хлопнула так, что зазвенела люстра.

— По-моему, нам нужно позвонить Ленке, — задумчиво произнёс Андрей.

Лена не отвечала. Ни на первый звонок, ни на второй, ни на десятый.

— Странно, — Андрей хмурился, глядя на экран телефона. — Обычно трубку хватает после первого гудка…

— Может, занята? — Катя пожала плечами.

Людмила Викторовна вернулась с пятью пакетами продуктов, словно готовилась к осаде. Выложив всё на кухне, она вышла на балкон — якобы проветриться. Но телефон в руке выдавал истинную причину.

— Галя, ну как я им скажу? — голос свекрови едва заметно дрожал. — Нет, не могу… Да, всё уже сделано, обратного пути нет…

Катя замерла у балконной двери. Андрей, шедший следом, тоже остановился.

— Деньги? — продолжала Людмила Викторовна. — Какие теперь деньги… Главное, чтобы они не узнали… Особенно Андрей. Он же не простит…

Она всхлипнула:

— Нет, Галя, я не могу им сказать правду… Это же… Нет, к тебе не поеду. У тебя своих забот хватает… Что-нибудь придумаю… А пока поживу у них, может всё как-нибудь… Ладно, позвоню потом.

Щёлкнул выключенный телефон. Людмила Викторовна шумно высморкалась.

Андрей решительно распахнул балконную дверь:

— Мам.

Свекровь вздрогнула всем телом:

— Ой! Ты меня напугал… А я тут… воздухом дышу…

— Что происходит? — он внимательно посмотрел на мать. — Во что ты влипла?

— Ни во что я не влипла! — она попыталась изобразить возмущение, но голос предательски дрогнул. — Просто решила квартиру продать…

— И куда делись деньги? — не отступал Андрей.

— Я же сказала — вложила…

— В какое дело, мам? В какое конкретно дело?

Людмила Викторовна отвернулась к окну: — Не сейчас, сынок. Потом всё расскажу. Обязательно расскажу. Только не сейчас…

В следующие дни Людмила Викторовна вела себя странно. То принималась с остервенением драить кухню, то часами сидела, глядя в одну точку. Телефон она теперь отключала, а когда Андрей спрашивал про сестру, переводила разговор.

— Что-то здесь нечисто, — сказал Андрей жене вечером. — Может, позвонить Ленке?

— Я пыталась, — Катя покачала головой. — Не берёт трубку.

— А Виталику?

— Тоже молчит.

А на четвёртый день свекровь заговорила о ремонте.

— Вот здесь бы обои поменять, — она водила рукой по стене. — И там. И вообще…

— Людмила Викторовна, — Катя почувствовала, как внутри поднимается раздражение, — мы же договорились…

— О чём? — вскинулась свекровь. — О том, что я не имею права слово сказать? Что должна сидеть тихо, как мышь?

— Нет, о том, что…Почему я должна жить в своем же доме по вашим правилам? — спросила у свекрови Катя. — И тут же осеклась, поняв, что сказала лишнее.

Людмила Викторовна застыла. В глазах её мелькнуло что-то похожее на боль:

— В своём доме? Да, конечно… Это ваш дом. А я… Я пойду. Погуляю.

— Куда? На ночь глядя?

— А что? — она попыталась усмехнуться. — Может, найду себе угол. Где не буду никому мешать… Умоюсь только схожу в ванную, — вдруг сказала она и быстро вышла из комнаты.

Едва щелкнул замок, в дверь позвонили. На пороге стояла пожилая женщина с встревоженным лицом.

— Люда здесь? — спросила она, переводя дыхание.

Это была ее подруга Галина, с которой они дружили более сорока лет…

— Проходите, — Катя посторонилась. — Она в ванной.

— Хорошо, — Галина понизила голос. — Значит, успела. Андрей, я должна тебе кое-что рассказать. Только быстро, пока она не вышла.

— О чём? — он нахмурился.

— О том, что твоя сестра натворила, — Галина присела на краешек стула. — Лена с мужем купили новую квартиру, большую. Уговорили твою мать продать свою — мол, будешь с нами жить, зачем тебе одной… Она и продала. Все деньги им отдала, они же в ипотеку влезли…

— И что? — Андрей подался вперед.

— А то, что Виталик как только квартиру взяли сразу переобулся, скандал закатил. Сказал — либо я, либо она. А Лена… — Галина покачала головой. — Лена промолчала. Даже не заступилась. Теперь твоя мать без квартиры, без денег…

— Не может быть, — Андрей побелел. — Ленка не могла так поступить.

— Могла, — Галина горько усмехнулась. — Ещё как могла. Знаешь, сколько я её уговаривала матери правду сказать? А она всё «потом, потом»… А потом уже поздно было — документы подписаны, деньги переведены.

— Сволочи, — процедил Андрей.

— Тише ты, — Галина испуганно покосилась на дверь ванной. — Она не хотела, чтобы вы знали. Говорит — стыдно. Представляешь? Её обманули, а ей стыдно!

— А что у неё с собой? — вдруг спросила Катя. — Вещи, мебель?

— В гараже у меня стоят, — Галина вздохнула. — Два дня как привезли. Она говорит — продаст потихоньку…

— Господи, — Катя прижала руку ко рту. — И она молчит…

— А что ей говорить? — Галина поднялась. — Что родная дочь как бомжа на улицу выставила? Что зять…

Шум воды в ванной стих.

— Я побежала, — засуетилась Галина. — Вы ей не говорите, что я приходила. Она меня убьёт. Но я не могла… Не могла молчать.

Когда Людмила Викторовна вышла из ванной, в прихожей было пусто. Только Катя стояла у окна, вытирая глаза.

— Ты чего? — встревожилась свекровь.

— Да так… — Катя шмыгнула носом. — Режу лук…

— Какой лук? — удивилась Людмила Викторовна. — Ты же у окна стоишь…

— Знаете что, — вдруг решительно сказала Катя, — давайте завтра съездим за вашими вещами.

— За какими вещами? — свекровь напряглась.

— За теми, что в гараже у Гали стоят.

Людмила Викторовна побелела:

— Откуда ты…

— Галя приходила? — Людмила Викторовна опустилась на стул. — Вот предательница…

— Не предательница, а настоящий друг, — в комнату вошёл Андрей. — В отличие от некоторых.

— Сынок…

— Почему ты молчала? — он сел рядом с матерью. — Почему не сказала сразу?

— А что я должна была сказать? — она нервно теребила край кофты. — Что дочь родная от меня отказалась? Что я как побирушка теперь…

— Мам, прекрати! — Андрей стукнул кулаком по столу. — Какая побирушка? Это твои дети! Ты всю жизнь…

— Вот именно — всю жизнь, — она горько усмехнулась. — А теперь что? Теперь я обуза. Ленке муж дороже, тебе… — она запнулась.

— Что мне? — он наклонился к матери.

— А разве нет? — она кивнула на Катю. — Вон, невестка уже устала от меня. Говорит — свои правила…

— Людмила Викторовна, — Катя присела рядом, — я не это имела в виду. Просто…

— Да знаю я всё, — свекровь махнула рукой. — Командую, критикую, лезу не в своё дело… Думаете, я не понимаю? Понимаю. Но куда мне теперь?

— Никуда, — твёрдо сказал Андрей. — Будешь жить здесь.

— Но…

— Без «но», — он посмотрел на жену. — Правда, Кать?

Катя молчала несколько секунд. Потом тихо сказала:

— Правда. Только давайте договоримся…

— О чём договоримся? — как-то обречённо спросила Людмила Викторовна. — Что я не буду лезть? Не буду указывать? Буду сидеть тихо, как мышь?

— Нет, — Катя покачала головой. — Договоримся быть честными. Вот вы сейчас что чувствуете?

— А ты как думаешь? — свекровь невесело усмехнулась. — Стыд. Обиду. Страх…

— Страх? — переспросил Андрей.

— А ты думаешь, легко в шестьдесят лет начинать всё сначала? — она провела рукой по лицу. — Знаешь, что самое страшное? Не то, что Ленка так поступила. Не то, что денег нет. А то, что я… — она запнулась, — что я теперь никому не нужна. Как старая мебель, которую на помойку…

— Прекратите! — Катя вдруг стукнула ладонью по столу. — Вот эти вот причитания — прекратите! Вы не мебель. Вы – мать. Бабушка наших будущих детей…

— Каких детей? — Людмила Викторовна подняла глаза.

Катя замерла. Андрей поперхнулся:

— Ты что, хочешь сказать…

— Ну… — Катя покраснела. — Я планировала сказать позже. Когда всё утрясётся…

— Господи, — прошептала свекровь. — Так ты… А я тут со своими проблемами…

— Вот именно, — Катя придвинулась ближе. — У нас будет ребёнок. И ему понадобится бабушка. Настоящая, строгая, которая умеет и отругать, и пожалеть. Которая научит готовить, рисовать, куличики лепить…

— Подожди, — перебила Людмила Викторовна. — А как же твои правила? Твой режим? Ты же сама говорила…

— К черту правила. Будем жить как нормальная семья — спорить, мириться, притираться друг к другу. Я буду закатывать глаза от ваших замечаний, вы будете ворчать на мой йогурт по утрам… Но мы будем вместе. Потому что иначе нельзя.

Людмила Викторовна смотрела на невестку, словно видела её впервые: — А ты… ты правда не против?

— Правда, — Катя положила руку на живот. — Знаете, я ведь тоже боюсь. Первый ребёнок, всё новое, незнакомое… А тут вы — опытная, мудрая…

— Скажешь тоже — мудрая, — свекровь шмыгнула носом. — Такую глупость с квартирой сделала…

— Не ты сделала глупость, — жёстко сказал Андрей. — А Ленка с мужем. И вот что…

— Нет! — мать схватила его за руку. — Не надо ничего делать. Не надо никому звонить, ругаться… Пусть живут как хотят. Только вот деньги…

— К чёрту деньги, мам, ты думаешь они отдадут, если уже так поступили? Все, начинаем с нового листа!

Первый раз за все дни Людмила Викторовна расправила плечи.

— Главное — у меня есть вы. И… — она робко посмотрела на Катин живот, — и будущий внук.

— Или внучка, — улыбнулась Катя.

— Или внучка, — согласилась свекровь. — Знаешь, у меня где-то было заговорённое одеяльце…

— Только не говорите, что оно в гараже у Гали! — рассмеялась Катя.

— Именно там! — Людмила Викторовна тоже засмеялась. И впервые за эти дни её смех был настоящим.

ЭПИЛОГ

Через полгода у Лены и Виталика начались проблемы. Сначала с деньгами — ипотека оказалась неподъёмной. Потом между собой — слишком много недосказанного, слишком много вины.

Лена несколько раз пыталась позвонить матери. Трубку брала Катя:

— Извини, мама занята. У неё хлопоты — внучка скоро родится.

А когда родилась маленькая Машенька, Лена пришла в роддом. Стояла в коридоре, смотрела, как мать держит новорождённую внучку, как воркует над ней, как светится от счастья…

Людмила Викторовна её заметила. Но не окликнула. Просто вышла в коридор и сказала:

— Знаешь, дочка, предать легко. А вот заслужить прощение — это труд.

И ушла, оставив Лену одну. С её виной, её ошибками и её раскаянием.

А дома её ждали Катя с Андреем и маленькая Маша. Настоящая семья. Потому что настоящая семья — это не те, кто живёт по правилам. А те, кто остаётся рядом несмотря ни на что.

– Ты серьёзно решил позвать свою маму жить к нам без моего согласия? – с раздражением выпалила я, чувствуя, как внутри всё закипает от возмущения.

Андрей замер с чашкой кофе на полпути ко рту. За окном накрапывал мелкий осенний дождь, капли стучали по карнизу, создавая тревожный аккомпанемент нашему разговору. Кухня, обычно уютная и тёплая по вечерам, сейчас казалась тесной и душной.

– Оля, ну давай не будем… – начал он своим привычным успокаивающим тоном, от которого мне захотелось швырнуть в него кухонное полотенце. – Мама совсем одна, после смерти отца ей тяжело…

– Нет, давай будем! – перебила я, присаживаясь напротив него за стол. – Мы женаты пятнадцать лет, Андрей. Пятнадцать! И за всё это время ты не научился обсуждать со мной важные решения?

Муж поставил чашку на стол, я заметила, как его пальцы слегка дрожат. Когда-то эти руки казались мне самыми надёжными в мире. Сейчас же хотелось отодвинуться подальше, чтобы он не видел, как предательски блестят мои глаза.

– Мама вчера звонила, – тихо произнёс он, глядя в окно. – Прорвало трубу, затопило квартиру снизу. Ты же знаешь этот старый дом… Я не мог ей отказать.

– Могли бы помочь с ремонтом, – я старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал. – Нанять рабочих, в конце концов. Но жить вместе? Андрей, у нас двое детей, своя устоявшаяся жизнь…

– Это временно, – он попытался взять меня за руку, но я отдёрнула её. – Пока не сделают ремонт. Месяц, максимум два.

Я горько усмехнулась. За пятнадцать лет брака я достаточно хорошо изучила свою свекровь. Татьяна Петровна никогда не упускала случая намекнуть, что я недостаточно хорошая хозяйка, что борщ у меня не такой наваристый, как у неё, а шторы в гостиной висят не так, как надо.

– Два месяца растянутся на полгода, потом на год… – я встала из-за стола, чувствуя, что ещё немного, и расплачусь. – А я буду чувствовать себя чужой в собственном доме. Спасибо, что хоть предупредил заранее, а не поставил перед фактом в день переезда.

Последние слова я почти прошептала, выходя из кухни. В спальне было темно и прохладно – форточка осталась открытой с утра. Я подошла к окну, вглядываясь в серую пелену дождя. Где-то там, в старой пятиэтажке на другом конце города, Татьяна Петровна наверняка уже паковала чемоданы, представляя, как будет «помогать» нам вести хозяйство и воспитывать детей.

«Доченька, котлеты надо делать вот так…», «Олечка, детям нужен режим, а у вас…», «Сыночек, я же говорила, что Оленька не справляется…»

От одних только воображаемых фраз к горлу подступила тошнота. Внизу хлопнула входная дверь – Андрей ушёл на работу, даже не попрощавшись. Впервые за пятнадцать лет.

Татьяна Петровна появилась в нашем доме ровно через неделю после того разговора на кухне. Я как раз заканчивала готовить ужин, когда услышала, как во дворе остановилась машина. Вытерев руки полотенцем, подошла к окну: Андрей доставал из багажника два огромных чемодана, а его мать, в светло-сером плаще и с неизменной укладкой, осматривала наш двор, поджав губы – словно прикидывала, что здесь можно улучшить.

Дети выбежали встречать бабушку. Машка с Димкой обожали её – ещё бы, она всегда привозила подарки и никогда не ругала за беспорядок в комнате. Я смотрела, как они повисли на ней с двух сторон, а она достаёт из сумочки какие-то свёртки…

– Мои хорошие! – голос Татьяны Петровны разнёсся по всему двору. – Как же я по вам соскучилась! А это вам гостинцы, только маме не говорите – она же не любит сладкого перед ужином…

Я до боли стиснула зубы. Начинается. Даже не переступив порог, она уже подрывает мой родительский авторитет.

– Мама, давай я понесу, – Андрей потянулся за её дорожной сумкой, но она отмахнулась:

– Сама справлюсь, сынок. Ты же знаешь, я человек самостоятельный. Вон, всю жизнь одна тебя растила…

Я отошла от окна. В кастрюле закипал борщ – может, хоть сегодня обойдётся без комментариев о том, что морковки маловато, а свёклы многовато.

Входная дверь открылась, впуская гомон голосов и шарканье ног.

– Олечка! – Татьяна Петровна, раскрасневшаяся и какая-то непривычно суетливая, шагнула в кухню. – Как же у вас хорошо пахнет! А я тут… вот, пришлось потревожить…

Она обвела взглядом кухню, и я заметила, как дрогнули её губы. На секунду мне даже стало её жаль – всё-таки немолодая уже женщина, привыкшая к своему углу, а тут…

– Проходите, Татьяна Петровна, – я постаралась улыбнуться. – Сейчас будем ужинать. Дети, мойте руки!

– Я помогу накрыть на стол, – засуетилась она, направляясь к шкафчику с посудой. – Ой, а тарелки-то у вас всё те же… Я давно говорила Андрюше – купите новый сервиз, этот уже не модный…

Я молча достала половник. Главное – дышать глубоко и считать до десяти.

– Машенька, солнышко, садись ближе к бабуле, – ворковала Татьяна Петровна, расставляя тарелки. – Я тебе такую куклу привезла – загляденье! Правда, мама говорит, что у тебя уже много игрушек…

Дочка бросила на меня виноватый взгляд. Я демонстративно помешивала борщ, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Две недели. Максимум месяц. Я смогу. Я справлюсь.

– А где же мама будет спать? – поинтересовался Димка, с любопытством разглядывая чемоданы в прихожей.

– В твоей комнате, сынок, – ответил Андрей, раскладывая столовые приборы. – Ты же не против пожить с сестрой?

Машка просияла – она давно мечтала устроить что-то вроде вечного пижамного пати. А я застыла с половником в руке. В детской? Серьёзно? Мы же договаривались про диван в гостиной…

– Нет-нет, что вы! – всплеснула руками Татьяна Петровна. – Я прекрасно устроюсь в гостиной. Не хочу стеснять детей…

Но по её тону было понятно – она уже примеряется к детской, прикидывает, как переставит мебель и какие шторы повесит. В конце концов, она же «опытная мама», в отличие от некоторых…

Ужин прошёл в странной атмосфере – Татьяна Петровна расспрашивала детей о школе, то и дело бросая на меня косые взгляды, Андрей старательно поддерживал беседу, а я… я считала минуты до того момента, когда смогу уйти в спальню и хотя бы там побыть в тишине.

– Борщ очень вкусный, Оленька, – неожиданно произнесла свекровь. – Только знаешь, если добавить в него немного…

Я с грохотом отодвинула стул.

– Простите, мне нужно проверить почту. Рабочую, – добавила я, хотя никто и не спрашивал.

Уже в коридоре я услышала её шёпот: «Андрюша, а невестка-то у тебя всё такая же… нервная».

Две недели пролетели как в тумане. По утрам я всё дольше оставалась в постели, прислушиваясь к доносившимся из кухни звукам – позвякивание посуды, шкворчание масла на сковороде, тихая мелодия радио…

Раньше в это время я сама хозяйничала на кухне, готовила завтрак, слушала сонное сопение детей. Теперь же всё изменилось. К восьми часам запах свежей выпечки проникал даже сквозь закрытую дверь спальни, а вместе с ним – звонкий голос свекрови, напевающей какую-то старую песню.

– Доброе утро, Оленька! – её голос звучал приторно-сладко. – Я тут решила блинчики детям на завтрак испечь. Димочка вчера говорил, что давно их не ел…

Я прикусила губу. Конечно, не ел – последний месяц был слишком загруженным на работе, я еле успевала приготовить что-то на скорую руку.

– А я тут заметила, – продолжала свекровь, ловко переворачивая очередной блин, – у вас в шкафу крупы как-то неправильно расставлены. Я немного переложила, теперь удобнее будет…

Машка с Димкой уплетали блины за обе щеки, не замечая, как я побледнела. Мой шкаф. Моя кухня. Моя жизнь. Всё постепенно выскальзывало из рук.

– Мам, не нужно было, – я старалась говорить спокойно. – У меня своя система…

– Ой, да какая там система! – отмахнулась она. – Вот у меня в своё время…

Я не стала дослушивать, молча взяла чашку кофе и ушла в спальню собираться на работу. Это стало моим спасением – офис, где никто не комментировал каждый мой шаг.

Вечером, вернувшись домой, я застала детей за уроками на кухне. Татьяна Петровна, восседая во главе стола, проверяла Машкину тетрадь по математике.

– Нет-нет, внученька, так неправильно, – её голос был полон святого терпения. – Вот смотри, как надо. Странно, что в школе вам не объяснили… А мама проверяет домашние задания?

Машка виновато покосилась в мою сторону: – Проверяет… иногда. Когда время есть.

– Вот именно, что иногда, – вздохнула свекровь. – А с детьми надо заниматься постоянно. Я с Андрюшей каждый день уроки делала, поэтому он и вырос таким…

– Достаточно! – я резко поставила сумку на стол. – Дети, марш в свою комнату. Уроки можно делать там.

– Но мы ещё не закончили… – начала было Машка.

– Закончите наверху!

Когда дети ушли, я повернулась к свекрови: – Татьяна Петровна, давайте договоримся. Я благодарна вам за помощь, но воспитание детей – это наше с Андреем дело.

– Конечно-конечно, – она улыбнулась той самой улыбкой, от которой у меня всегда сводило зубы. – Я же только помочь хотела. Вижу, как ты устаёшь на работе… Может, стоит больше времени уделять семье? Андрюша хорошо зарабатывает, мог бы и один…

– Моя работа не обсуждается, – отрезала я.

В этот момент хлопнула входная дверь – вернулся Андрей.

– О, какой запах! – он принюхался. – Мам, ты печёшь свой фирменный пирог?

– Да, сынок! – она просияла. – Специально для тебя. Помнишь, как в детстве любил? А то в последнее время только магазинные торты и ели…

Я молча начала разбирать сумку с продуктами. Тот самый пирог, о котором Андрей говорил каждый раз, когда я пыталась что-то испечь: «Вкусно, конечно, но у мамы как-то по-другому получалось…»

– Оля, ты чего такая хмурая? – муж попытался обнять меня, но я отстранилась.

– Устала, – бросила коротко. – И голова болит.

– Может, тебе прилечь? – заботливо предложила свекровь. – Я сама накрою на ужин. Заодно покажу Андрюше, как я переставила посуду в шкафах – так ведь удобнее, правда?

Я закрыла глаза и медленно досчитала до десяти. Потом до двадцати. Не помогло.

– Знаешь что, – я повернулась к мужу. – Действительно пойду прилягу. А вы… вы тут без меня справитесь. Вы же семья.

Последнее слово я почти выплюнула. Поднимаясь по лестнице, я слышала, как свекровь говорит: – Андрюша, ну что ты такой грустный? Она просто устала. Давай я тебе пирога положу побольше, ты же любишь с корочкой…

В тот вечер я собирала сумку, а в голове звенела пустота. На автомате складывала вещи: футболка, джинсы, зубная щётка… Сверху положила ноутбук – хоть поработаю спокойно. Телефон завибрировал – сообщение от Ленки: «Комната готова, приезжай в любое время».

Внизу гремел очередной семейный ужин. Голос свекрови доносился до спальни: – Андрюша, я тут подумала… Может, шторы в гостиной поменять? Эти какие-то мрачные. Я видела в магазине чудесные, с цветочками…

Я застегнула сумку. Шторы мы выбирали с Андреем на прошлый день рождения – ходили по магазинам целый день, спорили, смеялись. Теперь это казалось таким далёким, будто из другой жизни.

– Мам, я пойду к Лене, – крикнула я с лестницы. – Рабочий проект нужно доделать.

Андрей выглянул из кухни: – Сейчас? Уже поздно…

– Дедлайн горит.

Я старательно избегала его взгляда. Знала – посмотрю в глаза, и решимость растает, как прошлогодний снег.

– Может, поешь сначала? – Татьяна Петровна выплыла в коридор, вытирая руки передником. – Я твои любимые котлетки приготовила. По особому рецепту…

«Любимые котлетки». За пятнадцать лет она так и не запомнила, что я не ем мясо.
– Спасибо, не голодна.

Дети высыпали в прихожую: – Мам, ты надолго? – А нам завтра математику поможешь? – А можно я с тобой?

Я обняла их обоих, зарылась носом в родные макушки. От Машки пахло карамельным шампунем, от Димки – почему-то апельсинами.

– Мам, ты чего? – удивилась дочка. – Будто прощаешься…

– Просто соскучилась, – я через силу улыбнулась. – Веду себя глупо, да?

– Ничего не глупо, – Димка прижался крепче. – Ты самая лучшая.

Я поцеловала их ещё раз и быстро вышла, пока не передумала. Сумка оттягивала плечо, в горле стоял ком.

– Оля! – Андрей догнал меня у подъезда. – Подожди, я отвезу.

– Не надо, – я покачала головой. – Пройдусь, подумаю.

– О чём?

Я наконец посмотрела ему в глаза. Сколько раз за эти годы я находила в них поддержку, любовь, понимание… А сейчас – только растерянность и что-то ещё, неуловимое. Страх?

– О нас, – я сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с дрожью в голосе. – Помнишь, как мы начинали жить вместе? Каждая мелочь была нашей – от расстановки чашек на кухне до времени семейных ужинов. А теперь… теперь я каждый день просыпаюсь с чувством, будто я гостья в собственном доме. Твоя мама не просто живёт с нами, Андрей. Она шаг за шагом стирает всё, что было создано нами за эти годы. И самое страшное – ты этого даже не замечаешь. О том, что я больше не чувствую себя здесь хозяйкой. Женой. Матерью.

– Ты преувеличиваешь, – он попытался взять меня за руку. – Мама просто хочет помочь…

– Нет, – я отстранилась. – Не преувеличиваю. Знаешь, что самое страшное? Я начала ненавидеть собственный дом. Место, где должна чувствовать себя счастливой.

– И что ты предлагаешь?

– Ничего, – я пожала плечами. – Просто хочу побыть одна. Подумать. Может, и ты подумаешь.

Я развернулась и пошла по аллее, не оглядываясь. Фонари отбрасывали длинные тени, где-то вдалеке лаяла собака. В окне нашей квартиры горел свет – наверное, Татьяна Петровна укладывает детей спать. По-своему, конечно. Не так, как привыкли они. Не так, как делала я.

Телефон в кармане снова завибрировал. «Ты где? Чай стынет», – писала Ленка.

«Уже еду», – ответила я, вытирая предательские слёзы.

Всю дорогу до подруги я представляла, как Андрей вернётся домой, как мама будет утешать его своим фирменным пирогом, как станет объяснять, что я всегда была слишком эмоциональной, не приспособленной к семейной жизни…

А может, именно сейчас, оставшись наедине с этой ситуацией, он наконец увидит то, что я пыталась ему объяснить все эти недели. Может, задумается о том, что семья – это не только мама, но и жена, и дети. И что иногда нужно делать выбор.

Автобус тронулся, увозя меня прочь от дома, где я оставила часть своего сердца. Интересно, хватит ли у Андрея мудрости понять, что я ушла не от него, а от ситуации, которую он сам создал? И хватит ли у меня сил дождаться этого понимания?

Три дня в квартире Ленки растянулись как вечность. Я работала удалённо, созванивалась с детьми и старалась не думать о том, что происходит дома. Но мысли всё равно возвращались туда, к родным стенам, к запаху свежесваренного кофе по утрам, к детскому смеху…

Телефон зазвонил вечером четвёртого дня. На экране высветилось «Мама» – Татьяна Петровна настояла, чтобы я так записала её номер ещё в первый год замужества.

– Олечка, – её голос звучал непривычно тихо. – Нам нужно поговорить.

Я молчала, комкая в пальцах край футболки.

– Знаешь, – продолжила свекровь после паузы, – когда умер Андрюшин отец, мне казалось, что жизнь кончена. Я цеплялась за сына, за воспоминания… За свои привычки. Они придавали сил, помогали не сломаться.

Она прерывисто вздохнула: – А потом случилась эта история с трубами, и я… я испугалась остаться одной. Совсем одной. Вцепилась в возможность быть рядом с сыном, с внуками. Не подумала о тебе. О том, что вторгаюсь в чужую жизнь.

– Татьяна Петровна…

– Нет, дай договорить, – её голос дрогнул. – Вчера Андрей впервые накричал на меня. Знаешь, о чём? О том, что я переставила альбом с вашими свадебными фотографиями. Сказал: «Мама, ты даже не спросила, где он должен лежать. Для Оли важна каждая мелочь в этом доме, каждая вещь имеет своё место и свою историю. А ты…»

Я прикрыла глаза, представляя эту сцену. Андрей, всегда спокойный, рассудительный – и вдруг кричит на мать…

– Он прав, – тихо сказала Татьяна Петровна. – Я как будто пыталась стереть тебя из этого дома. Заменить собой. Прости меня, если сможешь.

В трубке повисла тишина. Где-то на заднем плане играла музыка – наверное, Машка включила свой любимый плейлист.

– Я нашла квартиру, – вдруг сказала свекровь. – Недалеко от вас, в соседнем квартале. Там нужен небольшой ремонт, но…

– Мы поможем, – слова вырвались сами собой.

– Правда? – в её голосе мелькнула надежда. – Я думала… После всего…

– Вы всё-таки бабушка моих детей, – я невольно улыбнулась. – И мама моего мужа.

– Спасибо, – выдохнула она. – Знаешь, а ведь это Андрюша нашёл квартиру. Сказал: «Мама, ты должна жить рядом, но не с нами. Чтобы мы могли часто видеться, но при этом каждый сохранял свое пространство».

В этот момент в дверь позвонили. На пороге стоял Андрей – осунувшийся, небритый, с виноватыми глазами.

– Оль, – он шагнул в комнату. – Я всё понял. Прости меня. Я думал, что делаю как лучше, а на самом деле…

Я прижала палец к его губам: – Тише. Я знаю. Твоя мама только что звонила.

– Я скучал, – он притянул меня к себе. – Дом без тебя… это не дом.

– А как дети?

– Машка заявила, что если ты не вернёшься, она объявит голодовку, – он усмехнулся. – А Димка сказал, что тогда тоже к тебе переедет.

Я уткнулась ему в плечо, вдыхая родной запах: – Я тоже скучала. По всем вам.

– Поехали домой? – он отстранился, заглядывая мне в глаза. – Мама уже собирает вещи. Сказала, что ей нужно подготовить квартиру к ремонту.

– К ремонту?

– Я нашёл ей жильё неподалёку, – он замялся. – Надеюсь, ты не против? Всё-таки она одна, и…

– Не против, – я покачала головой. – Только давай договоримся: следующий важный разговор ты начнёшь не с «я решил», а с «давай обсудим».

– Обещаю, – он улыбнулся и достал из кармана ключи от машины. – Поехали? Дети ждут.

Возвращение домой оказалось… странным. Татьяна Петровна встретила нас со слезами на глазах, дети повисли на мне, наперебой рассказывая школьные новости. А я стояла в прихожей, оглядывая родные стены, и думала о том, что иногда нужно уйти, чтобы вернуться. И что любовь – это не только умение быть вместе, но и мудрость оставлять друг другу свободу.

Вечером, разбирая спальню, я нашла наш свадебный альбом – там, где он всегда лежал. На первой странице была наша с Андреем любимая фотография: мы смеёмся, глядя друг на друга, а в небе за нашими спинами взлетают белые голуби.

– Я положила его на место, – раздался голос свекрови от двери. – Туда, где ему и полагается быть.

Я подняла глаза: – Спасибо.

Она кивнула и тихо прикрыла дверь. А я ещё долго сидела с альбомом, листая страницы нашей истории – истории, в которой нашлось место для всех. Просто каждому – своё.

— Рома, я же все конверты своей маме передавала. Когда вручали, то содержимое ощущалось и пачки приличные.

— Я тоже, Светочка, нащупывал. Оно и понятно, что мой папаша крутой пост занимает в правительстве. Только я давно отказался от его подачек, как сам работать начал. Никогда ему не прощу уход от мамы. Да она же от тоски умерла в этой нашей однушке.

— И что делать? Накрылся наш ипотечный кредит. В однушке с ребёнком не комильфо. Так не хотелось брать деньги у твоего отца.

— Я тоже, Светик, не хотел бы. У него другая семья, и я уверен, что он этих гостей специально пригласил, чтобы улучшить наши бытовые условия. Знает, что я у него ничего не возьму.

— Ромочка, а давай поедем к моей маме. Пусть разъяснит эту ситуацию.

***

— И чего это вам не спится? — Дверь открыла заспанная Лариса, мать Светланы.

— Мама, может, пояснишь ситуацию? Я никогда не поверю, чтобы уважаемые люди отца Ромы дарили пустые конверты.

— А пустых и не было, дочка. Я их в пакет складывала.

— Мама, и всё время этот пакет в руках держала?

— Нет, Светочка, невестке поручала, когда меня в ресторане танцевать приглашали.

— Буди Карину и Юрку. Будем прояснять события, — Светлана была настроена решительно.

Из комнаты вышел брат Светланы, а за ним и взлохмаченная жена в засаленном впереди халате.

— Светка, зачем в такую рань припёрлись? — Юрий протирал глаза.

Светлана объяснила, показав пустые конверты. А Карина возмутилась:

— Юра, да твоя сестра берега попутала. Сами вытащили у себя дома, а на нас сваливают. Столько конвертов дарили, а им всё мало, — Карина плюнула на пол и удалилась на кухню.

Из детской комнаты выглянули две черноволосые и кудрявые головки детей Юрия и Карины.

Роман понял, что зря приехали, и, взяв жену за руку, открыл входную дверь. Уже в автомобиле высказал своё мнение.

— Понятно, что это Каринка, но не пойман — не вор. Завтра позвоню отцу, чтобы организовал денег на первый взнос.

— Давай, Рома, всё же твою однушку выставим на продажу, этого хватит на новую трёхкомнатную.

— Светик, мы же хотели её будущему ребёнку оставить.

— Заработаем ему потом. Пусть сначала родится да вырастет.

Квартира Юрия продавалась долго. Многие приходили смотреть, но не устраивал первый этаж, хотя и с балконом.

К ним в гости приехала мать Светланы, Лариса.

— А я к вам с новостью. Юрка с Кариной оформили кредит и уже вещи собирают. А квартиру трёшку купили в Подмосковье.

— Мама, а откуда у Юрки деньги? Карина не работает. Да двоих детей обеспечивать нужно. Он хоть и сантехник в ЖЭКе и левый заработок имеет, но это не те деньги, чтобы 30% вносить сразу. А сейчас банки меньше не берут.

— Светочка, я тоже об этом. Да и поняла тогда, что это работа Карины. Я к вам с предложением. Свою квартиру хотела вам с Юркой в наследство оставить. Теперь нет. Давайте оформлять дарственную. Я тебе, Света, нашу четырёхкомнатную, а вы мне однушку. Пусть этот поступок останется на совести Юрки.

Вот так порешала Лариса с площадями, наказав воровку невестку. Да плюс избавилась от её присутствия в квартире. Устала за ними всё убирать, да ещё и работать в фирме.

После переселения матери в однокомнатную квартиру Юрий приехал к ней скандалить. Пожалел, что всей семьёй прописались в новую квартиру, да ещё в Подмосковье. А теперь 15 лет платить кредит, да ещё с процентами. На работу ездить на электричке, так как свой автомобиль продал.

Солнце клонилось к закату, заливая трассу мягким оранжевым светом. Старенький «Москвич» Василия Павловича неспешно катил по дороге, слегка подпрыгивая на выбоинах. Дедушка прищурился, глядя на заляпанное пылью лобовое стекло.

— И где эти дорожники? — буркнул он. — Одни ямы и кочки. Как тут ездить-то?

Трасса была пустой. Только ветер шелестел в придорожных кустах. Василий Павлович поправил кепку и чуть сбавил скорость перед очередным поворотом.

— Спокойно, спокойно… — пробормотал он себе под нос.

Но спокойствие длилось недолго. Из-за поворота внезапно вылетела чёрная «девятка». Она промчалась мимо, едва не зацепив старенький «Москвич», а потом резко притормозила.

— Ты чего творишь?! — ахнул Василий Павлович, вдавливая тормоз.

Машина застопорилась у обочины. Дедушка с тревогой посмотрел в зеркало — чёрная «девятка» стояла поперёк дороги, перекрывая путь.

— Ну вот, приплыли… — вздохнул он. — Что за люди такие?

Дверцы «девятки» одновременно хлопнули. Из машины вылезли трое мужчин. Все крепкие, бритоголовые, одеты в спортивные костюмы.

— Ну-ну, кого там принесло? — усмехнулся один из них, оглядывая дедушкин «Москвич».

— Дед какой-то, — сказал другой и сплюнул на землю. — Видал? Он крыло нам зацепил.

Третий парень, моложе остальных, подошёл ближе. На шее у него поблёскивала татуировка.

— Ну что, дедуля, попал ты, — начал он, облокотившись на крышу «Москвича». Видишь вон то крыло?

Василий Павлович выглянул из окна и удивлённо посмотрел на их машину.

— Какое крыло? Я вас даже не тронул!

— А мы говорим — задел, — улыбнулся парень с татуировкой. — И что теперь делать будем?

— Делать? — дедушка растерянно покачал головой. — Да я ж… да я вообще ехал себе спокойно!

— Спокойно, говоришь? — бандит резко открыл дверцу и вытащил дедушку из машины. — А за крыло кто платить будет?

— Да я… я… — Василий Павлович запнулся, побелел лицом и вдруг судорожно прижал руку к груди.

— Чё с ним? — нахмурился второй парень.

— Кажется, плохо ему, — сказал третий. — Может, скорую?

Татуированный парень махнул рукой.

— С чего вдруг? Да он притворяется. Дедуля, не валяй дурака. Где кошелёк?

— Кошелёк? — Василий Павлович дрожащими руками полез в карман пиджака. — Только не забирайте всё… Там и так немного.

— Ну-ка, дай сюда! — парень с татуировкой резко выхватил кошелёк из рук дедушки.

Василий беспомощно протянул руку обратно.

— Верни… Зачем вам?

— Спокойно, дед, — хмыкнул тот. — Проверим, что ты там припрятал. Может, не такой ты уж бедный?

Он начал перебирать содержимое: мелочь, квитанции, сложенная вчетверо старая двадцатка.

— Да тут мышь повесилась, — усмехнулся второй бандит, заглядывая через плечо. — И что мы с этим делать будем?

Татуированный парень уже терял интерес.

— Пару рублей да старые бумажки. Чего вообще с него взять?

Но тут его взгляд упал на что-то в глубине кармашка кошелька. Он вытянул сложенную пополам фотографию и внимательно развернул её.

— Опа… А это кто?

На снимке был молодой парень в военной форме. Уверенная улыбка, строгий взгляд.

— Сын мой, — тихо сказал дедушка. Голос его дрожал. — Паша.

— Да ну? — ухмыльнулся парень и повернул снимок к остальным. — Гляньте, какой герой.

Дедушка опустил голову.

— Служил…

— На горячей точке? — поинтересовался второй бандит, наклоняясь ближе.

— Да… — кивнул Василий. — Писал недавно. Говорит, всё нормально.

Парни переглянулись. Татуированный усмехнулся.

— Нормально? Там, где он сейчас, «нормально» не бывает. — Он внимательно посмотрел на дедушку.

Наступила короткая пауза. В воздухе повисло молчание. Даже самый молодой из банды, до этого хмуро молчавший, вдруг встрепенулся.

— Толя, погоди… Покажи-ка фотку ближе.

Толя протянул снимок.

— Говоришь, это Паша? — уточнил парень.

— Да, — Василий кивнул. — Павел Васильевич Кожевников.

Толя застыл, разглядывая фотографию.

— Кожевников… Ну надо же. — Он хмыкнул, но улыбка уже исчезла с лица. — Это точно он.

— Чего ты молчишь? — дернул его за плечо второй. — Ты его знаешь?

Толя обернулся к главарю.

— Знаю. Мы с ним вместе служили.

Главный бандит нахмурился.
— Ты уверен?

— Уверен. — Толя поднял фотографию повыше. — Он мне жизнь спас.

Главный молча протянул руку и взял снимок. Его взгляд тоже изменился — уже не было ни злости, ни ухмылки.

— Сын этого деда… Спас тебе жизнь?

Толя кивнул.

— Да. Там, в том аду…

Главный осматривал фотографию молча, словно примеряя знакомые черты молодого человека к своим воспоминаниям.

— Ты уверен, Толя? Это он? — голос его прозвучал тихо, но с нажимом.

— Да точно! — Толя кивнул резко, как будто боялся, что его не услышат. — Мы вместе служили. В разведке.

Главный медленно поднял глаза от снимка и внимательно посмотрел на подельника.

— Когда? Где именно?

Толя повёл плечами, словно отгоняя воспоминания.

— Да ты что, не помнишь? Осень, тот самый рейд. Мы чуть в окружение не попали… А Паша этот… Он тогда весь взвод вытянул.

— Подожди, — главный нахмурился и сжал губы. — Это тот случай, когда вы ещё по болоту шли?

Толя снова кивнул, глаза блестели от напряжения.

— Ага. Я тогда чуть не утонул. А он меня за шкирку вытащил и на себе тащил ещё полдня.

Наступила короткая пауза. Главный будто снова видел перед собой тот лес, болото и Пашу, который рвался вперёд, не обращая внимания на раны и усталость.

— Ты думаешь, я это забуду? — пробормотал он себе под нос.

— Не забудешь, — ответил Толя. — Вот и я не забыл.

Главный резко повернулся к дедушке, который всё это время стоял, прижимая руки к груди.

— Это точно твой сын?

— Да… Паша мой. Павел Васильевич Кожевников, — тихо сказал дедушка, не понимая, куда всё клонит.

Главный кивнул, словно для себя, потом медленно сложил фотографию и сунул её обратно в кошелёк.

— Значит так, парни… — его голос вдруг стал твёрже. — Сворачиваем лавочку. Всё, хватит.

— Как это хватит? — не понял второй бандит, который стоял чуть в стороне. — Ты же сам сказал, что…

— Я сказал — хватит! — резко оборвал его главный. — Мы никого больше не трогаем.

— Но… мы же деньги…

Главный не дал договорить. Он шагнул к нему и ткнул пальцем в грудь.

— Этот парень мне жизнь спас. А теперь я его отца грабить буду? Ты в своём уме?

Бандит смутился и замялся.

— Ну… я ж не знал…

— А теперь знаешь, — резко бросил главный. — Всё, разговор окончен.

Он подошёл к дедушке и аккуратно взял его за локоть.

— Садись в нашу машину. Мы тебя в больницу отвезём.

Василий неуверенно посмотрел на свою старенькую «Москвичку».
— А машина?..

— За ней потом вернёмся, не переживай. Главное сейчас — тебе в порядок прийти.

Дедушка молча кивнул и осторожно сел на заднее сиденье «девятки». Всё ещё не верил в происходящее.

Главный хлопнул дверью и обернулся к своим.

— Поняли меня? Больше ни шагу в эту сторону.

— Поняли, — пробурчал Толя и посмотрел на фотографию, которую всё ещё держал в руках.

— А если ещё раз попытаетесь кого-то на этой дороге тронуть, — добавил главный, — я сам с вами разберусь.

И тишина на несколько секунд накрыла всю трассу.

У больницы главарь помог Василию выйти из машины. Дедушка держался за руку крепко, пальцы дрожали.

— Всё будет хорошо, дед. Врачи посмотрят тебя, проверят. — Голос главного звучал уверенно, но мягче, чем раньше.

— Спасибо вам… Но почему вы это делаете? — Василий поднял глаза и внимательно посмотрел на мужчину.

Главный отвёл взгляд, будто не знал, что ответить сразу. Помолчал, вздохнул.

— Твой сын… — Он остановился на секунду, словно собираясь с мыслями. — Твой Паша когда-то мне жизнь спас. Теперь моя очередь.

— Паша? — Василий прищурился. — Вы знали моего сына?

Главарь кивнул.

— Мы вместе служили. В горячей точке. Там такое творилось… Ну, ты, наверное, знаешь.

Дедушка молчал, но в глазах его читалась тревога и гордость одновременно.

— Паша там многим помог, — продолжил главный. — Но со мной он поступил так… Я этого никогда не забуду.

— Что случилось? — осторожно спросил Василий.

Главный вздохнул.

— Попали мы тогда в засаду. Нас прижали плотно, выхода не было. Я уже подумал, что конец. А твой Паша вытащил меня. Под обстрелом тащил. Сам чуть не погиб… — Он замолчал и покачал головой. — Если бы не он, меня бы уже давно не было.

— Вот ведь, — прошептал Василий и тихонько перекрестился. — Всегда он таким был… Добрый. Смелый.

Главный грустно улыбнулся.

— Знаешь, дед, я вот тогда решил, что если вдруг когда-то смогу кому-то так же помочь, то сделаю это. Без раздумий. Сегодня — тот самый случай.

Василий кивнул, глаза его увлажнились.

— Спасибо вам… — Голос дедушки дрогнул. — Я знал, что Паша хороший человек. Но и вы, значит, не такие уж плохие.

Главный замахал руками, как бы отгоняя похвалу.

— Да брось ты. Мы своё натворили уже… — Он опустил голову. — Но, может, ещё не поздно что-то исправить?

В этот момент к ним подошли остальные парни. Толя держал в руках ключи от «Москвича».

— Мы твою машину починили, — сказал он. — Ключи на месте.

— И больше не увидишь нас на этой трассе, — добавил главный. — Мы уезжаем. Навсегда.

Василий нахмурился.

— А чем теперь будете заниматься?

Главный впервые за день чуть улыбнулся.

— Найдём что-нибудь. Главное — быть в порядке с самим собой.

Дедушка протянул руку.

— Тогда пусть и у вас всё будет хорошо.

Главный крепко пожал его руку.

Лесничий Иван тихо шагал по тропинке, слушая привычные звуки леса: шорох листвы, треск веток под лапами зайца, крик сорок. Было прохладное осеннее утро. Иван направлялся к южной части заповедника, где недавно заметил несанкционированный след квадроцикла. Кто-то из браконьеров, видимо, решил испытать удачу.

Шагов через пятьдесят он заметил беспокойство птиц. Дрозды кричали так, словно обнаружили хищника. Иван двинулся на шум и вскоре увидел землю, изрытую лапами. В центре была небольшая лужица крови. Нахмурившись, Иван огляделся и, немного в стороне, обнаружил причину трагедии. Среди кустов лежала мертвая волчица, а чуть дальше — металлический капкан, из которого она сумела выбраться, но слишком поздно.

Иван тяжело вздохнул. Несмотря на частые рейды, такие инциденты всё равно происходили. Он уже собирался возвращаться, чтобы вызвать помощников и убрать капкан, как вдруг услышал тихое поскуливание. Где-то рядом, в зарослях, кто-то был. Иван медленно подошёл, отогнул ветки и замер. На него смотрели три пары огромных желтоватых глаз. Волчата. Ещё совсем маленькие, трепетные, с поджатыми хвостами.

Иван знал, что у них нет шансов. Мать убита, охотиться они не умеют, а ближайшая стая — в десятках километров отсюда. Лесничий выпрямился, задумался. По правилам заповедника вмешиваться в природу нельзя, но как оставить этих крох умирать?

— Ну что, ребята, похоже, придётся мне вас к себе забрать, — тихо проговорил он и принялся осторожно укладывать волчат в своё старое полотняное пальто.

В избушке, где Иван жил круглый год, волчата быстро освоились. Он дал им имена: Серый, Лапа и Ветерок. Лапа была немного хромой — видимо, у неё была старая травма. Серый отличался упрямством, а Ветерок оказался самым любознательным. Иван купил молоко в деревне, стал кормить их из бутылки, а позже начал подкармливать варёной рыбой и мясом.

Каждый день волчата росли, и их поведение становилось всё увереннее. Они играли на веранде, гонялись друг за другом и даже иногда пытались нападать на Ивана из засады, пугая его ради забавы.

Но вскоре начались проблемы. Соседи из деревни, узнав, что Иван приютил волков, стали роптать. В магазине на него поглядывали косо, один из местных даже заявил:

— Зачем ты зверей кормишь? Они потом к нашим коровам придут!

— Они вернутся в лес, — отрезал Иван. — Это временно.

Но разговоры не утихали. Сельский староста посетил его избушку и строго предупредил:

— Иван Николаевич, волки в хозяйстве — это опасно. Думаю, лучше их усыпить. Или хотя бы увезти куда-нибудь подальше.

Иван молчал, сжимая кулаки. Но внутри он уже знал, что будет бороться за своих подопечных до конца.

Когда волчата подросли, Иван начал готовить их к возвращению в природу. С помощью коллег-экологов он построил тренировочную зону с огороженной территорией, где волчата могли охотиться на выпущенных туда кроликов и фазанов. Он не вмешивался, только наблюдал издалека.

Постепенно волчата теряли интерес к человеческой пище и научились добывать её сами. Иван заметил, что Серый взял на себя роль лидера, Лапа отвечала за осторожность, а Ветерок часто выступал разведчиком.

В это же время браконьеры снова дали о себе знать. В одном из рейдов Иван наткнулся на расставленные вокруг заповедника ловушки. Занимаясь их обезвреживанием, он наступил на ослабленный корень, оступился и попал в одну из ям, оставленных охотниками. Нога оказалась придавлена и травмирована. Свисток, который всегда висел на его шее, упал на дно ямы. Иван закричал, но никто не откликнулся.

Внезапно в кустах мелькнула тень. Серый. Иван слабо улыбнулся.

— Эх, парень, и ты тут, — выдохнул он. Волк смотрел на него несколько секунд, потом скрылся.

Через час к яме прибежали все трое. Они нервно поскуливали, грызли ветки, словно стараясь что-то предпринять. Неожиданно Ветерок убежал. А ещё через полчаса Иван услышал шаги своих коллег.

— Он привёл нас! — сказал один из них, указывая на Ветерка, который прыжками нёсся вокруг людей. — Это твои волки, Иван?

— Ага. Мои.

На следующее утро Иван окончательно решил: волчата готовы к свободе. Вместе с коллегами он отвёз их в отдалённую часть леса, подальше от человеческого жилья. У выхода из машины он подзывал каждого из них, гладил и отпускал. Лапа не сразу пошла, виляя хвостом и нерешительно оборачиваясь. Серый остался последним. Он долго смотрел в глаза Ивана, словно прощаясь.

— Иди, Серый. Всё будет хорошо, — сказал лесничий.

Волчата растворились в гуще леса.

Спустя несколько месяцев Иван, как обычно, обходил территорию заповедника. На пороге избушки он заметил необычную кучу. Это были кролики, их аккуратно сложили в стопку. На земле виднелись следы волчьих лап.

Иван присел на крыльцо, поднял один из трофеев и засмеялся.

— Спасибо, ребята, — тихо произнёс он.

Сердце лесничего наполнилось теплом. Он знал, что сделал всё правильно.

Мій син нещодавно розлучився, і спочатку він звинувачував у всьому мене. Хоча я шкодую, що його сім’я розпалася, але вважаю, що вчинила правильно. Довгий час мій син Віталік був неодружений, тоді як його друзі вже завели свої сім’ї. Я переживала, поки він не познайомив мене з Тамарою, сказавши, що має серйозні наміри. Вона мені не сподобалася, але я мовчала, радіючи з того, що син не один. Невдовзі вони вирішили одружитися та жити з нами. Весілля вони не зіграли, пославшись на дорожнечу, а просто зареєстрували свій шлюб у РАГСі.

Мати Тамари незабаром приїхала погостювати до нас спочатку на кілька днів, але після втрати роботи продовжила своє перебування на невизначений термін. Вона нічим не допомагала мені і, здавалося, не поспішала їхати. Зрештою, ситуація дійшла до того, що син з невісткою запропонували мені з’їхати, щоб моя сватя могла спокійно жити в моєму домі. Вони стверджували, що їй потрібна підтримка. Ошелешена і засмучена такою вимогою, я відмовилася, стверджуючи, що це мій будинок.

Син став на бік дружини, твердячи, що ми маємо допомогти. Все це призвело до конфронтації, після якої сватя вирішила поїхати. Невдовзі після цього Тамара подала на розлучення, заявивши, що не любить мого сина. Ось син і звинувачує мене у всьому тому, що трапилося, але я вважаю, що мала рацію, захищаючи наш будинок. Сподіваюся, колись він це зрозуміє.

Світ Брента руйнується, коли його дружина народжує дитину з темною шкірою, що викликає шок і звинувачення в пологовій палаті. Оскільки сумніви та зрада загрожують зруйнувати їхню сім’ю, Брент повинен зробити вибір, який назавжди перевірить силу їхньої любові та довіри. Після п’яти років спроб ми зі Стефані нарешті стали батьками. Стефані стискала мою руку, як у лещатах, коли у неї почалися чергові перейми, але обличчя її було безтурботним і зосередженим. Наші родичі стовпилися біля дверей, даючи нам простір, але залишаючись досить близько, щоб мати змогу увірватися всередину, як тільки з’явиться дитина. Лікар підбадьорливо кивнув мені, і я стиснув руку Стефані. – У тебе все чудово виходить, люба, – прошепотів я. Вона швидко посміхнулася мені, і тоді прийшов час.

Прийшов час для того, щоб все, на що ми сподівалися, заради чого працювали, нарешті збулося. Коли у повітрі почувся перший крик, я відчув приплив полегшення, гордості та любові, що змішалися між собою. Я навіть не усвідомлював, що затримав дихання, поки не випустив його тремтячим видихом. Стефані потягнулася, бажаючи потримати нашого малюка, але коли медсестра поклала крихітну, звиваючусь грудочку їй на руки, щось в кімнаті змінилося. Стефані дивилася на дитину, її обличчя зблідло, очі розширилися від шоку. – Це не моя дитина, – видихнула вона, слова застрягли у неї в горлі. – Це не моя дитина! Я моргнув, нічого не розуміючи. – Що ти маєш на увазі? Стеф, про що ти говориш? Вона похитала головою, навіть коли медсестра пояснила, що пуповину ще не перерізали, тому це, безумовно, наша дитина. У неї був такий вигляд, ніби вона хотіла відштовхнути його. – Брент, подивися! – Її голос зривався, паніка прозирала в кожному складі. – Вона… вона не така… Я ніколи… Я подивилася на нашу дитину, і мій світ перевернувся.

Смаглява шкіра, м’які кучерики. У мене немов земля пішла з-під ніг. – Що за чортівня, Стефані? – Я не впізнав свій голос, різкий і звинувачуючий, що рознісся по кімнаті. Медсестра здригнулася, і краєм ока я помітив, що наші сім’ї застигли в шоці. – Це не моє! – Голос Стефані здригнувся, коли вона подивилася на мене очима, повними сліз. – Цього не може бути. Я ніколи ні з ким не спала. Брент, ти повинен мені повірити, я ніколи… Напруга в кімнаті стала нестерпною, коли всі тихо пішли, залишивши нас тільки втрьох. Мені слід було залишитися, але я не витримав зради. – Брент, почекай! – Пролунав у мене за спиною голос Стефані, надламаний і відчайдушний, коли я попрямував до дверей. – Будь ласка, не залишай мене. Клянусь, у мене ніколи не було нікого іншого. Ти єдиний чоловік, якого я коли-небудь кохала. Неприхована чесність у її голосі змусила мене зупинитися. Я повернувся, щоб подивитися на неї.

Це була жінка, яку я кохав довгі роки, жінка, яка підтримувала мене у всіх випробуваннях і розбитому серці. Чи справді вона мені зараз бреше? -Стеф, – сказала я, і мій голос пом’якшився, незважаючи на бурю, що вирувала всередині мене. – Це не має сенсу. Як… як ти це поясниш? – Я теж цього не розумію, але, будь ласка, Брент, ти повинен мені повірити. Я знову подивився на дитину на її руках і вперше по-справжньому побачив її. Шкіра і волосся все ще викликали шок. Але потім я побачив це: у неї були мої очі. І ямочка на лівій щоці, зовсім як у мене. Я скоротив відстань між нами і простягнув руку, щоб погладити Стеф по щоці. – Я тут. Я не знаю, що відбувається, але я не залишу тебе. Ми розберемося з цим разом. Вона, ридаючи, притулилася до мене, а я притиснув дружину і дочку до себе так міцно, як тільки міг.

Я не впевнений, як довго ми так простояли, але врешті-решт Стефані почала клювати носом. Довгі години пологів і стрес, викликаний шокуючою появою нашої дитини, позначилися на ній. Я обережно звільнився з її обіймів і пробурмотів: “мені потрібна лише хвилина. Я зараз повернуся”. Стефані підняла на мене опухлі і червоні очі і кивнула. Я знав, що вона боїться, що я не повернусь, але я більше не міг залишитися в цій кімнаті. Не тоді, коли у мене паморочилося в голові. Я вийшов в коридор, двері тихо клацнули за моєю спиною, і я зробив глибокий вдих, але це не допомогло. Мені потрібно було більше, ніж просто подихати свіжим повітрям. Мені потрібні були відповіді, ясність, щось, що допомогло б розібратися в хаосі, який щойно запанував у моєму житті.

– Брент, – пролунав голос, різкий і знайомий, пронизав мої думки, як удар ножа. Я підвів очі і побачив, як моя мати стоїть біля вікна в кінці коридору, міцно схрестивши руки на грудях. На її обличчі застигла жорстка, несхвальна гримаса, від якої у мене в дитинстві по спині пробігали мурашки, коли я розумів, що облажався. – Мам, – привітав я її, але мій голос звучав рівно, без емоцій. У мене не було сил вислуховувати лекцію, яку вона збиралася виголосити. Вона не втрачала часу дарма. – Брент, ти не можеш залишатися з нею після цього. Ти бачив дитину. Це не ваша дитина. Цього не може бути. – Це моя дитина, я впевнений в цьому. Я… – Мій голос здригнувся, тому що, по правді кажучи, я не був до кінця впевнен. Ще ні. І цей сумнів… Боже, цей сумнів з’їдав мене живцем. Мама присунулася ближче, її очі звузилися. – Не будь наївним, Брент. Стефані зрадила тебе, і ти повинен усвідомити цей факт.

Я знаю, ти кохаєш її, але ти не можеш ігнорувати правду. Її слова вразили мене, як удар під дих. Зраджений. Я хотів накричати на маму, сказати їй, що вона не права, але слова застрягли у мене в горлі. Тому що якась маленька, жорстока частина мене прошепотіла, що, можливо, вона мала рацію. – Мамо, я….. Я не знаю, – зізнався я, відчуваючи, як земля йде у мене з-під ніг. – Я не знаю, що зараз думати. Вона пом’якшилася, зовсім трохи, і торкнулася моєї руки. “Брент, ти повинен піти від неї. Ти заслуговуєш на краще, ніж це. Вона явно не та, за кого ти її приймав. Я відійшов від неї, похитавши головою. – Ні, ти не розумієш. Справа не тільки в мені. Там мої дружина і дочка. Я не можу просто піти. Мама подивилася на мене з жалем. – Брент, іноді доводиться приймати важкі рішення для власного блага. Ти заслуговуєш правди. Я відвернувся від неї. – Так, я дійсно заслуговую правди. Але я не буду приймати жодних рішень, поки не дізнаюся її. Я збираюся докопатися до суті, мам. І що б я не дізнався, я з цим розберуся. Але до цього часу я не збираюся відмовлятися від Стефані. Вона зітхнула, явно незадоволена моєю відповіддю, але не наполягала.

– Просто будь обережним, Брент. Не дозволяй своїй любові до неї затуляти від тебе реальність. З цими словами я повернувся і пішов геть. Я більше не міг стояти і слухати її сумніви, не тоді, коли у мене було так багато власних. Я попрямував до відділення генетики лікарні, і кожен крок давався мені важче попереднього. До того часу, як я дістався до кабінету, моє серце шалено стукало в грудях, невпинно нагадуючи про те, що поставлено на карту. Лікар був спокійний і професійний, пояснюючи процес проведення аналізу ДНК так, немов це був звичайний тест. Але для мене це було що завгодно, тільки не рутина. Вони взяли у мене кров, взяли мазок з внутрішньої сторони щоки і пообіцяли, що результати будуть готові якомога швидше. Я провів ці години, гуляючи по маленькій приймальні і прокручуючи все в голові. Я продовжував думати про обличчя Стефані, про те, як вона дивилася на мене, так відчайдушно бажаючи, щоб я їй повірив. І дитина з моїми очима і ямочками на щоках. Моє серце чіплялося за ці деталі, як за рятувальний круг. Але потім я почув в своїй голові мамин голос, який говорив мені, що я дурень, раз не бачу правди. Нарешті, пролунав дзвінок. Я ледве чув голос лікаря через шум крові у вухах. Але потім через шум прорвалися слова:

“Тест підтверджує, що ви біологічний батько”. Спочатку мене накрило полегшення, немов хвиля, а потім почуття провини, таке гостре, що у мене перехопило подих. Як я міг сумніватися в ній? Як я міг дозволити цим насінням підозрілості пустити коріння в моїй свідомості? Але лікар ще не закінчив. Віе розповіла про рецесивні гени, про те, як риси, що передавалися з покоління в покоління, можуть раптово проявитися у дитини. Науково це мало сенс, але це не позбавило мене почуття сорому за те, що я не довіряв Стефані. Тепер правда була очевидною, але це не змусило мене відчувати себе меншим ідіотом. Я дозволив сумнівам закрастися в мою душу, отруїти той день, який повинен був стати найщасливішим в нашому житті. Я повернулася в кімнату, стискаючи результати в руці, як рятувальний круг. Коли я відчинив двері, Стефані підняла голову, її очі були сповнені надії, якої я не заслуговував. Я в три швидких кроки перетнув кімнату і простягнув їй листок. Її руки тремтіли, коли вона читала, а потім вона не витримала, і сльози полегшення потекли по її обличчю. – Вибач, – прошепотів я, мій голос тремтів від хвилювання. – Мені так шкода, що я сумнівався в тобі. Вона похитала головою, притягуючи мене до себе, наша дочка затишно влаштувалася між нами. – Тепер у нас все буде добре, – тихо сказала вона. І, обіймаючи їх обох, я мовчки поклявся: що б не сталося на нашому шляху, хто б не намагався нас розлучити, я буду захищати свою сім’ю. Це були моя дружина і моя дитина, і я ніколи більше не дозволю сумнівам або осуду встати між нами.